Дорога войны
Шрифт:
– Дорогу! – сердито кричал Луций. – Дорогу! Толпа неохотно расступалась, пропуская коней, и смыкалась за арьергардом.
– Похоже на лагерь беженцев, – морщась и оглядываясь, сказал Искандер.
– А это он и есть, – спокойно проговорил Сергий. «Продотряд» миновал еще пару стен, пока не выехал на сравнительно чистое место, застроенное огромными шатрами. Да и население здешнее выглядело куда презентабельнее, причем все до одного были в полном боевом.
– Элитная застройка, – сострил Эдик.
Латрункулы спешились, повели коней в поводу. Бородачи с копьями наперевес окружили преторианцев и подвели их к самому большому из шатров. Перед ним в настоящем кресле-биселле восседал крупный мужик в богатых одеждах.
Луций подошел к нему и сдержанно поклонился.
– Твой приказ исполнен, Оролес, – сказал он, – еды я взял много, должно хватить до ранней весны. А это, – он показал себе за спину, – римляне, которых я хочу убить на глазах у всех. Честно убить, в поединке.
– Они твои враги? – пробасил Оролес.
– Да, мой царь.
«Царь» встал и выпрямился. Подойдя поближе, он с интересом рассмотрел жертвы Луция.
– Приветствую тебя, Оролес, – хладнокровно сказал Сергий. – Не слушай этого дурачка. Его столько раз лупили по голове, что он давно потерял способность соображать. Мы все – римские гладиаторы. Служили Риму, а теперь хотим воевать под твоим началом.
– Вот как? – задрал бровь Оролес. – И девка – тоже гладиатор?
В толпе окружающих разнеслись смешки.
– Представь себе, – ответил Сергий, не моргнув глазом. – Или ты не слыхал о гладиатриссах?
– Слыхал, чего ж… Значит, ты не желаешь быть убитым в поединке с Луцием?
– Боюсь, – улыбнулся Лобанов, – умереть у меня не получится. Вот умертвить кого – это пожалуйста!
Оролес довольно захмыкал, переводя взгляд со спокойного лица Сергия на бледную перекошенную физиономию Луция Эльвия.
– Что ж, – величественно сказал Оролес, – раз мой сотник жаждет поединка, не буду ему отказывать!
Лицо гладиатора-сотника чуток разгладилось.
– Но, – поднял палец «великий царь даков», – биться будете не до смерти, а до первой крови! Не хмурься, Змей, у меня бойцов нехватка. Раз уж пришли и просятся под мою руку, должен я знать, кого беру! Ну, чего стоишь? Начинай!
Луций Эльвий отдал резкую команду, и толпа поспешно раздвинулась, освобождая квадрат утоптанного снега, кое-где отмеченный лошадиными «яблоками», раздавленными сапогами и копытами.
Преторианцы, повинуясь жесту сотника, отошли к шатру Оролеса.
– Начинаем! – выкрикнул усатый знаменосец «царя» и грохнул мечом о щит.
Луций приблизился вразвалочку к преторианцам и ткнул пальцем в Эдика.
– Ты будешь первым! Выбирай оружие!
Чанба ухмыльнулся и вышел в середину неровной квадратной «арены».
– Мой дед, – сказал он неторопливо, – был пастухом. Он пас овец в горах и хорошо умел пользоваться кнутом – бывало, хребет волку перешибал! Я тоже от него кой-чему научился. Тут пастухи есть?
– Кнут тебе дать? – крикнули из толпы.
– Ну да! Не мечом же драться с вашим сотником! Оцарапаю еще.
По толпе пошли смешки, а после вперед протиснулся давешний молодчик с бельмом и протянул Чанбе кнут:
– Держи!
Эдик с улыбочкой разглядывал переданное оружие. Кнут был хорош. Рифленая рукоять продолжалась плетенным из трех ремешков бичом, утончавшимся к концу. Обычно в кончик кнута вплетали шарик или гирьку, и тогда хоть волку хребет перешибай, хоть локоть человеку. А эта тугая плеть, локтей трех в длину, была приспособлена для того, чтобы полосовать и резать, – ее вымочили в молоке, а затем высушили на солнце, с тем чтобы конец кнута сделался острым, как лезвие ножа.
Луцию тоже вручили кнут. Гладиатор поморщился и сказал раздраженно:
– И охота тебе позориться, Эдуардус? Любишь же ты цирк устраивать! Ну ладно, давай изобразим пегниариев, [74] распотешим толпу… Не убью, так хоть отстегаю тебя, гадский коротышка!
«Вот это ты зря сказал!» – подумал Сергий. Эдик не ответил даже словом на оскорбление – он хитро взмахнул кнутом и заарканил ноги гладиатора. Заарканил и дернул за кнутовище, опрокидывая Луция на снег.
74
Пегниарии – разновидность гладиаторов, бившихся кнутами и палками. Исполняли роль клоунов, разогревая публику перед настоящими боями.
– Вставай давай! – грубо окликнул его Чанба, расплетая бич. – Чего разлегся, великан сраный?
Змей вскочил, бледный от бешенства. Взмахнул кнутом, но внук деда Могамчери и тут оказался на ход впереди – его плеть с резким щелчком захватила кнутовище у Луция в руке, тут же выдернула его, донесла до хозяина…
Эдик поймал трофейный бич и щелкнул обоими – звук прошел, как от выстрела дуплетом. А в следующую секунду Чанба нанес два вертикальных удара – бичи свистнули, а Змей взвизгнул, вскидывая руки к голове. Мочки его ушей были рассечены, с них капала кровь, пятная относительно белую тунику.
– Цени мою добрость, – сказал Эдик, отбрасывая оба кнута. – Я бы мог выстегнуть тебе глаза или вовсе лишить ушей, но я человек жалостливый! – Обернувшись к Оролесу, он вежливо спросил: – Победа за мной?
– Ты его одолел! – осклабился «царь», и толпа взревела. Каждый второй из окружавших место для поединка был пастухом и по достоинству оценил умение Чанбы обращаться с кнутом.
– Следующий! – выкрикнул Эдик.
– Разрешите мне? – деликатно осведомился Искандер. – Не желает ли Луций Эльвий сразиться со мною? На мечах?
– Желаю! – брякнул гладиатор, все еще не пришедший в себя от перенесенного позора. Уж на мечах-то он будет первым!
– Как биться будем – одним мечом или сразу двумя?
– Двумя! – оскалился Змей, припоминая победу в Большом Цирке.
Искандеру подали его же полуспаты, отнятые на полонине. Тиндарид поблагодарил кивком и сжал рукояти.
Ярость от унижения и срама все еще клокотала в Луции, поэтому он не стал развивать наступление постепенно, пробуя защиту противника, исследуя его реакцию и нащупывая слабые места. Эльвий с ходу кинулся в атаку, бешено работая обоими клинками. В этот момент он напомнил Сергию шестирукого Шиву, одновременно орудующего полудюжиной мечей. Но и сын Тиндара взорвался движениями – маховые взвивы спат слились в мерцание металлического веера. Противники сошлись. Лобанов завистливо поморщился – такого мастерства ему не достичь, для этого надо упорно заниматься лет с пяти, как Александрос. Удары мечей раздавались так часто, что в уши лез прерывистый звон и заполошный лязг. И вот мутный вихрь металла и плоти распался надвое. Спокойный с виду Искандер поклонился бурно дышащему Луцию. В двух местах туника на сыне Тиндара была рассечена, но лишь одна из прорезей сочилась кровью. А вот у гладиатора обе щеки украсились неглубокими шрамами – от ноздрей к скулам.