Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Короче, я решил, что один лишний паек отдам ему, а другой оставлю для НЗ. Так и сделал.
Наконец, мы управились с продуктами, день подходил к концу и тут поезд тронулся, отошел от Мелитополя, набрал скорость. Перед закатом мы уже были в Запорожье.
Я ж в Запорожье... (Борис Павлович начинает плакать), можно сказать, вырос, родные у меня тут: родной дядя, двоюродный брат и полно двоюродных сестер... Боже мой! Уже вот-вот... Они, наверное, все дома. И знать не знают, не подозревают, что меня мимо везут, содержа за колючей проволокой, с собаками... За что мне такое?!
Смотрю — Запорожье назад проплывает, места мои дорогие... Душа рвется к своим, болит! Куда нас везут? Что со мной будет?
Тем временем начало темнеть. Пока мы доехали до вокзала, потемнело совсем.
Я понял, что не могу расстаться с местами своего отрочества и юности, не могу ехать дальше. Надо бежать! Пусть лучше погибну при побеге, все равно не смогу жить в другой стороне, среди чужих людей.
Иван смотрит, что со мной творится, сочувствует. Я не знаю, как он мог проехать Мелитополь и ехать дальше...
— Ты напиши записку своим, напиши все о себе и брось. Ее люди найдут и обязательно передадут по назначению! — посоветовал он мне, стараясь успокоить. — Твои родные хотя бы будут знать, что ты живой.
— Не буду я ничего писать, Иван.
Иван промолчал».
О своих подвигах Борис Павлович старается говорить поменьше. Поэтому не все упоминает в записанных на пленку воспоминаниях. Но, к счастью, есть его многочисленные устные рассказы, законспектированные тогда же, которыми мы можем дополнить диктофонную запись.
Это произошло сразу после отбытия поезда из Мелитополя. К Борису Павловичу приблизились двое пленных, которые до этого сидели тихо и вели себя незаметно.
— Мы убедились, что тебе можно доверять, товарищ, — один из них улыбнулся, а другой оставался серьезным.
Как потом выяснилось, это были капитан Леонид Иванович Ященко, командир артиллерийского полка, и Захар Кириллович Лактионов, политработник. Последний, к сожалению, свое звание не назвал. А может, и назвал, да Борис Павлович в той суматохе не запомнил.
— Собственно, мы о побеге, — Лактионов продолжал улыбаться. — Мы из здешних мест. Обидно проезжать мимо...
Борис Павлович промолчал, ждал что они скажут дальше.
— В нашем вагоне, — начал говорить капитан Ященко, — есть много людей из Мелитополя и Запорожья. Все они согласны бежать, чтобы организовать партизанский отряд и продолжать борьбу. Но остальные пленные нам попытаются помешать, воспрепятствовать из страха перед обещанным расстрелом.
— А от меня чего вы хотите? — Борис Павлович не сказал им о и своем желании бежать, потому что стремился домой, прежде всего домой, а об остальном согласен был думать потом. — Я мешать вам не стану.
— Да нет! Наоборот, мы надеемся, что вы поможете, как-то отвлечете людей.
— Так, — задумался Борис Павлович. — Отвлечь людей может только сон, а сейчас до сна далеко, еще только вечер начинается. Но ждать вам нельзя, как я понимаю, потому что до ночи мы заедем слишком далеко от вашего дома и возвращаться назад вам будет тяжело. Так?
— Так. Нам надо бежать сразу как потемнеет, на перегоне между Запорожьем и Софиевкой.
— Вы сможете спрыгнуть с поезда? Ведь он несется...
— Да, мы сможем.
— Сколько всего вас человек?
— Много, — наклонил голову Лактионов. — Нас 21 человек, так что для побега нам надо не меньше получаса, сможете так долго сдерживать толпу?
— Да мы постараемся, чтобы толпы не было, — скромно опустил глаза Борис Павлович. — Но если что... то сдержим. Но и вы же поможете?
— Конечно, если надо будет, поможем, — добавил капитан. — И вот что, товарищ... Если кто-то захочет бежать после нас и присоединиться к нам, мы будем в течении недели ждать их по вечерам с 16-00 до 19-00... — и капитан Ященко назвал место встречи. — Передадите им потом, позже...
— Хорошо. А сейчас мы с моими друзьями разработаем свою линию, а вы пока что отдыхайте. Как будете готовы прыгать, скажете.
Договорились.
Борис Павлович переговорил с Иваном Крамаренко, и тот тоже согласился помочь командирам. Нашли еще одного верного человека — Михаила Ивановича Дудина, учителя математики. Он давно был у них на примете, как надежный боец. А тут вот это и пригодилось... Он был из Софиевки, и тоже мечтал о побеге, но не знал, как его в одиночку осуществить.
— А тут такая замечательная оказия! Да я всех порву! Только — чур! — после этих беглецов следом уйду я. Хорошо?
— Договорились, — Иван пожал учителю руку.
Так мало-помалу набралось 5 человек помощников, остальные из которых были из Синельниково или из его окрестностей. С Борисом Павловичем и Иваном их насчитывалось 7 человек.
Когда перед пригорком поезд начал сбрасывать скорость, Лактионов мигнул Борису Павловичу. За окном было уже темно, в вагоне — тем более.
— Товарищи! — громко сказал Борис Павлович, — тут одному пленному плохо с сердцем, ему нужен воздух. Я сейчас открою окно, а вы не волнуйтесь, я потом закрою его. Поняли?
В ответ кто-то промолчал, а кто-то махнул рукой. Где-то в дальнем уголке что-то буркнули.
— На воздух! На воздух его! — негромко покрикивал Иван, пока они всемером окружали немалую толпу беглецов, отрезая от них тех, кто мог помешать. — Просто его голову высунь в окошко.
Охотников помешать побегу не нашлось. Скорее всего, конечно, что пленные верили Борису Павловичу, и не догадались, что там, у окошка, на самом деле происходит. Как бы там ни было, операция прошла успешно, почти половина едущих в вагоне пленных обрели свободу, а то, что в вагоне стало меньше людей, этого в темноте сразу никто не заметил.