Древесная магия партикуляристов
Шрифт:
– К нам просительница, - заявила Мэри слегка обеспокоенно, что обычно не было ей свойственно.
– Пожилая несчастная старушка, у которой разбойники похитили для глумления единственную дочь, отраду ее старости.
– А, такая же, как мы помогали на прошлой неделе?
– скучающим тоном спросила Сью и тут же, обернувшись к Юлию, который, обнадеженный неожиданным перерывом, прекратил свое бессмысленное занятие, бросила: - Ты продолжай, продолжай. Рви, а затем комкай. Вдохновение само придет. Чем больше порвешь, тем дольше потом вымышленная реальность продержится, это все равно как наесться впрок... Ой, извини, сестрица, о чем ты говорила?
– Я хотела сказать, - заметила Мэри, - что это не такая же старушка. Это та самая старушка.
– Она хочет выразить нам свою благодарность?
– Нет, свое недовольство!
– Как это недовольство?
– Сью нахмурилась.
– Мы же ей дочь вернули!
– В одном куске?
– на всякий случай уточнил Юлий.
– Нет, платье отдельно, - отмахнулась Сью.
– Но она точно была живая!
– Как выяснилось, даже слишком живая, - пожала плечами Мэри.
– Насколько я поняла, девочка впечатлилась нашим примером и отправилась на поиски лучшей жизни и свободной любви.
– Так это же замечательно!
– удивилась Сью.
– Вот и я не понимаю, что ей не нравится, - Мэри снова пожала плечами, - но...
В этот момент дом содрогнулся.
– Великая гора!
– вскричала Сью.
– Что она там делает, таранит ворота?!
– Она как раз собиралась, когда я уходила, - будничным тоном произнесла Мэри.
– Хрупкая старая женщина?!
– ахнул Юлий, мысленно уже нарисовав себе образ рассвирепевшей от семейного горя матроны под два метра ростом, которая не разделалась с бандой разбойников самостоятельно единственно потому, что не сумела их достаточно быстро разыскать.
– Точно. И пятьдесят недовольных горожан вдобавок.
– Во имя вездесущего Бога Обмана! Что же вы натворили?!
– Деятельность Лиги Ехидных Героев широка и разнообразна, - с гордостью ответствовала Сью.
– Во имя всех богов, чтоб им пусто было!
– воскликнул Юлий, схватившись за голову.
– И как я должен это разгребать?!
Его недолгий опыт общения с Гопкинсами позволял безошибочно вычислить, что разгребать все это предстоит именно ему.
Сестры в ответ только похлопали ресницами.
Для начала ученик жреца решил ознакомиться с полем деятельности. Он был далек от того, чтобы полагать себя в силах успокоить бушующую толпу, но решил оценить суть проблемы. Сотрясение дома без околичностей сообщало ясному уму, что придется спасаться бегством, однако Юлий попросту не имел достаточно опыта, чтобы вовремя начать отступление на заранее подготовленные позиции. Поэтому он решил принять бой.
Над дверью в особняк Гопкинсов, чьи створки были давным-давно обиты медными полосами (не то далекий предок нынешних владелиц обладал провидческим даром и мог предвидеть тяжелое положение своих потомков, не то подобные демарши входили в семейные традиции), имелся небольшой балкончик с белой балюстрадой - там едва ли могли бы стоять два человека. На него-то Юлий и вышел.
Под балкончиком бесновалась стихия.
Быть может, беспристрастному взору пятьдесят человек и не представляются такой уж непреодолимой силой, но изрядно струхнувшему Юлию они показались настоящим людским морем.
– Господа, - робко произнес Юлий, свешиваясь с балкона.
– А в чем, собственно, дело?..
Тут же пришлось уворачиваться от увесистого булыжника, едва не прилетевшего мальчику по лбу.
– Верните нам наши жизни!
– услышал ученик жреца.
– Отдайте нам наши дома!
– Жилища!
– И запах, запах!
– Пусть вернут наш запах!
– Пусть уберут к черту свое дерьмо!
В панике Юлий вбежал обратно в комнату.
– Ничего не понимаю!
– возопил он, схватившись за голову обеими руками.
– Чего они от вас хотят?!
– Того или этого, - пожала плечами Сью.
– Какая разница? Все равно мы им ничего не дадим!
– Почему?!
– еще больше удивился ничего не понимающий Юлий.
– Вы же защитники справедливости! А если их требование справедливо...
– Потому что честные девушки так просто не дают, - отрезала Мэри.
При этих словах Юлий уже просто не знал, за что хвататься. Однако времени отчаиваться не оставалось - меры надо было принимать и срочно: толпа снаружи грозила сломом особняка, тюремной ямой и вековечным позором. Сестры смотрели на него, испепеляя надеждой пары голубых и пары травянисто-зеленых глаз: так в сложной ситуации женщины смотрят на мужчину, а глупцы - на человека, умеющего предстать знающим.
Юлий вздохнул и решился на второй заход. Он выскочил на балкон, как осенним днем с головой ныряют в холодную воду.
– Господа!.. И дамы, - крикнул он, причем пауза была обусловлена тем, что мальчик увернулся от особенно метко брошенного огрызка яблока.
– Скажите пожалуйста, кто вы такие! Пожалейте меня!
– голос у Юлия был сильный и звонкий, так что всеобщего внимания добиться он смог.
Толпа на секунду смолкла, и кто-то крайне недоверчиво и кисло проорал:
– А ты вообще кто?
– Я - переводчик!
– ответил Юлий.
– С ихнего, - от ткнул пальцем себе за спину, - на общечеловеческий. И обратно. Так что если надо что сказать, говорите мне, я передам!
В толпе послышались смешки вперемешку с матами, раздались нестройные выкрики, и еще через несколько минут диалога, который нельзя было назвать конструктивным, Юлий выяснил простую, как половая тряпка, истину.
Под стенами дома Гопкинсов, помимо негодующей матери (которая тоже вносила свою лепту во всеобщий галдеж, но которая, к облегчению Юлия, оказалась самой обычной пожилой домохозяйкой, каких в Варроне не счесть) собрались почти все из гильдии цветочников и все жители Восточного Квартала Варроны. Проблема первых состояла в том, что лошади героинь пожрали все цветы на клумбах, приготовленных к празднованию Дня Независимости от Узурпаторов-Рецидивистов. Проблема вторых была еще проще: упомянутые лошади, счастливо переработав пожранные цветы, обильно украсили продуктами переработки улицы и дома в их квартале. Украшения получились не столь эстетически выдержанными, как планировали цветочных дел мастера, но гораздо более пахучими. Что характерно, по цвету, вязкости и консистенции они ни в какое сравнение не шли с обычным лошадиным навозом, какого вдоль улиц имелось во множестве. Очевидно, ехидные лошади и гадили особенно ехидно.