Две тысячи журавлей
Шрифт:
Чуть помедлив, представилась:
– Меня зовут Асука. Моё имя пишется иероглифами «завтра» и «аромат».
– Значит, ты – Аромат завтрашнего дня? – удивлённо уточнил они.
– Мама просила отца, чтобы он назвал меня так, – объяснила я тихо.
И первой двинулась по тёмной улице. Вокруг ни души. Видно, кровавая расправа над беззащитной женщиной, устроенная каким-то мерзавцем прошлой ночью, всех напугала. А мне… мне было всё равно, дойду ли я до цели или нет. Не сказать, что мне сейчас хотелось попасть именно туда, просто цепляюсь за это намерение, так как что-то внутри меня всё ещё держится за жизнь.
– Значит, Асука? – задумчиво произнёс демон, догнав меня. – Аромат завтрашнего дня… красивое имя!
– А вы…
– Ты, – дружелюбно поправил он меня.
– А ты – Движущийся вперёд? – робко уточнила я.
Спутник кивнул.
– Неплохо звучит. Двигаться вперёд, всегда, что бы ни случилось – это замечательно.
– Ничего хорошего, если каждый твой шаг приближает тебя к аду, – угрюмо отозвался Сусуму.
Повисло тягостное молчание. Он его разорвал, резко сказав:
– Впрочем, не бери в голову, Асука-тян. Я добровольно продал свою надежду на спасение, так что и жалеть себя не имею права.
Произнёс они эти слова по-дружески и столь тепло, что невольно повернулась к нему, заглянула ему в лицо.
– Ненавижу, когда меня жалеют, – в его голосе появились угрожающие нотки, узкие зрачки опять сократились как тонкие шёлковые нити. – Мне больше нравится, когда меня боятся. Милая моя девочка, ведь ты боишься, что я могу в любой момент вгрызться в твою нежную кожу или выпить твою душу в жгучем соприкосновении наших губ?
Неожиданно для самой себя проворчала:
– То ли ты боишься, что без угроз не будешь выглядеть достаточно страшным, то ли у тебя плохой юмор, Сусуму… Сусуму-кун.
Сказала – и испуганно закрыла рот рукавом. Поздно. Слова не исчезают в никуда.
– У тебя такое гадкое настроение, что ты уже начала дерзить они, – клыкастая ухмылка. – Впрочем, это хорошо: ты всё больше подпадаешь под мои чары, поэтому всё больше расслабляешься в моём присутствии. Скоро добровольно отдашься мне. И мне не припишут грех за совращение глупой девчонки, ведь твоё падение будет добровольным.
Испуганно замолчала, потупила взгляд, споткнулась о подол кимоно.
Лапы, на сей раз выглядевшие как обыкновенные человеческие руки, разве что совсем не тёплые, а прохладные, подхватили меня за плечи, не дав упасть.
– Ты ведь ненавидишь меня, правда? – вкрадчиво осведомился демон. – Я зародил в тебе сомненья к единственному человеку, которому ты по-настоящему доверяла. И оказался прав, уличив её во лжи и предательстве. Должно быть, твоё сердце теперь разрывается от отчаяния?
С обидой прошипела:
– Ты – жестокое существо!
– О, эти слова для меня подобны райской музыке! – ядовито отозвался Сусуму.
Отвернулась, не желая видеть противное лицо, чем-то схожее с человеческим: если бы не его жуткие глаза и не внезапно бледнеющая кожа, он бы выглядел как мужчина двадцати пяти лет. Если бы не эти кровавые омуты.
Невольно подняла взгляд к небу и увидела вдалеке крыши пагод. Теперь ещё ближе. Надеюсь, там найдётся хотя бы один человек, способный защитить меня.
Мы долго молчали. Я избегала поднимать голову и старательно прикидывалась, будто просто бреду вперёд.
– А ты не боишься, что больше никогда не вернёшься домой? – мрачно осведомился демон.
Честно призналась:
– Сейчас я совершенно не хочу туда возвращаться.
– Ты очень забавная, Асука! – как будто он искренне развеселился.
Вздохнув, ответила:
– Уж лучше смеяться до слёз, чем плакать от боли.
Некоторое время мы шли молча, точно к моей цели. Взволновавшись, что он заметит, спросила, какое у него самое любимое собрание стихов.
– Да мне было как-то не до изучения поэзии, – насмешливо отозвался Сусуму. – Но может ты, Асука-тян, окажешь милость и просветишь такого дурака, как я, насчёт самых прекрасных стихов и самых великих поэтов прошлых веков?
Робко прочла танку из сборника Синкокинсю:
Огромного моря валы
С грохотом катят камни,
Набегом берег тесня.
Расколются, раздробятся,
Рассыплются, падают пеной… 2
И грустно добавила:
– Жаль, что я никогда не видела моря.
– Оно интересное, – задумчиво произнёс Сусуму. – Особенно, когда видишь его в первый раз. Тебе ещё предстоит его увидеть, так что удовольствие от первого любования морем у тебя ещё впереди.
2
Автор: Минамото Санэтомо. Поэтическая антология «Синкокинвакасю» («Новое собрание старых и новых японских песен») – Тысяча журавлей: Антология японской классической литературы VIII-XIX вв., СПб.: Азбука-классика, 2005. – стр 478
Вздохнув, добавила:
Что меня ждёт?
Сердце я утешаю
Завтрашним днём.
Так вчерашний прошёл.
Так и нынешний минет. 3
Случайно столкнувшись с его взглядом, помертвевшим от глубокой боли, начала читать стихи о весне и о природе. Сначала робко, потом поймав его восхищённый взор, увлеклась. То, что они оказался таким внимательным слушателем и ценителем поэзии, меня вдохновляло на стремление к совершенному прочтению стихов, к извлечению из памяти самых прекрасных образцов.
3
Автор: Дзюнтоку-ин. Поэтическая антология «Синкокинвакасю» («Новое собрание старых и новых японских песен») – Тысяча журавлей: Антология японской классической литературы VIII-XIX вв., СПб.: Азбука-классика, 2005. – стр 481
Опомнилась около ворот буддийского храма. Оборвалась на полуслове. И, прежде чем демон вышел из мечтательной задумчивости, подхватила подолы одежд и рванулась к воротам, отчего-то оставленным открытыми. Поскольку путь от дома до тэра проделала босой – так хотела сбежать из этого невыносимого места, что было не до того, чтобы обуться – то мои нежные ноги теперь кровоточили от многих царапин. Однако боль в ногах, запоздалое её осознание – и сама несказанно увлеклась чтением стихов – меня не остановили.