Эра жаворонка

Ефимова Марфа

Вук продержался все эти дни на одном лишь коньяке. Применять анальгетик он даже не пытался. Оно и к лучшему. Во-первых, не помогает, а во-вторых, после нескольких изъятий ампул с обезболивающим, аларм-пространство регистрировало чрезвычайную ситуацию, а заниматься хаккингом и отключать мониторинг Вуку ужасно не хотелось.

На шестой день Тимофеев взмолился и выпросил земные сутки отдыха. Ему не терпелось проведать плантацию "ковыля" - того самого, что наблюдали при заходе "Симурга" на посадку. Сергей подозревал, что трава умеет передвигаться, и планировал провести суточное наблюдение.

– Валяй, - царственно разрешил

начальник экипажа, старательно скрывая за расслабленно-добродушным тоном нервное напряжение. Коньяк кончился, а голова болела.
– Я профилактикой займусь, "Симурга" просканирую.

Профилактика оказалась полезной. Бестолковый щен Хиппи умудрился сгрызть крепления спальных капсул и закоротить постоянными отметинами аларм-схему гальюна. Нестрашно, но неприятно. Пока Вук возился с поломками, легонько шлёпая время от времени нахального баллона длинной сухой спагеттиной, Сергей ни разу не вышел на связь. "Увлёкся", - подумал о нём Янко, отрываясь на обед.

– Ты там как?
– спросил первый пилот второго, жуя всё те же спагетти (вкус номер 17), которыми же до того отгонял назойливое лохматое создание.

– М-м-м... Всё отлично!
– отозвался Тимофеев голосом, с энтузиазмом, но без изображения.
– Трава тут разгуливает, как хочет.

Вук положил вилку и несколько секунд пытался осмыслить смутную тревогу, вползшую в душу сразу после Серёгиного отклика. В голосе биолога Вуку почудилось что-то фальшивое. Сергей обычно так не разговаривал. Но так как на всей планете никого кроме них двоих сейчас не было, а Тимофеев отозвался, и довольно бодро, Янко заглушил сомнения и переключился на мысли о том, как побороть головную боль.

Вернее, уже не боль. От боли после пяти дней символической анастезии осталось лишь неприятное чувство перелистывания извилин. Именно так - перелистывания. Будто извилины были книжными листами, которые кто-то неспешно и методично переворачивал по мере чтения содержимого. Жить можно, но методичное "шурх..", "шурх...", "шурх..." выводило из себя и заставляло нервы зудеть. Вук словно чесался изнутри.

Работа отвлекала его, но неотвратимое шуршание в голове тут же напоминало о себе при каждой минуте передышки. "А, ведь, бутыльки у отца шли в наборе по шесть штук!
– встрепенулся вдруг Янко.
– Такие яркие подарочные коробки, а них - полдюжины коньяков разных марок". Он вернулся к капсулам, между которыми Сергей обнаружил Хиппи после пересборки, и на коленях принялся исследовать пространство под ними. Выпитые накануне склянки он нашёл тогда именно под своей капсулой. Вук, согнувшись, протиснулся к вентиляционному люку в полу, отодрал решётку и с шумом выдохнул. Есть! В рукаве воздуховода поблёскивал янтарный шкалик "Курвуазье". Пилот вытянул его и бережно пристроил в потайной карман. Сразу пить спасительную микстуру он не стал, пригодится, когда голове станет совсем худо.

– Сергей!
– вновь вышел на связь Вук.
– Что с травой? Далеко ли убежала?

Тимофеев молчал. Вук повторил вызов, но безрезультатно. Проверил по локатору - челнок находился в сотне километрах от новой базы. Аларм-мониторинг успокаивал: Сергей либо в везделёте, либо не более чем в десяти метрах от него. И он жив. Но почему он молчит?

Спустя четверть часа, как предписывает инструкция, Вук послал новый запрос и, не дождавшись ответа, начал выгрузку вездехода. Через три утомительных часа тряски, в преодолении перевала в сиреневом

полумраке, он продрался к точке, отмеченной навигатором. Когда с высоты суровой бурой скалы с блестящими прожилками показался целый и невредимый челнок, Вук прибавил ходу, не опасаясь более провалиться в ущелье или увязнуть в россыпи породы.

Тимофеева он нашёл на лужайке в окружении серебристой травы, без ветра шевелящей длинными усиками-отростками. Вук не без опаски ступил на траву, склоняясь над Сергеем. Тот стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормотал. Увидев первого пилота, биолог попытался встать, но, покачнувшись, упал, свернулся калачиком и обхватил голову руками. Вряд ли руки в перчатках могли помочь чем-либо, обнимая шлем, поза была скорее психологической защитой, чем мерой материальной помощи.

– Не могу дойти, - просипел Сергей.
– Раскоординация... Голову разламывает... Кружится... Боль адская... Дышать трудно... "Лекаря" не надо...

– Обойдёмся без "лекаря". Сам донесу.

Вук подхватил напарника под мышки, поволок к челноку. Тимофеев, невысокий, но плотный и мускулистый, был тяжёл, и скафандр добавлял ещё четверть массы. Вук после первых шагов проникся вдруг диким уважением к Виссеру, пронёсшему своего товарища несколько километров. Каждый метр давался с огромным напряжением: земной центнер на Тенере весил гораздо больше. Сергей пробовал идти сам, однако ноги его путались, заплетались, и он оставил эти попытки.

Остановившись на краткий миг отдыха, Янко бросил взгляд на лужайку. Ковыль, как окрестил его Тимофеев, действительно двигался. На том месте, где несколько минут назад стоял на коленях второй пилот, образовалась проплешина, очертаниями напоминающая поставленное в четвероногую позицию тело. Когда Вук обернулся уже у порога шлюзовой камеры, проплешина обнаружилась и на его бывшем месте, зато рядом трава будто бы уплотнилась.

Размышлять о странностях местной флоры было некогда. Янко усадил Сергея в кресло, ввёл анальгетик из личной аптечки. Тимофеев, чуть пришедший в себя, помотал головой:

– Не поможет. На пять минут отпустит, а потом снова. Я уже пробовал.

– А нет ощущения, что в голове будто бы копаются?
– спросил встревоженно Вук.

– Откуда ты знаешь?
– Тимофеев нахохлился, подобрался.

– Знаю, - вздохнул напарник.
– Лекарства бесполезны. На вот, выпей.

Он протянул Сергею последнюю бутылочку коньяка. Тот вновь помотал головой:

– Не употребляю.

– Как хочешь, - жёстко ответил Вук.
– Твоё дело. Если верования и убеждения не позволяют принимать алкоголь, терпи. Может, тебе так и предначертано в муках окупать грехи или что там ещё. Но если будет худо, имей в виду - это реально спасает.

Он отправился загонять вездеход в челнок, ничуть не сомневаясь, что Сергей не выдержит и попросит запретное снадобье. К чести Тимофеева, скрежещущего зубами и бьющегося в ремнях безопасности, выдержка подвела лишь после возвращения на базу.

– Я тут подумал..., - начал он, тяжело дыша.
– Надо же - подумал! Не могу думать. Сил нет... Если ты предлагал, значит, знаешь... А Голгофа одна на двоих не бывает. Это не судьба. Это просто болезнь.

– Да, - согласился Вук, сдвигая пшеничные брови, и ещё раз протягивая пузырёк, - это болезнь. Странная болезнь. Необъяснимая болезнь, от которой помогает препарат под названием "этиловый спирт".