Элантрис
Шрифт:
– Ваш план превосходен. Но успеем ли мы воплотить его за столь короткое время?
Хратен встрепенулся, оглядывая улыбающегося артета. Как он прознал про положенные джьерну сроки? Должно быть, удачная догадка, другого объяснения нет.
– План сработает, – твердо произнес Хратен. – С шаткой монархией и при смене веры люди начнут искать новых вожаков. Шу-Дерет покажется им каменной твердыней посреди зыбучего песка.
– Прекрасное сравнение, хроден.
У верховного жреца осталось неприятное ощущение, что над ним насмехаются.
– У меня есть для тебя задача,
– Разве вы не желаете сделать это сами?
– Я буду говорить после тебя, и моя речь подкрепит твое выступление логикой. Ты же вкладываешь в проповедь чувство – их отвращение к Корати должно исходить от сердца.
Дилаф кивнул, дав понять, что учел указание. Джьерн махнул рукой, демонстрируя тем самым, что разговор окончен, и артет попятился из кабинета, прикрыв за собой дверь.
Речь Дилафа отличалась свойственным ему пылом. Он стоял перед часовней на помосте, который Хратен приказал установить после того, как толпа прихожан перестала помещаться внутри. Теплые летние вечера делали проповеди на открытом воздухе приятными, а отблески заходящего солнца вкупе с пламенем факелов создавали соответствующую моменту игру света и тени.
Прихожане наблюдали за Дилафом как завороженные, хотя его речи часто повторялись. Хратен готовил свои проповеди часами, тщательно чередуя повторения основных положений и новые идеи для привлечения внимания толпы. Арелон-ский жрец говорил без подготовки. Не имело значения, выкрикивает артет одни и те же проклятия в адрес элантрийцев или восхваляет на все лады империю Джаддета, – его слушали, затаив дыхание. После первой недели проповедей Хратен научился держать зависть в узде; на смену ей пришла гордость за успехи подчиненного.
Сегодня верховный жрец в очередной раз слушал Дилафа и поздравлял себя с разумным выбором одива. Тот исполнил приказ джьерна и начал с привычных рассуждений об Элант-рисе, но вскоре перешел к обвинениям Шу-Корат. Толпа шла У него на поводу, разгораясь праведным гневом. Проповедь двигалась согласно задуманному, и у Хратена не было причин завидовать артету. Джьерн представлял ярость жреца бурной рекой, которую тот направляет навстречу толпе; Дилаф обладал стихийным талантом, но руководил им Хратен.
До сего момента речь артета приятно удивляла верховного жреца. Прихожане послушно впитывали ненависть ко всему связанному с Корати, как вдруг Дилаф снова вернулся к Элантрису. Поначалу Хратен не обеспокоился, у коротышки-жреца имелась привычка перескакивать с темы на тему во время проповеди.
– А теперь смотрите! – внезапно возвысил голос Дилаф. – Посмотрите в глаза свракисса! Выпустите наружу кипящее в вас пламя ненависти Джаддета!
У джьерна по спине побежали мурашки. Артет махнул рукой в сторону от возвышения, и там вспыхнули факелы, освещая привязанного к столбу Дирена. Элантриец стоял с опущенной головой, но на его лице виднелись свежие порезы.
– Поглядите на нашего врага! – завывал Дилаф. – Он не истекает кровью, потому что в его жилах нет крови, а сердце его не бьется! Разве не говорил философ
– Демон! – - проревела толпа.
– Дьявол!
– Свракисс! – перекрыл их крики артет.
Толпа раскачивалась в гневе и выкрикивала на разные голоса оскорбления раненому элантрийцу. Тот отвечал воплями дикой, животной муки. Что-то изменилось в нем; когда Хратен разговаривал с ним днем, речи элантрийца были незамысловатыми, но разумными. Сейчас в его глазах горели безумие и боль. Звук его голоса долетал до джьерна даже поверх шума разъяренной толпы.
– Убейте меня! – молил Дирен. – Остановите боль! Убейте меня!
Мольбы вырвали жреца из оцепенения. В его голове билась одна мысль: нельзя дать Дилафу покончить с элантрийцем на глазах прихожан. Перед глазами замелькали картины, как заведенная артетом толпа разрастается и в припадке буйства сжигает дотла Элантрис. Такой исход уничтожит все труды Хратена – Йадону не придется по нраву публичная казнь, даже если жертвой окажется отверженный. Слишком свежи воспоминания о беспорядках десятилетней давности, которые уничтожили тогдашнее правительство.
Толпа начала теснить стоявших сбоку возвышения джьерна и группу жрецов. Она рвалась к Дилафу, а он продолжал выкрикивать, закинув голову и широко расставив руки:
– Их надо уничтожить! Всех, всех до одного! Очистить святым огнем!
Хратен прыжком вскочил на помост.
– И они будут уничтожены! – громким ревом перекрыл он слова артета.
Дилаф запнулся лишь на секунду и кивнул одному из младших жрецов, держащему зажженный факел. Скорее всего, он решил, что Хратен не посмеет остановить казнь, поскольку такой поступок подорвет его положение перед прихожанами.
«Не сегодня, артет, – мрачно ухмыльнулся про себя джьерн. – Не думай, что я пойду у тебя на поводу». Он не мог открыто возразить жрецу: не пристало посторонним наблюдать разногласия в рядах дереитов.
Но в его силах было перевернуть смысл слов артета. Можно сказать, это – его специальность.
– Только что хорошего принесет нам его смерть? – разнесся над толпой голос джьерна.
В предвкушении зрелища люди продолжали напирать на помост, выкрикивая проклятия.
Хратен сжал зубы, протиснулся мимо Дилафа и вырвал у жреца факел. Он услышал, как зашипел в негодовании артет, но не обратил на него внимания. Если ему не удастся восстановить среди толпы порядок, они нападут на Элантрис и без вожака.
Джьерн высоко поднял факел, снова и снова вскидывая его вверх. Каждый раз толпа отзывалась довольным воплем; беспорядочные крики приобрели определенный ритм. А в промежутках между вскриками воцарилась тишина.
– Я спрашиваю вас, люди! – проревел Хратен, как только толпа затихла, набирая в легкие воздуха для очередного выкрика. Они растерянно запнулись. – Зачем нам убивать это существо?
– Это демон! – раздался одинокий голос.
– Да! Но его уже постигла кара. Сам Джаддет покарал его. Прислушайтесь, как он молит о смерти! Разве нам следует выполнять его просьбы?