Дважды коронован
Шрифт:
– Да, и кондиционер. Напольный. И холодильник. Но это все за мой счет. И проводку за мой счет сделают. От вас, гражданин начальник, только разрешение требуется, – снова перешел на «вы» Спартак.
– Не будет моего разрешения, – покачал головой Силантьев.
– Кабинет у вас не очень. Панели старые, жук их точит... – не сдавался Спартак. – Полы надо менять, потолок подвесной делать, мебель новая нужна, кожаный диван, все дела. И сплит-систему хорошую поставят, летом воздух охлаждается, осенью нагревается – супер! Телевизор японский с большим экраном,
Силантьев выслушал Спартака с интересом, но в ответ покачал головой:
– Купить меня хочешь? Не получится.
– Тогда сделай, как я прошу, за просто так, – не моргнув глазом, ответил Спартак.
– Не сделаю.
– Почему?
– Потому что ты – никто, и звать тебя – никак, – с хамоватыми нотками в голосе проговорил подполковник. – Я таких, как ты, пачками ломал...
– Пачкой сломать не получится, – осуждающе посмотрел на него Спартак. – Метлу трудно сломать, потому что все прутики вместе.
– Здесь ты – отдельный прутик.
– Да, но на воле метла, и метет она очень хорошо. Поверь, лучше под нее не попадать. Моим друзьям все равно, мент ты или нет.
– Это угроза? – вскипел Силантьев.
– Я с тобой нормально говорю, а ты хамишь... Не надо так со мной. Я себя уважаю, я за себя спрашиваю. И не надо тут быковать, начальник. Не хочешь выполнять мои условия, черт с тобой. В конце концов, это твое право. Можешь в карцер меня отправить, я тебе ничего не скажу. Следствие по делу Берестова, так и это все по правилам. Правила могут быть жестокими, но они должны быть честными. А если ты по беспределу гнобить меня начнешь, тут уж извини. Сын твой в сто шестую школу ходит, в девятый класс, но за него не переживай, мы ниже пояса не бьем...
– Что?! – побледнел подполковник.
– И жена у тебя в администрации города работает, в теплое место ты ее пристроил, не вопрос.
– Ты что такое говоришь? – От волнения у Силантьева нервно задергалась щека.
– Говорю, что за жену тоже можешь не переживать. Она у тебя еще молодая и красивая, но ее никто пальцем не тронет. А твоя квартира на Краснознаменной улице может случайно сгореть...
– Я... Да я... – в бессилии сжал кулаки подполковник.
– Хлебом клянусь, начальник, никто здесь про твою семью ничего не узнает. Ни слова никому не скажу. Но мои пацаны все знают.
– Чего ты хочешь?
– Я же сказал, нормального к себе отношения. И матрасы новые. Еще телевизор в камеру, холодильник... ну, и кондиционер, как ты хотел...
Про ремонт в кабинете начальника Спартак ничего не сказал. Все, поезд уже ушел.
– Как ты себе это представляешь? – устало спросил Силантьев.
– Если позволите? – показал на телефон Спартак.
Начальник позволил, и он связался с Гобоем, велел привезти технику и двух электриков с перфоратором.
А новые матрасы и белье организовал начальник тюрьмы. Конечно же, не из добрых побуждений. Спартак все понимал, но очень надеялся, что Силантьев не пойдет на подлость, чтобы свести с ним счеты. Ему вовсе не хотелось, чтобы семья подполковника
Телевизор висел под потолком на специальном кронштейне, чтобы его можно было поворачивать в разные стороны. Но его не трогали, потому что направлен он был на шконку, где лежал Спартак. А кондиционер стоял на полу так, чтобы на него не дуло. И для холодильника нашлось место в камере. Правда, мастера весь день дырявили и штробили стены, тянули электрические и антенный кабели, замазывали все раствором, чтобы к проводам нельзя было потом подключиться. Грязь на полу, пыльно, а еще голова от шума гудела. Но все уже позади. Можно наводить порядок и устраиваться на ночлег. Матрасы на койках новые, белье тоже чистое, цельное, но стелиться пока никто не спешил. Все ждали, когда будет покончено с пылью.
Спартаку все равно, кто будет наводить порядок. Он смотрящий в камере, но есть еще староста в лице Тёмы, с него и спрос.
Да и некогда Спартаку. Вместе с мастерами из камеры ушел вертухай, и теперь можно позвонить Юле. Электрики передали ему мобильный телефон от Гобоя, денег на счете много, можно звонить сколько угодно. Главное – шконку свою зашторить, чтобы надзиратель не засек.
– Привет, любимая!
– Наконец-то! – обрадовалась Юля. – А то Миша говорил, что телефон тебе передали, а ты все не звонишь.
– Нельзя было, а сейчас можно. Поверь, тебе первой позвонил... Как там у тебя?
– Ничего. Все хорошо. Только скучно. Ты хотел горничную нанять, я отказывалась, но теперь хочу. Хоть поговорить с кем-то можно будет. Дом большой, комнат много, все время кажется, что кто-то ходит... А если кошку завести?
– Да хоть две, – улыбнулся Спартак.
– Миша говорил, что тот милиционер до сих пор в коме.
– Значит, судьба у него такая.
– Но это и твоя судьба.
– Не переживай, я здесь ненадолго.
– А вдруг пятнадцать лет дадут?
– Сбегу.
Он часто думал, как быть, если ему накрутят по максимуму. Пятнадцать лет – это слишком много. Даже для реального законника много. Но ведь можно сбежать. И этот вариант вполне осуществим.
– Будешь любить Огурцова Архипа Феоктистовича?
– Хоть Огурцова, хоть Баклажанова. Я тебя любого люблю...
– За кордон, если что, уйдем, там жить будем.
– Куда угодно.
– Но пока рано об этом думать. Может, все еще наладится, лет пять-шесть дадут...
Спартак весь день провел в камере, не считая прогулки. Но на допросы к следователю его не водили. Похоже, дело об убийстве Пятака спустили на тормозах. И хотя рано еще делать выводы, но Спартак надеялся на лучшее.
– Много.
– Что, не дождешься?
– Конечно, дождусь! А посылку передали?
– Да, все путем.
Телефон Спартак получил из рук в руки, менты ничего не видели. А передачку вертухаи без внимания не оставили, но там ничего запрещенного не было: сигареты, чай, масло, сало, колбаса, фрукты, конфеты, печенье, варенье в пакетиках. Ни водки, ни наркотиков.