Дорога войны
Шрифт:
– Римляне захапали полмира! – вставил жрец. – Ты что же, помогаешь им захватить оставшуюся половину?
– Захапали, верно. Римляне железом и кровью связали разные народы. И правильно сделали! А как еще можно было распространить цивилизацию, культуру, закон? Все ж отбрыкивались, руками и ногами – и галлы, и мавры, и вы, даки.
– У нас были свои законы, – мрачно возразил Сирм, – и свои порядки.
– А дороги у вас были? – спросил Сергий насмешливо. – А термы? Школы? Водопровод? Библиотеки? Послушай, Сирм, я тебя прекрасно понимаю – ты прибыл на родную землю и видишь, как она меняется. И маешься!
– Да? – усмехнулся первосвященник. – Знаешь, когда я ночевал в Дробете, там был один дак, из ауксиллариев. Он выпил и сильно ругался. Вот, дескать, выделили мне римляне тридцать югеров земли! А она чья была? Не моя разве?!
– Конечно, не его! – отрезал Сергий. – А то я не знаю, кому ваша земля принадлежала! Князькам разным, тем, кого вы называли пиллеатами. Ведь так? А теперь этот твой дак, отслужив, получил надел. И это его земля, хоть он и не пиллеат.
– Ох! – скривился Сирм. – Не знаю. И так думаю, и этак. Голова пухнет! Ведь, получается, зря мы воевали!
– А разве не так? – тихо осведомился Лобанов. – Или Децебалу трудно было жить в мире с Римом? Давай честно рассудим. Вот скажи, кто такой Траян, – захватчик и только?
Сирм подумал и признал:
– Ну, не только. Он, конечно, силой взял Дакию, но и мы римлянам крови попортили изрядно. То на Мезию нападем, то в Паннонию заявимся. Всякое бывало.
– Вот именно! И Траян решил навести порядок – раз и навсегда. Он занял Дакию, и ни даки не опасны более, ни те же сарматы – ведь теперь имперские земли прикрыты Карпатами. Или как вы их называете? Венедскими горами?
Жрец кивнул.
– И я понимаю, что ты чувствуешь. Не все же даки дрались с Траяном, половина перешла на сторону римлян. И теперь эта половина как сыр в масле катается, а ты гадаешь – предатели они или не предатели.
Дак снова кивнул.
– А ты подумай, – внушительно сказал Сергий. – Вот если бы Траян поступил, как Децебал с Мезией, – то есть пограбил, пожег бы и ушел с добычей, – тогда бы я первым тебя поддержал. Тогда бы стоило римлянам объявлять войну – было бы за что! Но посмотри – легионеры строят дороги. Города Дакии одеваются в камень. К Сармизегетузе прокладывают акведук с первым водопроводом. Видишь, что получается? Траян просто выгнал неспособных правителей и распорядился Дакией по-своему. И я его в этом поддерживаю. Правда, есть тут один момент. – Роксолан задумался. – Не знаю, служил бы я Траяну. Нет, наверно, не служил бы. Не по мне война! Хотя и Траян мне чем-то симпатичен. Слыхал, как он с доносчиками поступил? У прежнего-то императора, который до Траяна правил, были сотни платных доносчиков. Представляешь? Доносили на всех, еще и деньги за это получали! А Траян – вояка, он честный был и прямой. Короче, приказал он всех тех стукачей собрать, посадить на дырявые баржи и в море вывезти! Там они пузыри и пустили. А эти, алименты? Ты в курсе, что Траян приказал мальчикам-сиротам по шестнадцать сестерциев в месяц выплачивать? И девочкам тоже платят, поменьше только. А этих денег даже взрослому хватит на питание, если не жировать особо. Вот тебе и Траян, захватчик-поработитель! Но все равно, с Адрианом как-то лучше, что ли. Он за мир во всем мире, – улыбнулся Лобанов, – такому императору я готов помогать. Понял?
Сирм кивнул в третий раз
– И чего же ты хочешь от меня, римлянин? – задал он главный вопрос.
– Покажи нам дорогу на Когайнон, – медленно и спокойно проговорил Сергий, – и открой тайну сокровищ Децебала. Мы возьмем золото и дадим тебе свободу.
– Так уж и свободу? – усомнился Сирм.
– А к чему нам твоя жизнь или твоя смерть? – по-прежнему спокойно сказал Лобанов. – Лично мне ты ничего плохого не сделал.
Жрец задумчиво пожевал губами и сказал:
– Хорошо. Я отведу вас к золоту.
– Когда? – спросил Сергий, стараясь сохранить безразличное выражение лица.
– Завтра пойдет снег. Ближе к вечеру возьмете лошадей – на себя и на меня.
– И на меня! – шепотом вставил Гай Антоний.
– …И на него, и ждите у западной стены, где кузни. Там есть особые военные ворота, они замазаны глиной с обеих сторон. Их откроют только один раз, когда враг осадит городище Тарба и надо будет нанести удар. Или для того, чтобы погулять по тылам неприятеля. Мы воспользуемся этими воротами – и скроемся незаметно.
Внезапно из коридора донесся шум, и Гай подскочил на месте.
– Уходи! – прошипел он Сергию, тыча пальцем в потолок. – Через крышу! И через конюшню!
Лобанов подхватился и подпрыгнул, хватаясь за стропило, черное и скользкое от сажи. Повис на одной руке, другой раздвигая снопы камыша, и подтянулся рывком, высовываясь наружу, в холод и темноту. Взбрыкнув ногами, он перевесился и мягко повалился в сугроб. Вроде тихо. Сергий вскочил и по стенке, по стенке двинулся вдоль конюшни, пока не скользнул в сырое тепло. Лошади зафыркали, но ласковый голос Лобанова успокоил животных.
Приоткрыв ворота, Сергий проскользнул наружу и растворился в ночи, полный перспектив – сияющих или, как минимум, блестящих.
Снег шел не густо, но он падал и падал, пряча под белым покрывалом постыдную грязь. Закат был почти не виден за снежной мутью, пылание уходящего солнца слегка разбавило багрянцем непроглядную белесину – и угасло. Настала ночь. Пришла пора.
Четверо преторианцев и Тзана собрались загодя, с утра подкармливая коней верховых, вьючных и запасных. Отужинав в последний раз под войлочным сводом юрты Равсимода, пятерка переглянулась, и Лобанов тихо скомандовал:
– Выходим!
– Начинаем отступление, – перевел по-своему Эдик, но серьезно, не шутя.
Застоявшиеся кони охотно покинули стойла. Снег их не порадовал, но ветра не было, а мириады падающих ледяных звездочек скрадывали шаги, глушили звуки отдаленные и близкие. Волею небес мир погружался в тишину и покой.
– К кузням будет ближе, если мимо кладбища, – дал совет Гефестай.
– Какого? – спросил Сергий. – Сарматского?
– Нет, того, где даков с гетами хоронят. Сейчас. Вот сюда!
Кушан провел друзей узким ходом мимо глинобитных хижин, где жались к огню местные жители, терпеливо, тупо пережидая холода.
Обогнув храм Замолксиса и небольшой погост, кавалькада выбралась к кузням. Кузни стояли в ряд, примыкая вплотную к крепостной стене, если можно таковой называть плетеный тын, обмазанный глиной. Не все кузнецы затушили горны, в паре мест продолжался звонкий перестук молотов. Жар нагонялся великий, и двери были распахнуты настежь, далеко вытягивая красные отсветы.