Ее город
Шрифт:
Календула и «орхидея»
Подрастает будущая женщина, жаждущая счастья и красоты.
(1)
Ранним утром Юй Шого проснулась. Это было мирное, чистое пробуждение, когда тело словно плавится, постепенно перетекая из состояния далекого первобытного наваждения в реальность. Веки легонько затрепетали: сначала томные и обмякшие, потом они набрали силу, глаза открылись, и девочка наконец шагнула в настоящее.
(2)
Подобное
(3)
Когда погода хорошая, Юй Шого даже не надо выходить на улицу, чтобы проверить, каково там. В хорошую погоду солнечный свет яркий, бодрящий, смелый, дерзкий, он бьет прямо в цель и заражает своей яркостью. Вся комната и каждый предмет мебели сияют, когда свет проникает в волокна штор, высвобождая первоначальное дыхание ткани, разливается по всему помещению, и кажется, будто свежий воздух с улицы льется на кровать. Как может Юй Шого не понять, что сегодня хорошая погода?
Юй Шого открыла глаза и обрадовалась хорошей погоде. Девочка чуть-чуть полежала, а потом громко объявила: «Гого проснулась!»
Проснувшись, она перестала быть Юй Шого. Это имя выбрали для нее родители, оно довольно официальное и складывается из трех иероглифов; на первом месте стоит фамилия, что в первую очередь отражает семейную преемственность. Но это для девочки совершенно неважно. Она всегда называла себя «Гого». Есть еще одна условность, существовавшая в обществе задолго до рождения Юй Шого: все должны говорить о себе в первом лице — «я». Юй Шого отказалась выполнять это соглашение, девочка решила для себя, что она просто «Гого», и с одиннадцатого месяца начала называть себя именно так: «Мамочка, обними Гого», «Гого пришла!» или «Гого пора идти».
С тех пор, сколько взрослые ни учили, ни поправляли, ни ругали, это не помогало. Малышка упорно называла себя «Гого», это длилось три бесконечных года. В итоге ее упрямый отец, авторитарный заведующий детским садом, куда водили Юй Шого, и все соседи по жилому комплексу, где жила их семья, бессознательно подчинились воле маленькой девочки.
— Гого проснулась! — снова объявила Юй Шого.
В этот раз ей показалось, что в ее голосе звенит пустота. Ее глаза заблестели, полные сомнений и догадок, она насторожилась. Неужели никого рядом нет? Неужели дедушка с бабушкой одновременно ушли куда-то? Проснуться и обнаружить себя в одиночестве в пустом доме — такого с Юй Шого раньше не случалось, от этого мир словно сразу стал необъяснимым.
Как только мир становится необъяснимым, возникает неуловимая паника. Юй Шого села и энергично потерла глаза и нос. Страх часто цепляется за детские глаза и носы, и Юй Шого изо всех сил постаралась прогнать его. Она любит поболтать, язык — ее самое мощное оружие. Так что она начала говорить сама с собой.
— Дедушка, Гого проснулась. Ты все еще на овощном рынке? Или на птичьем рынке? О, я поняла, ты дразнишь ту майну на птичьем рынке. Но разве майна расскажет, что Гого проснулась? Нет!
—
— Мамочка, Гого проснулась. Гого знает, что мама в Гонконге, это очень далеко, надо лететь на самолете. Мама ждет ребеночка и вернется, когда он родится, а то сейчас живот очень тяжелый.
— Папочка, Гого проснулась. Ты, должно быть, сейчас едешь на работу. Я знаю, что папочка очень-очень-очень занят, и ему всегда нужно работать. Гого надо взять себя в руки.
— Братик, Гого проснулась. А ты? Проснулся? В Гонконге сегодня солнышко? У нас тут очень солнечно. Ладно, братик, можешь не отвечать.
Младший братик не говорит. Гого знала, что младший братик пока только слушает, а сам говорить не хочет. «Почему ты не хочешь говорить? Вот Гого очень любит разговаривать».
Сев в кровати, Юй Шого говорила громко и серьезно. Она подбирала слова, чтобы найти родных и почувствовать их физически. Она старалась сохранить спокойствие. Ей стало легче. С торжественным лицом она героически заявила этому ненормальному миру: «Гого не будет бояться, понятно? Гого не будет плакать, понятно?»
(4)
Хорошая погода придала Юй Шого мужества и утешила. В ярко освещенной комнате с сияющими занавесками страхам просто негде спрятаться, и они потихоньку выползали из сердечка Юй Шого и исчезали. Настроение улучшилось, и Юй Шого внезапно обнаружила, что может сжать свои крохотные ручонки в кулачки. Сразу после пробуждения руки казались ватными, плохо ее слушались, словно и вовсе ей не принадлежали. В самом начале это пугало девочку, но потом стало опытом, и она прекратила бояться. Жизнь — это процесс превращения страхов в опыт, жизнь молча обучает Юй Шого, а та интуитивно усваивает уроки, она ведь умничка.
Юй Шого опустила голову и посмотрела на ручку, попробовала несколько раз сжать кулак, и чем дальше сжимала, тем сильнее получалось. Тогда она объявила:
— Гого пора вставать!
С этими словами она откинула одеяло, выскользнула из кроватки, ее голые ступни коснулись пола. Она испугалась и, чтобы не упасть, подбежала к окну и резким движением раздвинула занавески. Золотистый свет и свежий воздух ворвались внутрь. Юй Шого захихикала и спряталась за занавеску; она раздувала ноздри на каждом вдохе и щурилась, поскольку ее слепило солнце. Крошечные слезинки повисли на ресницах. Слезы увлажнили глаза, и зрение быстро прояснилось. Девочке не хотелось, да и некогда было вытирать слезы радости, поэтому она прямо так, в слезах, подбежала к столу и схватила стул. Тяжелый стул бесцеремонно проехался по полу, оставляя царапины, которые очень расстроят бабушку и дедушку, но девочка этого не заметила. Из последних сил она подтащила стул к подоконнику, быстро вскарабкалась на него и выглянула наружу. Под их окнами тянулась пешеходная дорожка, за которой начинался сад — самый большой в их жилом комплексе; гигантская клумба в нем была полностью засажена цветущей календулой. Золотистые тычинки подрагивали на темно-коричневых сердцевинах ярко-оранжевых, как жаркое пламя, соцветий. Округлость и припухлость лепестков, доведенная до крайности, неприкрыто демонстрировала ослепительную пышность, которую невозможно игнорировать. При виде календулы четырехлетняя малышка, словно крошечная медоносная пчелка, испытывала смертельное искушение.