Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
Шрифт:
Потребность в совместном отпоре черниговским князьям возникла уже в следующем, 1135 г., когда Всеволод, Святослав и Игорь Ольговичи с половцами снова напали на многострадальную Переяславскую землю. Беспощадно разоряя на пути города и села, они дошли до самого Переяславля. Князь Андрей Владимирович три дня выходил биться с ними у городских ворот, пока, наконец, весть о приближении войск Ярополка и остальных Мономашичей (включая Вячеслава Туровского) не заставила Ольговичей снять осаду. Отступив от города, они разбили стан в верховьях Су поя, где решили встретить войска великого князя. Мономашичи прибыли сюда 8 августа, приведя с собой большую рать, состоявшую из княжеских дружин и киево-переяславских «воев». Ярополк рвался в бой, «мняще, яко не стояти [выстоять] Ольговичем противу нашей силы». Понадеявшись на численное превосходство, он бросился на врага прямо с марша, даже не выстроив как следует свои полки. Его конница быстро опрокинула половцев и, преследуя их, скрылась из вида. Сам же Ярополк с частью дружины присоединился к своим братьям, которые в это время вступили в сражение с черниговцами. Вот тут-то и обнаружились роковые последствия неосмотрительной горячности великого князя. Ольговичи стойко выдержали неорганизованный натиск Мономашичей и, в свою очередь, сильно налегли на них. После злой сечи полки старших князей были «взметены», причем Ярополк бежал сломя голову «в мале дружине», оставив черниговцам великокняжеский стяг. Водрузив его на «полчище» (поле битвы), Ольговичи устроили западню для киевской конницы, которая, устав гоняться за половцами, наконец, вернулась, чтобы встать под знамя великого князя, и, не разглядев обмана,
II
Примирение Мономашичей с почувствовавшими свою силу Ольговичами было, однако, кратковременным. Их соперничество, едва утихнув на юге, тотчас переместилось на новгородский север, и без того взбудораженный недавним противоборством Мстиславичей с дядями. Династические аспекты этой борьбы, разумеется, занимали новгородцев меньше всего. В княжеских усобицах 1132—1135 гг. Новгород отстаивал свои собственные интересы, что в конечном счете привело его к полному политическому разрыву с Киевом.
Собственно говоря, случилось то, что должно было произойти рано или поздно. С тех пор как Новгород в конце X в. добровольно связал свою судьбу с киевской династией{147}, его отношения с Киевом отличала противоречивая двойственность, которая персонифицировалась в самой фигуре новгородского князя — с одной стороны, выразителя и защитника суверенитета новгородской общины, каким его желали видеть новгородцы, с другой — киевского назначенца, великокняжеского наместника, олицетворявшего политическую зависимость Новгорода от Киева. Между тем, как показывают летописные сведения, новгородское общество уже в первые десятилетия своей истории достигло высокого уровня социально-политической сплоченности, позволявшего вечу противостоять княжеской власти и направлять ее деятельность в местных интересах. На протяжении XI столетия новгородцы разными способами пытались разрушить связь своего князя с институтом наместничества: побуждали его прекращать выплату дани Киеву{148}, изгоняли или отказывались принимать неугодных князей; в конце концов, они остановились на том, чтобы «вскармливать» у себя княжичей-отроков, то есть сызмлада воспитывать их в духе новгородских традиций. Первый опыт такого рода был довольно удачным: сын Мономаха Мстислав Владимирович, младенцем отданный на «вскормление» в Новгород, просидел на новгородском столе в общей сложности почти тридцать лет. Новгородцы чрезвычайно дорожили им (вспомним, как в 1102 г. они отстояли Мстислава, пригрозив Святополку Изяславичу убить его сына Ярослава, если тот помимо их воли приедет в Новгород на смену Мономашичу), однако и он в 1117 г. был переведен отцом в Белгород, дабы со временем унаследовать великое княжение. Оставляя Новгород, Мстислав, по свидетельству новгородского летописца, сына своего Всеволода «посади Новегороде на столе». По всей видимости, это было сделано без согласия веча и городской верхушки, ибо под следующим годом в летописи читаем запись о том, что Владимир Мономах привел «бояры новгородьскыя Кыеву, и заводя я [их] к честьнему хресту, и пусти я [их] домови; а иные у себе остави», как следует полагать, в качестве заложников. Очевидно, что необходимость в присяге новгородских бояр великому князю могла возникнуть только в связи с уходом Мстислава из Новгорода и посажением там Всеволода. А это, в свою очередь, указывает на то, что новгородцы проявили неудовольствие действиями великого князя и его сына, усмотрев в них тягостное напоминание о политической гегемонии Киева.
Последнее было тем более обидно, что новгородцы к тому времени уже создали «параллельный» княжеской власти институт самоуправления — посадничество, ставший важным показателем внутренней зрелости новгородского общества и его готовности к выработке собственных форм государственности. Появление в Новгороде первых посадников — выходцев из среды новгородских бояр — ученые приурочивают к периоду княжения Мстислава Владимировича, или, более конкретно, к концу 80-х гг. XI в. [240] Таким образом, можно говорить о том, что возникновение новгородского посадничества стоит в тесной связи с практикой «вскормления», поскольку потребность в высшем должностном лице, представителе верховной власти новгородской общины, скорее всего, была обусловлена малолетством князя (Мстислава Владимировича). В 1120-х гг. Владимир Мономах, а затем и Мстислав пытались подмять самостоятельность новгородских посадников путем раздачи посадничьих должностей знатным «мужам» из числа своих ставленников. Но подобные случаи назначения посадников по воле киевского князя были уже исключением. Правилом становится избрание новгородцами собственных посадников на вече.
240
Эпизодические и в известной степени легендарные сведения о новгородских посадниках встречаются и в более ранних летописных записях. Например, под 1018 и 1019 гг. упоминается Костянтин Добрынин, «поточенный» князем Ярославом в Ростове и впоследствии убитый по его приказу «в Муроме, на реце на Оце».
Предвозвестием скорого падения владычества «матери городов русских» над Новгородской землей явились события 1125 г., когда новгородцы, воспользовавшись смертью Владимира Мономаха, «посадиша на столе Всеволода». Подобная фразеология летописца, применительно к князю, уже «посаженному» в городе восемью годами раньше его отцом, Мстиславом Владимировичем, может означать только то, что новгородцы коренным образом изменили социально-политическую природу княжеской власти в Новгороде, заменив назначение князей их избранием. Не подлежит сомнению, что избрание предполагало определенный ритуал, существенным элементом которого являлся договор, или «ряд», скрепляемый обоюдной клятвой на кресте {149} . Полное содержание договора Всеволода с новгородцами летописи не приводят, однако об одном обязательстве, взятом на себя князем, все-таки сообщают: это — обещание княжить в Новгороде пожизненно, не зарясь на другие княжьи столы («целовав крест к новгородцем, яко хоцю у вас умрети»). Невыполнение данного условия и сделало из Всеволода Мстиславича последнего новгородского князя, посредством которого Киев удерживал власть над Новгородом [241] .
241
Подчинение Всеволода киевскому князю и после событий 1125 г. явствует, например, из грамоты его отца, Мстислава (писана ок. 1130 г.), где великий князь выступает распорядителем новгородских земельных угодий: «Се аз Мьстислав Володимирь сын, дьржа Русьску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати [село] Буице святому Георгиеви [монастырю святого Георгия] с данию, и с вирами, и с продажами…» Цит. по: Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 841. См. также: Троцкий И.М. Возникновение Новгородской республики // Известия АН СССР. VII сер., отд. обществ, наук. 1932. № 5. С. 363; Янин В.Л. Нов городские посадники. М., 1962. С. 59.
Как мы уже знаем, в 1132 г. Всеволод нарушил свое обещание новгородцам, уйдя по приглашению великого князя Ярополка в Переяславль [242] . Это вызвало сильнейшее возмущение всей Новгородской земли. По возвращении в Новгород Всеволода ждала «встань велика в людех». Пошуметь против князя прибыли даже псковичи и ладожане. На общем вечевом собрании было положено изгнать Всеволода с новгородского стола. Ему сгоряча указали «путь чист» из города, однако быстро одумались и вернули «вскормленного» князя назад. Смута закончилась тем, что Псков и Ладога также добились для себя права управления через выборных посадников, посылаемых из Новгорода по решению веча.
242
В это время, как показывает духовное завещание Всеволода (так называемое «Рукописание»), он мнил себя наследником великого княжения: «владычествующе ми [мне] всею Русскою землею и всею областью Новгороцкою» (цит. по: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси. XI—XIII вв. С. 170).
Выступление против Всеволода было, по существу, протестом самых широких слоев населения Новгородской земли против привычки киевских князей распоряжаться новгородским столом по своему усмотрению. Антикиевский характер волнений 1132 г. рельефно проступает из сообщения Татищева, согласно которому новгородцы воспротивились отправке в Киев ежегодной дани {150} . Косвенным образом это подтверждает и Лаврентьевская летопись, говоря под 1133 г. о том, что Ярополк должен был отрядить в Новгород своего «братанича» Изяслава Мстиславича (в то время минского князя) для сбора «печерской дани» [243] . Изяслав выполнил поручение великого князя и заново привел новгородцев к присяге на кресте. «И тако умиришася», — добавляет к этому эпизоду Никоновская летопись, удостоверяя тем самым предыдущее «размирье» новгородцев с Ярополком.
243
Ее платила Новгороду «печора» — ныне исчезнувшее финно-угорское племя (родственное пермякам, зырянам и удмуртам), обитавшее в бассейне р. Печоры.
Начало войны Мстиславичей с дядями ознаменовалось новым обострением обстановки в Новгороде. Предложение Всеволода оказать помощь его брату Изяславу в борьбе с ростово-суздальским князем Юрием вызвало бурную реакцию веча. Единодушия не было; новгородцы перессорились и передрались, убив промеж делом нескольких человек. «Почаша молвити о Сужьдальстей войне новгородцы, — повествует летописец, — и убиша мужь свои и свергоша и [их] с моста [в Волхов]...» Сторонники войны взяли верх. Однако два похода на Суздаль, состоявшиеся в 1134 г., закончились неудачей. Первый, как мы помним, прервался в верховьях Волги из-за того, что Всеволод поостерегся воевать Ростово-Суздальскую волость, отошедшую по договоренности с Юрием к великому князю. Зимой, в декабре, после того как Юрий Владимирович снова был переведен Ярополком из Переяславля в его северо-восточную отчину, новгородцы повторно ходили в Ростовскую землю, несмотря на предостережения прибывшего в Новгород киевского митрополита Михаила, грозившего ослушникам Божьей карой. В лютый мороз, утопая в наметенных метелями сугробах, новгородская рать встретилась с ростовскими полками на Ждановой горе [244] и потерпела жестокое поражение (26 января 1135 г.). Всеволод, дрогнувший одним из первых, бежал с поля битвы, бросив новгородскую рать на произвол судьбы. Суздальский летописец говорит, что ростовцы перебили множество новгородцев и возвратились домой с великой победой. Новгородская летопись числит среди погибших посадника Иванка Павловича и много других «добрых муж».
244
Жданова гора находилась на р. Кубре, притоке Нерли Волжской (см.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древне русского государства. М., 1951. С. 90, 185).
Разгром остудил горячие головы в Новгороде, дав перевес приверженцам мира. Но тут масла в огонь подлили великий князь и Ольговичи. Во второй половине 1135 г., в самый разгар междоусобицы на юге, они вступили в переговоры с новгородцами, разными посулами переманивая их на свою сторону: «Ярополк к собе зваше новгородце, а черниговский князь [Всеволод Ольгович] к собе». Новгородцы некоторое время колебались, но, видя, что в сражении на Супое «поможе Бог Олговицю с черниговцы», встали на сторону победителя в «Божьем суде».
Весной 1136 г. повторились события четырехлетней давности. Собравшийся 28 мая вечевой сход, на который заранее были приглашены псковичи и ладожане, постановил «изгоните князя своего Всеволода». Летописи сохранили длинный перечень обвинений, предъявленных на вече незадачливому Мстиславичу: 1) «не блюдеть смерд» [245] ; 2) «чему [зачем] хотел еси сести Переяславли»; 3) «ехал еси с полку впереди всех [первым бежал в битве на Ждановой горе]»; 4) «на початый [поначалу, сперва] велев ны [нам, то есть новгородцам], рече к Всеволоду приступить [вступить в союз с черниговским князем Всеволодом Ольговичем], а пакы [теперь] отступити велить»; 5) «почто возлюби играти и утешатися [развлекаться], а людей не управляти»; 6) «почто ястребов и собак собра, а людей не судяше и не управляаше»; «и другие многи вины собраша на нь» [246] . В целом, как видим, суть обвинений заключалась в забвении князем внутренних и внешних интересов новгородской общины и в его пренебрежении делами управления. Взятый под стражу Всеволод был препровожден на епископский двор, куда также привели его жену, детей и тещу. Здесь он просидел почти два месяца, под бдительной охраной тридцати вооруженных «мужей», сменявшихся ежедневно, «донележе [до тех пор, пока] ин князь приде». Этим «иным князем» стал Святослав Ольгович, прибывший в Новгород по просьбе веча «из Чернигова, от брата Всеволодка [Всеволода Ольговича]» 19 июля. Освобожденного из-под ареста Всеволода Мстиславича «пустиша из города» несколькими днями раньше (15 июля).
245
В чем конкретно выражалось «неблюденье» Всеволодом смердов (то есть новгородских данников и зависимого люда, работавшего на государственной земле, своеобразных государственных рабов), сказать затруднительно. Возможно, речь идет о раздаче князем даней и государственных сел со смердами своим дружинникам и приближенным, что вело к сокращению поступлений в новгородскую казну (см.: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси. XI—XIII вв. С. 177; Фроянов И.Я. Начала русской истории. С. 844—847).
246
Справедливости ради следует упомянуть и заслуги Всеволода перед Новгородом, о которых его недоброжелатели на вече, естественно, умолчали. Из кратких летописных заметок явствует, что Всеволод был храбрым воителем, не раз водившим новгородцев в победоносные походы. В 1123 г. он покорил северных соседей Новгорода — финское племя ямь; в 1127 г. по воле отца усмирял полоцких Рогволожичей; в 1130 г. ходил на эстов и вернулся с многочисленным полоном; в 1133 г. отбил захваченный эстонской «чудью» Юрьев. Известен он и как церковный законодатель, составитель церковных «уставов». Заботясь о процветании Новгорода, Всеволод основал особое торговое товарищество — «Иванское купечество», или «Иванское сто» (при церкви Святого Иоанна Предтечи на Опоках), построил новый мост через Волхов, возводил храмы и монастыри.