Эллины (Под небом Эллады. Поход Александра)
Шрифт:
— Ты всё тот же, сын Гиппократа. Годы не изменили твоей пылкости, и можно только позавидовать твоей страстной мощи. Я тебе всё расскажу по порядку, ты же выслушаешь меня и, здраво обсудив, примешь то или иное решение. Помни одно: родина наша в опасности, и ты, по мнению Алкмеонида Мегакла и всех паралиев, один в состоянии спасти её.
— Говори, говори скорее! Не мучь меня такими длинными предисловиями.
Старик улыбнулся, не спеша осушил кубок с вином и начал подробно повествовать о том, что произошло в Аттике за время отсутствия Писистрата: как продолжали враждовать между собой партии диакриев, педиэев и паралиев,
Когда Гелланик дошёл в своём рассказе до этого места, Писистрат порывисто встал и воскликнул:
— Теперь мне всё ясно: Мегаклу я нужен, как союзник, чтобы побороть заносчивого Ликурга. Но, — прибавил он после некоторого раздумья, — принял ли сын Алкмеона во внимание то обстоятельство, что я теперь уже не обладаю и сотой долей тех средств, которыми я располагал в былое время? Подумал ли он о том, что всё моё имущество было конфисковано, когда я отправился в изгнание? Ведь я теперь почти нищий, и ты сам видишь, в какой бедности мы здесь живём.
— То, чего у тебя сейчас нет, может тебе дать благоприятный случай, — тихо произнёс Гелланик.
— Что ты хочешь этим сказать! Я не понимаю тебя.
— В этом-то и заключается главная цель моего приезда к тебе, Писистрат.
Понизив голос, Гелланик продолжал:
— Мегакл богат; это ты знаешь. Но ещё богаче его дочь, Кесира, внучка и наследница мегарского тирана Клисфена.
— Что же из этого?
— Неужели ты ещё не понял? Деньги Кесиры Могут стать твоими, лишь бы ты согласился жениться на дочери Мегакла.
Это предложение так ошеломило Писистрата, что он в первую минуту не мог произнести ни слова. Несколько оправившись от неожиданности, он громко и весело расхохотался.
— Подумай, что ты говоришь, Гелланик, и позволь мне принять всё это за добрую шутку. Нет, ты посуди сам...
— Я приехал сюда не для шуток, — раздражённо перебил его старик, и лицо его приняло зловещее выражение. — Мегакл не шутит, и я ради шутки не пустился бы в столь дальнее и трудное путешествие.
— Если так, — ответил Писистрат, с трудом сдерживая душивший его смех, — то и я отнесусь к делу серьёзно. На предложение Мегакла я могу ответить лишь решительным отказом: если ему нужен мой меч или мой опыт в делах, наконец, если он хочет воспользоваться обаянием моего имени среди некоторой части диакриев, я к его услугам. Но стать мужем Кесиры, это — слишком. Ведь я ей свободно гожусь в отцы, не говоря уже о том, что я женат. И ты, и Мегакл, видимо, забыли об аргивянке Тимонассе, которую я назвал своей женой за месяц до моего добровольного удаления из отечества и с которой я очень счастлив, имея от неё маленького сына Гегесистрата.
— Брак с Тимонассой расторжим так же, как и всякий другой.
— Быть может, в глазах Мегакла, но не в моих. Одним словом, закончим этот разговор: ни я не подхожу Кесире, ни она мне. Ещё раз повторяю: я согласен, и очень охотно, быть союзником Мегакла, но отнюдь не его зятем.
— Не принимай скороспелого решения, пылкий сын Гиппократа.
— Хорошо, хорошо, — ласково ответил Писистрат — Знай одно, я не хотел и не хочу обижать лично тебя ничем. Ты — мой гость и я обязан идти навстречу всем твоим желаниям. Если угодно, я сегодня вечером весь к твоим услугам и, тогда мы вернёмся к планам Мегакла. Кстати, мне сейчас
— Я не уполномочен рассматривать вопрос в этой новой его форме. Но отчего не обсудить дела со всех возможных сторон? Итак, до вечера!
— Да хранит тебя Зевс-вседержитель, Гелланик!
На этом собеседники расстались.
После ужина, когда Писистрат и его гость остались наедине, Гелланик спросил, в каком положении дела.
— Плохи, — отвечал Писистрат и с улыбкой добавил: — Даже Гиппий, человек совершенно свободный и очень неглупый, и тот наотрез отказывается признать комбинацию с Кесирой приемлемой. Я, признаться, ему ничего не говорил о том, что Мегакл наметил меня своим будущим зятем. Гиппий думает, что это ты по его поводу явился сюда сватом.
Гелланик не проронил ни слова, но долго и сосредоточенно думал о чём-то. Наконец, он заявил торжественно:
— Итак, теперь ясно: Писистрат, сын Гиппократа, бывший афинский тиран, ставит своё личное счастье выше благополучия родины. Я этого не ожидал и жалею, что предпринял дальнее путешествие совершенно понапрасну. Мегаклу придётся снова соединиться с Ликургом, и тогда ты, Писистрат, готовься завершить дни свои на берегах пустынного Стримона или где-нибудь в подобном же месте, но отнюдь не в Аттике. Моя миссия кончена, и я, отдохнув с твоего позволения дня два-три, пущусь в обратный путь.
Гелланик собрался было встать и удалиться на покой, но Писистрат дружеским жестом руки просил его остаться ещё ненадолго. Гость не без некоторой борьбы согласился выпить ещё кубок-другой.
— Теперь, когда мы поговорили о деле, скоротаем время за чашей доброго вина. Расскажи мне, дорогой гость мой, что-либо о родине, — предложил Писистрат. Но Гелланик был настолько расстроен, что просил отложить эти разговоры до следующего дня. Молча осушил он кубок, молча поднялся с места, чтобы пожелать хозяину спокойной ночи, и вдруг остановился.
— Нет, я не могу оставить это так. Дело нужно кончить, и ещё сегодня. Если бы ты знал, Писистрат, какое возвращение придумал для тебя Мегакл, ты бы не отнёсся к его предложению столь отрицательно. Знай, что Мегакл, отдавая за тебя свою дочь со всем её громадным состоянием, отдаёт тебе и всю верховную власть в Аттике. Он готов делить с тобой труды, но плодами непосредственно воспользуешься ты, один ты.
— Мегакл сказал это? — порывисто воскликнул Писистрат и задрожал всем телом.
— Не только сказал, но и уполномочил меня передать тебе это.
— Откуда такое самоотречение у гордого Алкмеонида?
— Чувство мести иногда сильнее страсти к власти, — таинственно промолвил Гелланик. — Но я вижу, ты теперь весь внимание. Сядем поэтому и рассмотрим ещё раз всё дело с начала. Однако, нет! Я начну с конца. Вели подать ещё вина, потому что теперь беседа наша затянется надолго.
Когда желание Гелланика было исполнено и на столе очутилась новая амфора, он наклонился к уху Писистрата и проговорил с расстановкой:
— Мегакл придумал для тебя вполне достойное возвращение на родину. Ты вернёшься в Афины не как изгнанник, не как дерзкий воин, с мечом в руках прокладывающий себе путь к власти, а как избранник самой Афины-Паллады. Боги вернут Писистрата в Аттику, и я хотел бы видеть того, кто ослушался бы решения бессмертных.