Эра жаворонка
Шрифт:
– Красава!
– простонал он.
– Шикарная красава! И впрямь на жабу похожа... Вучо, я что бужу-то... Как так может быть - вчерашняя передача сегодня вдруг стала транслироваться? Ты на отсрочку не ставил?
– Нет никакой отсрочки, - недоумённо ответил Вук.
– Ты же знаешь.
– После твоего Хиппи я уже ни в чём не уверен. Может, это запись?
Янко помотал головой:
– Нет. Сам шлем записывает только последние пять минут. А я чуть не полчаса плясал вокруг этой твари. Запись целиком - на сервере. Ты проверял её?
– Сейчас проверю.
Тимофеев вывел
– Ерунда какая-то, - пробормотал биолог.
– Время записи твоей передачи - семь тридцать две. Она только что записана!
– Может, здесь в атмосфере есть что-либо наподобие депо?
– предположил Вук.
– Типа ловушки сигнала. В нём скапливаются все виды излучений, пока их уровень не достигнет критического. А потом всё, что накопилось, изливается.
– Сомнительная мысль, - произнёс Сергей, скрещивая на груди руки. Из-за изрядно накаченных бицепсов и грудных мышц, простое действие - скрещивание рук - давалось ему с трудом.
– Тогда не знаю. Что у нас на завтрак?
– Рекомендованы вкусы номер 56 и 197.
Овсянка и апельсин.
– А яичницы с ветчиной нет?
– скривился Вук. Овсянку он не слишком уважал: вроде поел, а вроде и нет. Через час опять есть хочется.
– Есть, если они пойдут в придачу к овсянке.
– Ладно, - сварливо проскрипел первый пилот.
– Кто мы такие, чтобы спорить?
Однако после трёх ложек каши его вырвало. Второй пилот, просканировав внутренние органы и сделав экспресс-анализ крови, развёл руками:
– Здоров, как бык. Похоже, чистая психосоматика.
Он разрешил напарнику перейти сразу к яичнице, но Вук отказался от еды. Его вдруг начало мутить.
– По пути перекушу, - молвил он и двинулся выгуливать Хиппи по шлюзу.
От вида беззаботно прыгающего щенка у него защемило сердце. Пёсик прыгал через корпус телескопического щупа, заливисто лая и выражая всем своим существом вселенское счастье. Как в детстве. Жаль, что нельзя с ним выйти наружу, прогуляться, побросать палочку...
За хребет Курта Гёделя ни одна из предшествующих экспедиций не заходила. Территории за ним долгое время считались бесперспективными: воды внутреннего моря хребтом имели повышенный радиоактивный фон, а модель тенерийской коры, построенная на основании аэросъёмки рельефа, не предполагала выхода пород с ценными ископаемыми. Но главное - непригодный для жизни климат. До минус девяноста ночью и минус сорока днём. Эдакий филиал земной Антарктиды. Однако, модель - это одно, а реальная обстановка - совсем другое. Вук напряжённо вглядывался в наступающую на горизонте гряду и гадал - что же может ожидать его за тёмными вершинами гор. Челнок тихо скользил над поверхностью, пока ещё по маячкам, в сторону неизведанных земель.
Последний маячок был около дохлой жабы. Сергей Тимофеев, согласно договорённости, должен был добраться до неё на вездеходе во второй половине земных суток, чтобы заняться обследованием твари и, возможно, изъятием её из жизненной среды. То бишь, ловлей и помещением в клетку, если та живая, либо консервацией, если та мёртвая. Самому Янко делать у жабы было нечего, но, повинуясь неподотчётному влечению, а точнее - любопытству, - он
– Сергей, - вызвал он коллегу секунду спустя.
– Кажется, тебе тут делать нечего. Животное пропало.
– Совсем?
– печально отозвался Тимофеев.
– Совсем. Только круг от пузыря остался. И отпечаток на песке. Знаешь, судя по следам - оно испарилось.
– Забавно, забавно..., - с той же грустью проговорил Сергей.
– Может, в здешней атмосфере белки умерших существ распадаются и улетучиваются в виде чистых составляющих? Азот налево, углерод направо... Это было бы очень забавно, потому что охота была бы почти невозможной, добычу пришлось бы есть быстро...
– Серёга, - оборвал рассуждения Вук.
– Я полетел дальше, а ты сам решай, надо тебе сюда или нет. Сообщишь потом, что надумал.
– Я сразу сообщу. Я не поеду. У меня тут новый вид грибов обнаружился. Панцирных. Такая, знаешь прелесть... Ты, кстати, как себя чувствуешь?
– Нормально. Я даже овсянку твою осилил. Чувствую, как силы так и прут из меня.
– Ладно, балабол, я рад. Иди, трать свои силы.
Он отключился. Вук с неожиданной горечью подумал, что Сергей рад не по порыву души, а по должностным обязанностям, ибо в случае тяжёлой болезни одного из членов экспедиции полагалось срочно свернуть изыскания и вернуться на Землю. Соответственно с потерей трёх четвертей гонорара. С очень большой материальной потерей.
Первый пилот склонился над кругом посередине пещеры. След от пузыря, укрывавшего жабу, представлял собой чуть спёкшуюся корочку. Вук потрогал запечённый песок, пошевелив пальцами, тот рассыпался, разорвав круг. Поднявшись с колен, Вук на мгновенье ослеп: резкая боль пронзила голову от темени до подбородка. Наверное, слишком быстро встал. Вук подождал, пока утихнет буря в черепе, зафиксировал на камеру следы от силового шара, а затем продолжил путь к хребту Курта Гёделя.
Голову раздирало на части. Вук протянул около часа в полуобморочном состоянии, а затем, осознав, что толку от его вылета не будет, впрыснул обезболивающее из личной аптечки. Голова отяжелела, окаменела, превратилась в бесформенную замороженную ледышку, но дышать стало легче, и Янко наконец-то начал различать подробности, слившиеся до того в один бесформенный кусок.
Съёмка, анализ, зондирование и прочая работа протекли через руки и мозг Вука автоматически, без малейшего участия сердца. Первый пилот механически глядел на сиреневое небо, на фоне которого расходились бьющие из-за горизонта лучи светила - сначала в западной части, потом, спустя несколько часов, в восточной, а затем снова в западной. Также механически переждал в челноке налетевший смерч, несильный, но достаточный для того, чтобы автоматическое управление везделётом выпустило якоря, вбуравив их в твердь Тенеры. Смерч обрушил на глазах Вука навершие скалы, камнепад чудом не задел челнок, но и на это происшествие Янко отреагировал вяло.