Дорога войны
Шрифт:
– Порадовать тебя? – расслышал Лобанов негромкий голос Тиндарида. – Его величество с утра на охоту собралось.
– Ну? – обрадовался Роксолан. – И на кого?
– На кабана!
Гефестай крякнул и потер руки, а Эдик разочарованно протянул:
– На кабана? Тю! Я думал, на тура или на медведя. А тут – свинья какая-то!
Сын Ярная покачал головой и сказал серьезно:
– Это ты зря, кабан-секач пострашнее медведя бывает. На мишку я с одним копьем выйду и добуду-таки медвежатины, а для вепря еще и нож припасу подлиннее! Вепрь очень быстрый, у него клыки вполлоктя, в один миг ноги располосует до кости. А ежели повалит, всё – посечет и затопчет! И все равно свинья страшнее – самка злее! Она хватает зубами и выдирает такие куски, что раны по два, по три года не затягиваются. Как акула!
– Ладно, – бодро заключил Эдик, – уговорили. На кабана так на кабана. А нас возьмут хоть?
– Ха! На кабана охотятся пешими, а куда мы денемся без коней? В степь побежим?
– Понятно, – отмахнулся Сергий. – Разомнемся хоть. Кстати, а где будет разминка?
– Как я понял, недалеко, за лесом. Речка здесь растекается, берега топкие, всё камышом заросло, густо, в семь локтей высоты! Там целое стадо поселилось, хрумкают сладкие корни тростника, жиреют помаленьку. Так что. С утра кабаны покидают камыши, а загонщики их обратно турнут. Выйдем утречком, станем около кабаньих ходов. Плавали – знаем!
Утро выдалось холодное, зато ветер стих совершенно – ничтожнейший звук доносился явственно и отчетливо. Все желающие испытать охотничье счастье вооружились копьями, секирами и короткими мечами – гладиусами или акинаками. Сергию Оролес оказал доверие: выдал короткое охотничье копье-венабул. Памятуя наставления Гефестая, Лобанов еще и нож привязал по-сарматски, к ноге.
Когда вышли к тростникам, совсем уже развиднелось. Студеный ветерок качал бурые стены камышей, со стебля на стебель перелетали редкие птицы, выискивая мерзлых червячков в метелках.
– Джунгли, – прокомментировал Эдик. – И нам… туда?
– Забоялся? – осклабился Гефестай.
– Не дождешься!
Дюжий латрункул по имени Белес поднял руку, призывая к молчанию. Разговоры смолкли, и из-за леса донеслись дробные звуки трещоток и крики загонщиков.
– По местам!
Белес живенько расставил охотников. Сергий стоял на проходе, на узенькой тропинке, протоптанной кабанами, укрытый за пучками сухого камыша, и дивился – камыш в этом месте отступил, все заросло колючим кустарником. Руку туда сунуть жалко, весь исколешься, а кабан прорывается через колючки мордой! Не морда, а таран. Да и что кабану какие-то колючки? Его рылу не опасна даже жалящая гадюка!
Трещотки зазвучали громче, крики слышались явственней – загонщики, охватив стадо цепью, отжимали его к камышам, да так, чтобы кабаны шли с ветром. Промелькнули смутные тени, будто перекати-поле занесло из степи. Утробный храп и сопение разнеслись по обширным зарослям.
Сергий присел, уставил копье ребром по ходу зверя. Бить секача надо сбоку, под левую лопатку, иначе только поранишь, а раненый кабан – это маленький носорог.
Вепрь возник словно ниоткуда. Мертвые осоки разошлись и явили матерого зверя – седая щетина в две ладони по хребту дыбом стоит, кривые клыки величиною с серп ляскают, пеня слюну, глубокие ноздри на пятаке раздуваются, уши торчком. Увидев человека, секач нисколько не испугался, не прянул в сторону. Замерев на мгновение, зверь чуть скривил неохватную шею, наклоняя ее для удара – правым клыком снизу вверх. И ринулся в атаку.
Копье вошло в кабана и ударило в кость, вепрь повернул – и сам себе распорол бок. Всё это время Сергий содрогался от напряжения, удерживая венабул. Он и сам выступал в тяжелом весе, да только вепрь тянул втрое больше, поди-ка удержи такого! Ноги скользили, зарываясь в снег, выпалывая камыш под корень. И тут секач издох – плюхнулся рылом в лужу собственной крови. «Х-х-а-а…» – вздулось и опало черное брюхо.
Задыхаясь, Сергий выхватил копье из туши. Сначала он услыхал крик Гефестая и свинячий визг, а потом разобрал шорох, хруст тростника, хрупающие шаги острых копыт. И тут же на Сергия вынесся, накатился огромный кабан. Он был ранен, но мчался болидом.
Завидев человека, шарахнулся в сторону, нырнул в камыши, как в воду. Разгорячившись, Сергий кинулся следом. Вот только секач и не думал драпать – он развернулся и бросился по своему следу. Убивать.
На долю мгновения Сергий встретился с яростным взглядом маленьких, но зорких глазок под белесыми ресничками – и ударил копьем. Кабан извернулся, и острие венабула вошло ему в правый бок. Зверь тут же резко нажал в сторону, делая попытку избавиться от наколовшего его железа. Сергий не поддался уловке, не дал заломать копье. Горячая кровь хлестала из распоротого бока, но вепрь не сдавался – он осел на задние ноги, завертел шеей, стараясь «сорваться с крючка» и снова взять разбег, доконать двуногую тварь. Не вышло! В какой-то момент секач вдруг замер, и вся прыть, вся злоба и хитрость, все звериные навыки и позывы покинули его. Осталась лишь груда остывающего мяса.
– Готов! – выдохнул Сергий.
Пнув кабана – сдох ли? – он уселся на щетинистую тушу. Ну и охотка.
– Серге-е-ей! – донесся крик Искандера.
– Здесь я! – заорал Лобанов.
Затрещали камыши, затряслись метелки, стряхивая сухой снег, и раскрасневшийся Тиндарид вывалился из зарослей.
– Вот это сафари! – сказал он довольно. – Вот это я понимаю! Наверное, месячную норму адреналина перекачал. Никаких шансов!
Шумно выдохнув, Искандер плюхнулся на еще теплый бок кабана рядом с Роксоланом.
– Считай, на весь день завязли, – зажмурился он на ярком солнце и шмыгнул носом. – Пока добычу стащат, пока разделают, зажарят.
– До вечера проваландаемся, – кивнул Сергий. – К коням не подобраться?
Искандер, не раскрывая глаз, помотал головой.
– Весь табун на привязи, пасется под усиленной охраной. Будь у нас отряд, и то не отбили бы. А впятером.
– Ясно.
Снова затрещали камыши, пропуская сначала Тзану, а за нею Гефестая с Эдиком.
– Ничего кабанчики, – снисходительно заценил кушан Сергиеву добычу, – есть что зажарить. Но видал бы ты моего! О! Носорог мохнатый! Такой слона с ног свалит. Я в него копье во всю длину вогнал, а ему хоть бы что! Кровью харкает и прет на меня, клыки – длиннее гладиуса! Хорошо еще, я карту с собой прихватил, засадил бегемотине точно в сердце.
– Да, ничего у тебя поросеночек, – похвалил Гефестая Эдик. – Побольше Пятачка.
Гефестай от возмущения аж раздулся:
– Да ты его хоть видел?!
– А как же! Не сразу, конечно, разглядел в траве… Бедный Наф-Наф! Дохрюкался.
– Щас ты у меня дохрюкаешься, – мрачно пообещал сын Ярная.
– Мальчики, не ссорьтесь, – улыбнулась Тзана.
С гиканьем принеслись «тягачи» – латрункулы верхом. Один из них, то ли Бицилис, то ли Бикилис, завернул к преторианцам. Накинув арканы на ноги кабанам, заваленным Сергием, он стегнул лошадь, и та поволокла по снегу тяжелые туши. Обернувшись в седле, «гвардеец» пробурчал: