Двадцатое июля
Шрифт:
Курков быстро поднялся на второй этаж. Битое стекло нервно скрипело под сапогами. Вечерние лучи солнца с трудом пробивались сквозь пыль, которая никак не могла осесть после недавней бомбардировки.
Квартира журналиста находилась по центру лестничной площадки. Об этом сообщала латунная табличка над звонком. Курков постучал. Минуты две никто не открывал. Наконец послышались тяжелые шаркающие шаги. Дверь открыл мужчина неопределенного возраста, помятый и небритый. Он посмотрел
— Простите, — Курков вошел следом, — мне нужен господин Штольц. Карл Штольц. — Мужчина вертел в руках свитер, явно раздумывая, брать его с собой или нет. — Вы господин Штольц? — вновь поинтересовался Курков.
— Вы пришли меня арестовывать и не знаете, как я выгляжу?
Курков огляделся. Совсем недавно в комнате было явно прибрано. Однако недавняя бомбежка навела в ней свой «порядок»: упала со стены картина, пол был усыпан осколками оконного стекла, на одной из стен появилась свежая трещина.
— Вы ошибаетесь. — Курков присел на ближайший к нему стул. — Меня к вам прислал Бургдорф.
Хозяин квартиры резко развернулся и недоуменно уставился на гостя.
— Я не знаю никакого Бургдорфа.
— Он работал корректором в типографии. Там вы с ним и встречались.
— Бургдорф… Бургдорф… — Штольц принялся задумчиво теребить пуговицу на жилете от костюма. — У вас, кстати, не знакомое мне произношение. Вы не из Прибалтики?
— Нет. Я русский.
— A-а, власовец.
— И не власовец. Я из батальона Скорцени.
— Большого Отто?! — глаза Штольца безмерно округлились. — Видно, у нас, немцев, дела действительно очень плохи, раз уж Скор» цени стал набирать в свою команду славян.
— Так вы вспомнили Бургдорфа? — Курков постучал пальцем по часам на руке: — Меня ждут внизу. И времени очень мало.
— Да, вспомнил. Небольшого роста мужчина лет пятидесяти. Внешне напоминающий нашего фюрера.
— Совершенно верно. Ему нужна ваша помощь. Он прячется в развалинах жилого дома в районе станции метро «Ноллендорф-плац.
— От кого прячется?
Сергей понял, что личность корректора Штольца нисколько не интересует.
— От всех. Он вам сам обо всем расскажет. При встрече. Но он просил, чтобы вы встретились с ним как можно быстрее.
— Когда он вас об этом попросил?
— Сегодня ночью. Наша рота в том районе остановила танки, вот тогда мы с ним и познакомились.
— Во время боя?
— Нет. То есть да… Впрочем, какая разница? Я спешу.
Штольц безразлично поинтересовался:
— И все же от кого прячется господин корректор?
— От гестапо.
Журналист усмехнулся:
— И он вам, русскому из команды Скорцени, доверился?!
— У него не было другого выхода. Впрочем, идти или нет, решать вам. Лично мне все равно, встретитесь вы или нет. Я свою миссию выполнил.
Курков поднялся, направился к двери. Штольц пошел следом и, когда странный посетитель уже вышел на лестничную площадку, сказал:
— Постойте. Хочу задать вам один вопрос. Ваша страна одерживает победу. Почему вы не со своими, а с нами?
— А почему вы остались дома, когда только что рядом падали бомбы?
— Не знаю. — Штольц пожал плечами. — Наверное, потому что устал.
— Вот вам и мой ответ.
Курков развернулся и быстро начал спускаться вниз. Неожиданно он остановился и, повернувшись к стоявшему в дверях журналисту, спросил:
— Скажите, а как у вас в Германии относятся к восточным рабочим?
— Неплохо. По крайней мере мне так кажется. А у вас что, кто-то из родственников выехал в Германию?
— Не выехал, а вывезли.
Сергей снова развернулся и, не прощаясь, поспешил к выходу на улицу.
Мюллер усиленно делал вид, будто ему срочно нужно оформить некий важный документ. Ситуация действительно была щекотливой. Напротив него сидел сам рейхсминистр военной промышленности Альберт Шпеер, довольно весомая в рейхе личность. Молодой, еще не достигший сорока лет чиновник вел себя спокойно и уверенно. Что импонировало. Хотя и не доказывало его невиновности.
Мюллер прибавил к любовному посланию некой Анне, которую он знать не знал, несколько пылких слов о самоотверженной и вечной любви, перечитал написанное и удовлетворенно положил его в папку с грифом «Строго секретно».
— Простите, господин министр, но данный документ может в любую минуту срочно понадобиться рейхсфюреру.
Шпеер улыбнулся:
— Дела рейха превыше всего. Я надеюсь, вы и меня пригласили по делу?
— Именно. — Мюллер сделал несколько движений по поверхности стола, якобы прибирая документы, и при этом «невзначай» повернул настольную лампу так, чтобы она по возможности лучше освещала лицо министра. — Вы в курсе того, что произошло в Берлине вчера и сегодня ночью?
— Разумеется. В момент сообщения о покушении на фюрера я находился у господина Геббельса. Там же, в его министерстве, и провел всю ночь.
— Да, нам это известно. — Мюллер выдвинул ящик стола и достал несколько листов бумаги. — Вы действительно всю ночь находились в министерстве пропаганды. Что означает одновременно и много, и… почти ничего.
— На что вы намекаете? — Шпеер напрягся. — Вы обвиняете меня в измене родине? В участии в заговоре?
— Ни в коем случае. Я только прошу объяснить мне некоторые моменты. — Мюллер нацепил на нос очки: — Дело в том, что ночью, при захвате штаба мятежников нам попался любопытный документ. Список будущего правительства. Если вы не против, я зачитаю.