Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Сіе написала я единственно для того, чтобы не ввергнуть его совсемъ въ отчаяніе.
Общала я теб доставить вс его письма, и мои на нихъ отвты. Повторяю мое общаніе; и сія самая причина не позволяетъ мн писать къ теб гораздо пространне. Но не могу довольно теб изъяснить, сколько почитаю необходимымъ отвчать на письмо такого человка, коего ни когда не имла намренія ободрять въ его требованіяхъ, и которому могу во многомъ противорчить; а особливо вразсужденіи тхъ писемъ, кои наполнены жарчайшею страстію, сопровождаемою нкоторымъ видомъ надежды. Ибо любезная пріятельница, ты не видала еще человка смле и отважне въ своихъ
Однимъ словомъ, любезная пріятельница; онъ подобенъ необузданному коню, которой приводитъ въ ослабленіе руку своего всадника; когда ты увидишь его письмо, то не должно думать, чтобы ты могла о нихъ судить не прочтя моихъ отвтовъ. Естьли не сохранить сей предосторожности, то часто будешь имть случай упрекать пріятельницу твою въ слаболюбіи и трепетаніи сердца. Между тмъ онъ иногда жалуется на мою къ себ суровость и на ненависть моихъ друзей.
Что бы сказала ты о такомъ человк, которой поперемнно то жалуется на мою холодность, то восхищается мнимыми моими благосклонностями? Естьли бы цль таковыхъ поступковъ стремилась довести меня до чувствованія его жалобъ, и естьли бы сіе противорчіе не было дйствіемъ его легкомыслія и втренности, то почитала бы я его важнйшимъ и хитрйшимъ изъ всхъ смертныхъ и естьли бы въ нихъ была уврена совершенно, то ненавидла бы его еще боле, нежели ненавижу Сольмса.
Но теперь на сей день довольно говорить о семъ неизъясняемомъ человк.
Письмо XXVII.
Четвергъ въ вечеру 9 Марта.
Не могу думать безъ нетерпливости о тхъ людяхъ, съ которыми осуждена ты жить вмст; не знаю какія подать теб совты. Уврена ли ты въ томъ, что не заслуживаешь никакого наказанія за то, что къ великому твоему несчастію воспрепятствовала исполнить завщаніе твоего дда? Завщанія, любезная пріятельница! суть вещи священныя. Ты видишь, что вс имютъ о томъ такія же мысли, будучи тронуты весьма чувствительно оказанною теб при томъ жестокостію.
Прощаю теб вс твои благородныя разсужденія, которыя принудили тебя тогда ршиться; но какъ столь великодушной примръ дтскаго почтенія заплаченъ столь дерзко, то для чего не можешь ты воспользоваться твоими правами?
Ддъ твой зналъ очень твердо пороки своей фамиліи. Извстно ему также было благородство твоихъ склонностей. Можетъ быть самъ онъ въ жизни своей длалъ добра очень мало; и для сего самаго оставилъ теб то, чемъ бы загладить свою ошибку. На твоемъ мст взяла бы я то непремнно, что онъ теб оставилъ. Клянусь теб, что никакъ бы того не упустила.
Ты скажешь мн, что не можешь того учинить покамстъ еще вмст съ ними. Сего еще должно посмотрть. Не уже ли ты думаешь, что они могутъ поступать съ тобою ещо хуже, нежели теперь поступаютъ? и не употребляютъ ли они во зло твое великодушіе, длая теб многія наглости и обиды? Дядя твой Гарловъ есть одинъ изъ исполнителей завщанія, а другой родственникъ твой Морденъ.
Дерзостной твой братъ какія теб длаетъ обиды? Естьли бы я была его сестрою, то научила бы его скоро, какимъ образомъ поступать со мною. Осталася бы жить въ дом принадлежащемъ мн, и содлывала бы счастіе всхъ живущихъ со мною; родственниковъ моихъ видла бы только тогда, когда они того достойны. Но когда бы братъ мой и сестра вздумали передо мною поднимать носъ, то дала бы имъ знать, что я ихъ сестра а не служанка. А естьли бы и сего было не довольно, то показавши имъ двери сказала бы, что общество ихъ для меня въ тягость.
Однакожъ между тмъ признаться должно, что сей милой братецъ и любезная сестрица, разсуждая о вещахъ по небольшому своему разуму, имютъ нкоторую причину поступать съ тобою такъ худо; оставя въ сторону съ одной стороны презрнную любовь, а съ другой корыстолюбіе, не обидно ли видть себя унижаемыми младшею сестрою? Такое блистающее солнце между столь слабыми свтильниками! Какимъ образомъ то имъ снести возможно? они должны тебя почитать за чудо. А чудеса обыкновенно привлекаютъ къ себ только одно наше удивленіе, но до любви не касаются ни мало. Разстояніе между тобою и ими неизмримо. Свтъ твой глаза ихъ ослпляетъ; заслуги твои и достоинства совсмъ ихъ уничтожаютъ. И такъ неудивительно ни мало, что они всячески стараются тебя унизить, или по крайней мр сравнять съ собою.
Чтожъ касается до несноснаго Сольмса, то отвращенію твоему къ нему не удивляюся ни мало. Оно мн кажется справедливымъ. Однакожъ кто можетъ противиться собственнымъ своимъ дарованіямъ? Я сказала уже, что люблю описывать гнусныя употребленія. Могу ли удержать отъ того мое перо? По чему не могу удержаться что бы теб не здлать не большаго описанія.
Два раза удалось мн быть съ нимъ въ одномъ обществ, и одинъ разъ находился тутъ также и твой Ловеласъ. О разности между ими думаю что говорить теб будетъ излишно.
Ловеласъ веселилъ всю компанію, и разсказами своими принуждалъ всхъ смяться. Сіе происходило еще прежде нежели начали теб предлагать въ женихи Сольмса. Сольмсъ смялся также вмст съ прочими, но своимъ особливымъ образомъ. Каждая его улыбка была ни что иное, какъ ужасное и отвратительное кривлянье съумашедшаго человка.
Я старалася разсматривать его прилжно, что длаю всегда съ сими господами новаго покроя, дабы повеселиться ихъ глупостію. Правду сказать, онъ показался совершенно несноснымъ; но видъ его и движенія были для меня столь забавны, что я не могла удержаться отъ смха.
У такого мужа не будетъ ли и сама любовь ужасною? Что касается до меня, то естьли бы я была его женою, то утшалась бы только его отсудствіемъ, или тогда когда бы случилося съ нимъ браниться. Вздорная и бранчивая женщина найдетъ всегда случай удовольствовать надъ нимъ свое ворчанье; но женщина имющая нжной вкусъ ни какъ съ нимъ ужиться не можетъ.
Но довольно уже говорила я о его вид. Впрочемъ считается онъ весьма низкимъ и уклончивымъ, надясь чрезъ то у всхъ выиграть; а при томъ бываетъ передъ всми наглъ и дерзокъ. Не истинное ли сіе свойство души подлой и безчестной? Увряютъ, что онъ весьма золъ, мстителенъ и памятозлобенъ; сказываютъ также что онъ во всей своей фамиліи самой хужшей.