Другой Холмс. Часть вторая. Норвудское дело
Шрифт:
– Да нет же! – смутился сторож. – Я совсем другое хотел сказать. Как ваше здоровье? Я ведь говорил вам, что бокс не для вас, помните? Вы слишком высоко держите подбородок, от того так запросто в него и получаете. Я вовсе не хотел вас обидеть и сейчас же впущу вместе с вашими друзьями. Если б не темнота, я бы наверняка узнал вашу выбитую челюсть. Пожалуйста, проходите!
С этими словами он открыл калитку. Затея Холмса отменить визит, почти уже сработавшая, провалилась. Шансов изменить ход дела в нашу сторону не осталось. Придется пересечь сад, войти в дом и подняться в кабинет Бартоломью. И все это лишь для того, чтобы тут же покончить с нашими надеждами. Что такого могло еще произойти на этом коротком
– Ничего не понимаю. Вот то окно наверху, видите? Это его кабинет. Там должен гореть свет, но, кажется…
Мы зашли в дом и натолкнулись на экономку. Пожилая женщина пребывала в сильной тревоге. Она сообщила, что с тех пор, как вчерашним вечером Тадеуш покинул брата, весь следующий день Бартоломью не показывался на глаза, запершись у себя в кабинете. Наконец, она решилась заглянуть в замочную скважину. Хоть в замке и находился ключ, кое-что ей все же удалось разглядеть. И это «кое-что» не прибавило ей оптимизма. Миссис Берстон была откровенно напугана, и, когда мы по очереди заглянули в кабинет Шолто ее способом, то тоже испытали ощущения, весьма далекие от приятных. Из темноты неосвещенной комнаты как белая луна на нас смотрело лицо покойника, застывшее в какой-то жуткой непередаваемой эмоции. Оно и видимо-то было, благодаря падавшему на него через окно лунному свету.
Ничего не оставалось кроме как взломать дверь. Посреди комнаты в кресле сидела абсолютная копия Тадеуша, безучастная не только к шуму, с которым мы ворвались в комнату, но и вообще ко всему, что принадлежало этому миру. Бартоломью Шолто уже успел окоченеть. Почти над головой его чуть сзади в потолке зияла внушительная дыра – та самая, проделав которую, он обнаружил чердак, в чьем небольшом пространстве и дожидался своих хозяев ларец с сокровищами. Тадеуша колотила дрожь, и он боялся подойти к брату. Мы с Холмсом приблизились и поверхностно оглядели тело. На нем не было никаких ран. Отчего же он умер? Мысль о том, что этот несчастный скупец не выдержал огорчения от предстоящего раздела имущества, вызвала во мне угрызения совести. Неужели мы явились невольными убийцами? Без нас Тадеуш не принудил бы брата к такому самоубийственному в его представлении выбору. Или это и в самом деле самоубийство?
Пересиливший свой страх Тадеуш, наконец, тоже подошел, и мы услышали его голос:
– Посмотрите, мистер Холмс! За ухом. Что это?
Действительно, за правым ухом мертвеца из виска торчал тонкий длиной с иголку предмет. Я бы и принял его за иголку, но, осветив и рассмотрев предмет под лупой, Холмс заключил:
– Это, мистер Тадеуш, какая-то щепка или шип растения вроде кактуса. Странно. Вчера вечером, когда вы виделись с ним, у него ее не было?
– Я не приглядывался к его ушам, но думаю, нет. Бартоломью не таков, – прошептал Тадеуш. – Может, это и есть причина смерти? Вдруг оно ядовитое?
– Вы полагаете? – откликнулся Холмс уже другим тоном. Тем самым, который свидетельствовал о возникновении в его голове очередной проницательной догадки. – Любопытно. А знаете, ваше случайное замечание натолкнуло меня на оригинальную мысль. Мой дедуктивный метод исключает возможность случайной смерти при отсутствии орудия убийства, это однозначно. Если бы ваш брат ненароком наткнулся на эту колючку в пределах комнаты, то мы бы обнаружили здесь и горшок с тем самым кактусом…
Слова Холмса прервал дикий крик Тадеуша. Оказывается, ларец с сокровищами, который они с братом спустили с чердака и установили на столе, теперь исчез.
– Ну вот, – заключил Холмс. – Кактус отменяется однозначно. Убить он еще мог, но ему не под силу без посторонней помощи вынести тяжелый ларец.
– Верно, – согласился
– Кого? – ошеломленно переспросил Тадеуш и тут же запричитал, заламывая руки. – Послушайте, во всем же обвинят меня! Я был последним, кто видел его живым!
– Но ведь он заперся изнутри и оставил ключ в замке. Как бы вы смогли проделать такое, мистер Шолто, будь вы убийца? И вообще, хотел бы я знать, каким образом злоумышленник сюда проник, если и дверь, и окна надежно заперты. Вы кого-нибудь подозреваете?
– Думаю, это тот одноногий, которого боялся мой отец. Джонатан Смолл. Бартоломью говорил мне как-то, что тот не оставил своих попыток, и слуги пару раз видели его. Он все-таки добрался до моего брата!
– Джонатан Смолл! – присвистнул Холмс. – Так он и есть калека, напугавший майора до смерти? Кто бы мог подумать!
– Вы его знаете? – удивился Тадеуш.
– Не далее как сегодня мисс Морстен познакомила нас. По счастью, он еще об этом не знает.
– Мисс Морстен? – пролепетал Тадеуш, окончательно сбитый с толку. – Вы шутите?!
– Нисколько. У нее сохранился документ, похожий на тот, что вы нашли в кабинете после смерти отца.
– "Знак Четырех"?
– Именно. Там присутствовало это имя.
– Господи! Я уж было подумал…, – Тадеуш оперся руками о стол и свесил голову. Казалось, его покинули последние силы. Он обмяк, спина его сотрясалась то ли от ужаса, то ли от того, что ноги готовы были подкоситься и отказывались поддерживать тело.
– Что нам известна его наружность? – докончил за него Холмс. – Это было бы слишком щедрым подарком с учетом того, что следствие еще толком не началось. К сожалению, так не бывает. Хотя наличие протеза оставляет кое-какие шансы…
– Что ж теперь, переловить всех одноногих?! – истерично взвился Тадеуш. – Я вам скажу, как бывает. В первую очередь, полиция берется за родственников. Вам это и без меня известно. Я наследую имение, это вполне достаточный повод отправить меня на виселицу.
– Собственно, мы еще не убедились, что тут побывал именно он, – расставшись с надеждой ободрить Шолто, рассуждал уже больше с собою Холмс. – Кто бы объяснил мне, каким образом калека проделал то, что здоровому не по зубам!
Я посмотрел на Холмса, и мне стало неловко. Пока несчастный мистер Тадеуш хныкал и вздыхал, утирая слезы, Холмс, стоя в неподобающей атмосфере смерти позе возле покойника и чуть ли не облокотившись на него, светился от счастья. И если бы даже я не понял, что к чему, Холмс вырывающимися из него восклицаниями разъяснил бы мне секрет такого приподнятого духа. То и дело до меня доносилось (слава Богу, приглушенное):
– Нет, ну кто бы мог подумать! Когда мы уже думали, что все…тут такое! Вот это да!
И действительно. В самый последний момент, когда уже не оставалось никаких надежд, мы получили, наконец, то, о чем могли только мечтать. Загадка, приз за раскрытие которой – ларец с драгоценностями и сердце богатой невесты. Дело оставалось за малым. Раскрыть преступление, поймать преступника и найти сокровища.
Мы зажгли несколько свечей и расставили их так, чтобы осветить всю комнату. И сразу же нам стали попадаться всевозможные улики, доказывающие, что к версии о самоубийстве или несчастном случае следует относиться весьма скептически. Очень быстро было обнаружено слуховое окно, ведущее с чердака на крышу, и таким образом определен способ, которым убийца проник в дом. Бартоломью располагался в кресле спиной к дыре в потолке, и если кто-то, как рассуждал я, подкрался сзади с горшком в руках и прислонил ядовитый кактус к затылку несчастного, а то и вовсе заехал что есть мочи ему по темени тяжеленным горшком… Холмс раскритиковал мою версию, по его мнению, жертва была поражена с дистанции бесшумным выстрелом.