Дорогой ценой
Шрифт:
Уже у дверей он услышал:
— Я также благодарю вас за воспитание моей дочери!
Он обернулся и, высокомерно взглянув на Коримского, произнёс:
— Я не принимаю вашей благодарности, так как я воспитал не дочь Коримского, а дитя моей горячо любимой жены, у которой не было отца.
Слова были сказаны. Коримский их услышал и вынужден был принять. Ответа у него не было. Но как ни странно, он с облегчением вздохнул. Благородство барона его чуть не уничтожило. А эти его слова доказывали, что он в отношении Коримского чувствовал то же самое, что чувствовал Коримский в отношении Райнера. Они были квиты. Райнер заботился о Маргите не ради неё, а из себялюбия, потому что она была дочерью его любимой жены.
Однако при мысли, что Райнер Наталию — его Наталию — даже в его присутствии так смело и открыто называл своей женой, в его сердце поднялась такая буря, что ему захотелось побежать и догнать его. А что бы он сделал потом, он и сам не знал, но могло случиться что-то ужасное.
Он упал на стул у стола, уронив голову на сцепленные руки, и не заметил как в комнату вошёл хозяин заведения, чтобы посмотреть, не нужно ли чего господам.
Только что он, многократно кланяясь, проводил высокого гостя и теперь любопытно разглядывал Коримского.
Когда барон вышел из гостиницы, Аурелий как раз закончил свою зарисовку. Он подошёл к карете и, открыв её, спросил:
— Тебе что-нибудь нужно, Никуша?
— Ах да, оставь, пожалуйста, дверцу открытой, — произнёс голос изнутри. Мимоходом барон увидел красивое бледное лицо юноши, так походившее на другое, столь дорогое ему лицо.
«Если бы она его таким увидела…» — промелькнула мысль в его голове. Он сел в дрожки и уехал.
Через некоторое время уехала и карета Коримского.
— Ах, Маргита, если бы не эта, как говорят, случайная встреча, что бы ты делала, случись она в твоём доме?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Пан Николай Орловский был в салоне один. Около получаса он простоял на веранде, глядя вслед своим детям, отправившимся навстречу ожидаемым гостям.
И сейчас ещё перед его глазами стояла эта прекрасная пара.
Они его просто поразили! Как он злился по дороге из Подолина на Адама за его холодное отношение к Маргите! Но, вернувшись, он вдруг оказался в его объятиях и услышал слова: «Не сердись, дедушка, уже всё в порядке». Потом Орловский увидел, как Маргита встретила Адама. Она вышла ему навстречу красивой и сияющей, как майское утро, и так приветливо улыбнулась Адаму, что старик от радости чуть не расплакался. Он ещё сомневался, надолго ли это, но в их отношениях ничего не менялось. Адам привёз из экспедиции много зацисовок и ботаническую коллекцию; Маргита рассматривала всё это с огромным интересом. Пан Николай не мог оторвать от неё глаз, так она очаровала его. А когда Адам после завтрака предложил ей поиграть, она с удовольствием выполнила его просьбу.
После того, как Адам написал несколько срочных писем за её письменным столом, где она всё для него приготовила, они вместе пошли в Боровце. Потом Маргита сказала, что хочет пойти навстречу отцу. Адам предложил сопровождать её, и они отправились вместе. Пан Орловский всё ещё вспоминал, как они шли и оборачивались в его сторону, махая ему: Адам — шляпой, а Маргита — платочком, пока не исчезли из виду.
— Они ещё будут счастливы, — шептал старик, радуясь.
От скуки он пошёл в маленький салон внучки. Его взгляд упал на стол и множество книг на нём. Он взял одну из них. Она была немного больше других и чем-то выделялась. Открыв её, он увидел, что она на польском языке. «Наверное, одна из заказанных деканом Юрецким, — подумал старик. — Надо спросить каплана Ланга, какого мнения он о своей ученице. И с Маргитой мне бы поговорить. Но это неспешно, зачем сейчас мучить её религией? Она лучшая христианка, чем мы все».
Он уже хотел отложить книгу, когда его взгляд упал на слова, поразившие его: «Забудет ли женщина грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис. 49:15). Рядом, на полях рукой Маргиты было написано: «От отца меня взяли, мать не любила меня; но Ты, мой Господь и Бог, меня не забыл. Ты любил меня, хотя я Тебя и не знала».
У старика на глазах появились слёзы. Напечатанные, да и написанные слова звучали как обвинение для него. Какое примечание сделали бы на этом месте Фердинанд или Наталия?
Пан Орловский склонил голову. Ему показалось, будто его родные дети стояли перед ним и спрашивали: «Отец, зачем ты нас оттолкнул от себя на погибель?». Если бы не его жестокость, может, и Фердинанд был бы сегодня жив. Но он его прогнал.
И если бы он по-иному обошёлся с дочерью, когда она пришла к нему в таком отчаянии и возмущении, она осталась бы в Орлове и, может быть, снова примирилась с Коримским, хотя бы ради детей. Но он не сжалился. Что удивительного в том, что она, молодая и одинокая, вышла потом замуж за благородного человека?
Ведь это был не первый и не последний подобный случай на земле. А то, что пан Райнер был человеком с характером, пан Орловский знал хорошо. Хотя и казалось, что он, как отец, не заботился о своей дочери, тем не менее он следил за её судьбой. Однажды, увидев Райнеров на курорте, он понял, что они хорошо живут вместе, и всё, что он узнавал потом о Райнере, говорило о нём как о человеке честном и порядочном.
И то, что Маргита на его вопрос, как относился к ней Райнер, ответила: «Всегда очень благородно, дедушка; к родной дочери он не мог бы лучше относиться», — примирило его с бароном Райнером, и он на него в сущности уже не сердился. И если бы не было Коримского, он бы его с благодарностью принял как зятя; но так… ах, эти несчастные обстоятельства!
Чтобы прогнать эти печальные мысли, он стал листать дальше книгу, пока глаза его снова не наткнулись на обозначенное место:
«Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». Под этими словами Маргита написала: «Я не могу простить, значит, и мне не простится — ах!..»
И он снова, не в первый раз за последнее время, почувствовал, что он грешный человек и что ему необходимо примириться с Богом. Чтобы не ходить на исповедь, он купил себе индульгенции — грамоты об отпущении грехов — от самого папы Римского. Однако он знал и чувствовал, что это бесполезно: грехи его не были прощены и угнетали его. Но никогда прежде они не давили на него столь тяжело, как сейчас, в этот момент.
И вдруг, словно кто-то открыл ему глаза, он понял, что не простил Фердинанда, и не сможет никогда уже его простить. Он не простил и Наталию, и если бы он сейчас умер, она тоже не получила бы прощения. А по ту сторону могилы вечность! И если только половина преданий об аде верна, что тогда? Нужно что-то предпринять!
Пожертвование или паломничество к святым местам? Может быть, эта книга чтонибудь подскажет?
Пан Николай перевернул страницу и снова нашёл подчёркнутое место: «Приидите ко Мне все, труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас… и найдёте покой душам вашим». «Я пошла за Тобой, Господь Иисус Христос, — приписала Маргита на полях, — я пришла к Тебе, и Ты дал мне покой. Ты сжалился надо мной».