Эскадра
Шрифт:
– В общем, на настоящий момент все вот как-то так, – вернулся Арчибальд к внезапно прервавшемуся разговору, – я же говорил вам, друг мой, что прекрасно вас понимаю. Надо что-то делать, куда-то двигаться, и не для "повышения уровня комфорта", просто для выживания… Но двигаться некуда. Ни вам, ни мне. Моя должность как бы "выше" вашей, но в той же степени тупиковая, так что тут мы равны. Товарищи, так сказать, по несчастью… И эти нескончаемые проблемы с Ла Нинья.
"Похоже я, сам того не заметив, тоже поднабрался" – подумал он, – "Начинаю выражаться неконкретно"
Однако пьяный адмирал был, несомненно, не в силах заметить подобные мелочи. Он повернулся к губернатору и немножко заплетающимся языком наполовину спросил, наполовину предложил:
– Арчибальд,
– Но… – в первый момент Гамильтон был даже несколько ошарашен – Но… А-а-а, вы, вероятно, имеете ввиду закон, по которому колония, на которой в течение длительного времени не разместили население, или промышленное производство, или не начали разработку недр, таковой считаться перестает? Так аргентинцы там повесили на орбиту малую ремонтную верфь. Да, она никогда никого не ремонтировала. Да, всего персонала там несколько человек для поддержки жизнеобеспечения – да и те не аргентинцы, гастарбайтеры какие-то. Но она, видите ли, "промышленное производство", то есть формально они в своем праве…
– Как бы это вам сказать, друг мой… В, как говорят, "тумане войны" мы ведь можем эту малую верфь просто не заметить!
– Что ж… – Вообще-то, стоило адмиралу озвучить свою идею, губернатор уже начал относиться к верфи как к очередной своей "неучтенной собственности". Однако подумав, он понял, что отодрать аргентинскую маркировку от каждой маленькой детальки немаленькой верфи не представляется возможным – и, как бы исчезающе мала ни была вероятность угодить под международный суд, риски следовало минимизировать, – Согласен. Маневровый движок разгонит ее в сторону звезды, и… Какая верфь? О чем вы вообще говорите, сэр?!
– Именно!
– Но как быть с аргентинским рейдером, который, по слухам, ошивается где-то неподалеку?
– Ну господи-ин губерна-атор! – улыбнулся адмирал, – а на что же моя эскадра?
– Но у вас только шесть эсминцев и всего один крейсер!
– А скорее ни одного – ведь тот, что есть, устарел еще в момент начала его постройки.
– И как?!
– Попробую объяснить – по-простому, как человеку невоенному. Для крупного корабля мои эсминцы – то же самое, что штурмовики и торпедоносцы для них самих: самый страшный враг. Просто потому, что "врезать" при везении могут ничуть не слабее, а вот элементарно попасть по ним в разы сложнее, чем по "равному" противнику, уж больно быстры и маневренны. Там, где противник равного тоннажа будет вынужден судорожно дергаться и выставлять щиты, "малотоннажник" просто сманеврирует на скорости, и все. А когда получаешь в борт тяжелую торпеду или болванку из рэйлгана, тебе обычно все равно, от кого "прилетело" – от огромной "лайбы" или от мелкого эсминца. Прилетело – заделывай пробоины! Палубной же авиации рейдеры не имеют, так что эффективной защиты от нас у них попросту не будет. А крейсер… Ну что крейсер. Признаться честно, его главная задача – вызывать уважение в глазах гражданских: надо же, целый крейсер! На самом деле наш Иррезистибл – старая калоша, построенная по древнему проекту "Скапа Флоу", на которой да, удосужились обновить электронику ПКО, но все остальное… Мы давно уже разочаровались в его боевых качествах и используем как корабль снабжения для эсминцев – ну, способный при случае огрызнуться, но не более того. Трюмы там внушительные, "противоракетную сетку" он благодаря новой электронике ставит неплохую, но главная наша сила – именно эсминцы. Мелочь, вроде контрабандистов, боится их как огня. А вот "крупняк" – обычно не боится… И совершает тем самым фатальную, в буквальном смысле, ошибку.
– Что ж, спасибо за разъяснение! Признаться, вы меня порадовали. То есть если этот рейдер вдруг примчится на помощь, вам будет чем его встретить?
– Более того! Я просто-таки надеюсь, что он примчится – потому что после этого никто не посмеет отказать мне в присвоении следующего звания! – довольно улыбнулся Сэндлер.
– Меня очень, очень радует ваша уверенность! – улыбнулся в ответ Гамильтон, – однако же время позднее. Не угодно ли вам будет присоединиться ко мне завтра за ланчем, в моем особняке? Там мы, достойно отдохнув, смогли бы обсудить дальнейшие подробности нашего, хммм, предприятия.
– Благодарю, охотно! Сейчас и правда хотелось бы – поспать… Вы, будучи старше и мудрее, поняли это первым.
– Ну, ну, не стоит лести, друг мой. Для меня знакомство с вами – как глоток свежего воздуха и возрождение давно похороненных надежд, чуть ли не мечтаний юности… Так что мы как минимум квиты. Жду вас завтра в полдень, и не утруждайтесь поиском транспорта: я, если вы не против, пришлю экипаж.
– Еще раз благодарю вас, Арчибальд! Покойной ночи!
– Покойной ночи, Джереми!
***
Эмиль Загоруйко угрюмо жевал "вечный" бутерброд с салом – тот всегда выползал из синтезатора ровно с той скоростью, с которой от него отрезали удобные по размеру куски. Водка закончилась еще позавчера, тогда как до конца вахты оставалось не меньше месяца. Тоска… А записка от предыдущих вахтовиков гласила, что никакой надежды на самогон нет, не с этими продуктами. Конечно, новая смена предприняла собственную попытку – но в результате лишь добавила свои подписи к уже имевшимся под текстом записки. Благодаря какой-то спецобработке субпродукты, которыми их кормили, попросту отказывались бродить. Конечно, при этом они и не портились – но утешение было слабым. Дерьмовая работа, дерьмовая жратва, вот и водка закончилась… И это постоянное давящее чувство километра, если не больше, камня над головой – Эмиль был профессиональным шахтером и "глубины руд" не боялся, но обычно ведь после смены шахтер возвращается на поверхность, а тут… Единственное, что примиряло с действительностью – оплата. Вот с ней наниматели-латиносы не скупились, тут надо отдать им должное.
В родном Донецке, на самой Земле – а вы думали, в Великой Метрополии и на Родине Человечества нет бедноты? Все наоборот, именно там-то ее и навалом, ведь все талантливые, способные, амбициозные и даже просто тупо трудолюбивые давно свалили в колонии – безработный шахтер Загоруйко перебивался как мог, любыми способами, не исключая мелкий гоп-стоп. Все изменилось после возвращения из "длительной командировки" его соседа, Урмаса Гимазова. Отсутствовал он почти полгода, так что его любвеобильная жена успела наставить ему рога со всем районом, не исключая и самого Эмиля (а хороша чертовка, кстати!), кроме того, поползли слухи, что на самом-то деле он просто сбежал куда-то далеко-далеко… Ну или недалеко, зато к достойной большего доверия бабе. Однако вот – вернулся, и, по меркам Донецка, вернулся богатым человеком. Богатым настолько, что купил на базаре подержанный флаер, перешел с самогона на покупную водку, а Светлана вдруг опять стала верной женой. Конечно же, знакомые постоянно докучали Урмасу вопросами, где, так сказать, водятся деньжищи и как бы им самим приобщиться к сему живительному источнику. Но ответ был один: "где было – там уж нет". Лаконично. Но Гимазов, несмотря на фамилию, был гораздо в большей степени эстонцем, чем татарином. И только Эмилю он рассказал немножко больше.
– Сосед, – сказал он, – Ты шахтер, как и я. И ты можешь попробовать получить такую же работу. Это вахта где-то далеко, я так и не знаю, где именно, но одной дороги туда – месяц. Работа очень тяжелая, не уверен, что решусь на еще одну вахту. Действительно тяжело. Но платят сполна, тут вопросов нет. Хорошо платят.
– А кто хоть платит-то?
– Аргентинцы. Если хочешь, сброшу тебе адрес, напиши им… Вроде как еще нужны рабочие.
– И это действительно шахтерская работа?
– Да! Условия необычные и я сказал – работа тяжелая. Но в целом – ничего, что мы бы не видели в шахте. Я справился – и ты справишься.
– Спасибо, сосед! Давай адрес. Я попробую.
Его взяли. Сначала он сильно беспокоился, ведь проводивший собеседование молодой парень представился "Альфонсо Диас, горный инженер", в то время как снующий вокруг офисный люд почему-то обращался к нему "сеньор лейтенант", не нужно знать испанского, чтобы понять такую простую фразу. Однако в ходе разговора Диас задавал вопросы как настоящий профессионал, не понаслышке знающий работу горняка, то есть каким он там был лейтенантом – неведомо, а вот инженером он был явно настоящим, и Загоруйко несколько расслабился. И даже спросил про условия работы. Диас ответил коротко и четко (все-таки лейтенант?):