Дорогой ценой
Шрифт:
«Какие странные слова! Что Маргита хотела сказать этим? Как это она пришла к Христу? Надо спросить её», — подумал пан Николай. А потом у него появилась такая жажда и уверенность в том, что эта книга — источник живой воды, что он стал читать и читать. Он забыл о своих гостях, о детях, обо всём!
Между тем его дети шагали по едва зазеленевшему майскому лесу. Маргита сняла шляпу, Адам нёс её. Какой будет встреча отца и брата с Адамом? Ведь они незнакомы с ним. Она опасалась, что присутствие постороннего человека помешает их радости. Кроме того, она не знала, какого мнения Адам о её отце. Каким оно могло быть, если его собственная жена осуждала его и не верила ему.
Маргита почувствовала желание защитить честь её любимого отца. Она подняла глаза на мужа, и их взгляды встретились.
— Что ты, Маргита?
— Мне хотелось бы знать, что ты думаешь о моём отце. — О дяде Коримском? — переспросил он с удивлением. — Дяди? — удивилась она. — Верно, он тебе дядей приходится. Может быть, ты его и раньше знал? — спросила она осторожно. — Конечно! Прежде мы с Никушей были добрыми друзьями. — Даже с Никушей? О, расскажи мне что-нибудь о той прошлой жизни.Кто мог отказать ей в такой просьбе? Адам рассказал, как он любил тётю Наталию и двоюродного брата, который был немного моложе его; что он неделями пропадал в аптеке и каким кумиром Для него был отец Никуши и Маргиты. Он раскрыл перед ней своё и Николая счастливое детство и семейное счастье её родителей.
Он поведал ей обо всём, что было до его отъезда в гимназию, и закончил свой рассказ словами:
— Когда я вернулся, счастье растаяло, как сон. Ты спрашиваешь меня, что я думаю о твоём отце. Теперь, когда дедушка ждёт его в Горке, я радуюсь. Что бы ни говорили, он остался у меня в сердце таким, каким я его знал до нашей разлуки, и я не могу поверить в его вину.
Маргита схватила руки мужа своими, уронив цветы.
— Поверь, он невиновен. Письмо, которое он мне написал, когда впервые попытался приблизиться ко мне, я всегда ношу при себе, — голос её дрогнул, слёзы заблестели в её чёрных глазах. — Пожалуйста, прочти его и поверь ему хотя бы ты, Адам!
Она достала свой блокнот и вынула из него тщательно сложенное письмо. Пока он читал, она собирала рассыпанные цветы.
Закончив чтение, Адам задумался. С одной стороны, он осуждал Наталию Орловскую, которую он когда-то так любил. Но он не мог понять Коримского: как тот допустил над собой такое надругательство. Он бы такого никогда не вынес!
Но когда первый порыв гнева утих, Адам признал, что Коримский, не имея доказательств своей невиновности, ничего не мог поделать против приговора общественного мнения, как только дальнейшей своей жизнью убедить людей, что они были к нему несправедливы.
Когда Маргита поднялась, он отдал ей письмо.
— Я благодарю тебя за доверие, — сказал он искренно.
— А ты ему поверишь?
— Как я могу сомневаться, Маргита?
Она спрятала лицо в цветы. Ах, как ей было грустно! В то же время она радовалась, что Адам поверил её отцу.
Молча они пошли дальше, пока не поднялись на холм.
— Здесь мы подождём, — сказала Маргита, — и издалека их увидим, когда они появятся. Я так благодарна тебе, что ты мне рассказал, какая тесная дружба связывала тебя с Никушей раньше.
Мне хоть не приходится просить тебя о частице любви к нему.
— О нет, — ответил он искренно, — детская любовь очень легко возобновляется. Я только думаю, что не нужно было покупать имение в Боровце, мы бы все поместились в Горке.
— Отец не хотел, — сказала Маргита. — Но мы позаботимся о том, чтобы они чаще бывали здесь, в Горке, — добавила она, подняв на него сияющие глаза.
Вдруг издали донёсся звон колоколов. Маргита вздрогнула.
Перед тем, как они отправились на эту прогулку, она прочитала стих из слова Божия, где было написано: «Сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим. 10:10). Там, дома, она решила использовать эту прогулку для того, чтобы сообщить Адаму сразу по его прибытии о своём твёрдом решении никогда не быть католичкой. Она чувствовала, что если не сделает этого сегодня, то с каждым днём этот шаг будет становиться всё труднее. Но время шло, а она до сих пор молчала. Раньше она думала, что это Адама не касается.
А теперь, когда они помирились, она почувствовала, что Адам вправе знать о её внутреннем убеждении. Она присела на пень и когда Адам прислонился к дереву напротив неё, начала рассказывать о занятиях с капланом Лангом, не замечая, что он нахмурился. Она не знала, что Адам Орловский был самого плохого мнения о любом служителе церкви. Глядя в милое невинное лицо Маргиты, он подумал: «Этот негодный поп часами любовался ею…».
Так как Адам её не прерывал, она рассказала ему также свой разговор с деканом Юрецким о том, что католическая церковь до этого времени совершенно не заботилась о ней и что она теперь на неё, Маргиту, не имеет никакого права. Она заявила, наконец, что никогда не сможет принадлежать церкви, учение которой не соответствует её внутреннему убеждению.
— Я должна сказать тебе прежде, чем об этом узнает дедушка,
— сказала она. — Я вам верно буду служить в земных делах, но Духовного рабства не допущу и свободой совести не поступлюсь.
Я познала Господа Иисуса Христа и Его Евангелие. Позвольте мне жить среди вас беспрепятственно по Его воле. Позволите мне стать евангелической христианкой. Посмотри только на деревья, цветы, траву и кустарники — всё развивается и живёт по воле Божией. Если перенести всю природу в тесную теплицу, она погибает. Так было бы и со мной: я бы тоже погибла от рабства. Адам, не принуждай меня противоречить тебе! Я предпочла бы умереть, нежели отступить от познанной Истины. Если ты мне помешаешь, то Господь мне поможет. Перед дедушкой я свои убеждения сумею защитить, не огорчая его. Он меня слишком любит, чтобы не желать мне счастья. Что ты мне на это ответишь, Адам?
Она стояла теперь перед ним, освещённая заходящим солнцем. Скрестив руки на груди, он смотрел на неё. Никогда ещё он не видел такой убеждённой души, но теперь Маргита стояла перед ним, неприкосновенная, как сама душа. Для него это было чем-то новым, какой-то странной силой, перед которой он готов был преклоняться.
— Что ты мне ответишь? — повторила она свой вопрос.
— А если бы я тебе сказал, что Орловские были и остаются католиками, что они в своей среде не потерпят протестантки, попирающей ногами наши убеждения? — спросил он испытующе. — Если я скажу, что ты, будучи моей женой, должна быть католичкой, что тогда? Как бы ты тогда поступила?