Единоборец
Шрифт:
– Они нас потеряли? – шепчет Клара.
– Возможно.
– Хотела бы я знать, что это было.
– Никто не ответит тебе на этот вопрос. Мир вокруг нас так быстро изменяется, что мы не успеваем об этом узнать. Мир стал непознаваем. Мы сами создали новым мир, который живет в других временных координатах. Раньше для появления нового вида требовались миллионы лет. Теперь – миллионы секунд.
Мы выбираемся из-под завала и идем в сторону опушки. Нас больше никто не преследует. Вскоре я слышу дальний шум и огни фар: впереди широкая дорога. Когда мы подходим к дороге, она уже пуста. Лес стоит за нашими спинами черной стеной. Впереди бесконечность степи, простреленная несколькими дальними огоньками, такими дальними, что, кажется, их свет летит к нам из других миров.
Мы выходим на дорогу. Я набираю код с помощью кнопок на ремешке на левом запястье. Вызываю спутниковое такси. Оно прибудет минут через пять. Или через шесть, учитывая ночь и то захолустье, в котором мы оказались.
– Я знала, что ты придешь, – говорит Клара.
– Я не мог не вернуться.
– Ты мог вернуться слишком поздно. Как только ты ушел, может быть не сразу, может быть через пол часа, я пошла в свою спальню на втором этаже. Там меня уже ждали.
– Это были люди?
– Нет, конечно. Хотя, честно говоря, я не успела их разглядеть. Все случилось очень быстро. Они накинули мне что-то на голову, повалили на пол и начали бить. Потом сломали шею и бросили. Может быть, они подумали, что я умерла. Но я и в самом деле почти что умерла. Вначале я совсем отключилась, была лишь черно та и пустота, потом появились эти видения, и я поняла, что умерла. Если бы ты не пришел…
– Не будем говорить об этом.
– А о чем? О чем еще можно говорить, кроме как о смерти и еще раз о смерти? – ее голос срывается на крик, она уже не контролирует себя. – Смерть вокруг, она везде, каждый старается тебя убить, а я не хочу умирать. Я в первый раз в жизни не хочу умирать так сильно! Ты это понимаешь? Я хочу просто жить, мне все равно где и как. Я хочу существовать в этом тысячу раз проклятом и страшном мире!
Она плачет.
– Я понимаю.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Даже если все обернется хорошо, Фемида нас не оставит. Но предположим невероятное: она нас простит. Что тогда? Мы проживем еще сколько-нибудь лет и все равно станем ничем. Зачем все это вокруг? Зачем этот лес, это поле, этот морозный воздух, эти звезды над головой, зачем это все, если все исчезнет вместе со мной? Почему сохраняются какие-то гадкие подлые массы, энергии и моменты никому не нужных импульсов, а я не могу сохраниться? Я хочу сохраниться!
– Этого никто не знает, – говорю я. – Может быть, информация сохраняется точно так же, как энергия или масса. Все, что в нас есть, это информация, может быть, с нашей смертью она не исчезает, а переходит в новое состояние.
– Нет.
– Почему нет?
– Ничто не вечно. Даже хваленая энергия теряется и переходит в тепло, а горы превращаются в песок; песчинки – это трупы гор, а информация превращается в информационный шум. Сегодняшняя ночь умрет вместе со мной. И вместе с тобой. И все эти звезды над головой умрут тоже. Смерть человека означает смерть вселенной.
– Наконец-то ты это поняла.
– Да. Я это поняла. Я поняла, почему ты не хочешь убивать.
Далеко на горизонте появляется новый огонек. Он приближается довольно быстро. Скорее всего, это наша машина. Ей как раз пора появиться.
12
Спутниковое такси можно вызвать из любой точки на поверхности нашей планеты. Конечно, если ты не в море или высоко в горах, где нет дорог, или в глухом лесу, куда машина просто не продерется. Стоит набрать код вызова на наручном браслете, и удобная машина, управляемая со спутника, устремляется к вам. Разумеется, в ней нет никакого водителя, потому что управление через спутник проще и надежнее. Такие машины
Мы садимся в машину, на заднее сиденье. Передо мной появляется виртуальный глобус, медленно вращающийся голубой шар размером с баскетбольный мяч. Я подношу к нему руку, и вращение прекращается – шар будто вмерзает в воздух. В принципе, такси может доставить нас в любую страну на любом из континентов, только ехать оно будет слишком долго.
– Назови конечную точку, – говорю я Кларе.
– Мыс между Феодосией и Коктебелем. Там раньше был какой-то поселок, но сейчас это место никак не называется: весь мыс просто выложен солнечными батареями.
Я поворачиваю глобус, а затем подношу руку ближе, и он разворачивается в подробную карту. Нахожу нужное место и показываю на него пальцем. Карта настолько подробная, что можно видеть, как колышутся ветки на отдельно стоящих деревьях, причем все это в реальном времени: миллионы спутников постоянно кружат вокруг нашей маленькой планеты и постоянно снимают ее под всеми углами и во всех диапазонах. За верхней границей земной атмосферы начинается техно-сфера, состоящая из немыслимого числа летающих механизмов. Самые малые из них не больше бактерии, а самые большие – величиной с железнодорожный вагон.
Машина выдает запрос о скорости: «минимальная», «максимальная», «средняя», «средняя– плюс», «чрезвычайная», «определяется водителем». Я выбираю максимальную. Чрезвычайная несколько выше, но предполагает, что другие машины должны уступать нам дорогу. Я не хочу лишнего шума. Если использовать скоростное шоссе, то мы доберемся до цели часа через четыре. Так что в график мы пока укладываемся. Нам нужно успеть до десяти утра, а ночь только началась.
Машина идет по шоссе со скоростью около двухсот километров в час. Несомненно, она способна на большее, но это тоже неплохо. Клара прикорнула, опустив голову на мое плечо. Мы сидим на заднем сидении; передо мною прекрасный обзор, который ничто не загораживает. Мягко шипят шины, лучи фар выхватывают из тьмы флуоресцирующие придорожные столбики, низкие кусты по бокам шоссе отбрасывают смоляные черные тени. Такси разгоняется до двухсот тринадцати и стрелка спидометра замирает. Дорога убаюкивает, я тоже начинаю клевать носом. Чтобы не заснуть, набираю код на спинке сиденья и уже через пять секунд получаю чашечку отличного и очень горячего черного кофе. Включается негромкая музыка, фортепиано, Мусоргский, «картинки с выставки». Совершенно потусторонняя музыка, чуждая современному человеку. Современные люди так не мыслят и так не чувствуют – слишком многое изменилось, изменилось благодаря вам, господин компьютер. Не понимаю, почему ты выбрал именно это из своей фонотеки. Это ведь не музыка, а всего лишь память то том, какими мы были. Тень от тени. Сон во сне. А кофе именно такой, какой я люблю.
Машина идет так плавно, что поверхность жидкости в чашке абсолютно плоская – как условная математическая поверхность. Давно прошли те времена, когда на Руси были две беды: дураки и дороги, остались только дураки, да и те постепенно выводятся. Страна уже не та, что раньше, даже не та, о которой говорил мой дед, в ней не осталось сказки, дураки может быть и есть пока, но дурней уже нет. Есть коттеджи, но нет избушек, есть дороги, но нет тропинок, есть фокусники, но нет чудес. О, где же ты, дымок спаленной жнивы, и где в степи ночующий обоз? Где страна березового ситца, по которой тянет шляться босиком?
Где-то далеко впереди появляется громадный купол пересадочной станции: махина высотою метров в триста. Ее освещает разноцветное сияние прожекторов; лучи отражаются, переплетаются и уходят в черноту неба, делая станцию похожей на диковинный цветок, лежащий на черном бархате. Туда мы и направляемся, для начала.
Музыка тихнет и ее сменяет мягкий мелодичный голос.
– Здравствуй, единоборец. Узнаешь меня?
– Пока нет. Фемида?
– Как ты догадался?
– Слишком давно не показывалась. А я думаю, что у тебя есть ко мне дело. Я прав?