Эскадра
Шрифт:
– Мерлин? Источники?! Джорэм, сделай скидку на возраст! Мне еще нет сорока тысяч!
– Хорошо, расскажу вкратце. Именно на вашей Земле стихийная магия достигла в свое время небывалых высот. Научившись использовать "энергию мирового эфира", колдуны могли обрушить горы и высушить моря. Но они… Как бы это сказать по-простому… Они зазнались, Жан-Клод. Решили, что умение управляться с энергией эфира делает их какой-то "высшей расой" – и это несмотря на то, что по рождению они были такими же землянами как, например, ты. Могущество может вызывать уважение, но пренебрежение вызывает лишь злость. И погрязшие в пренебрежении к остальным, маги быстро стали объектом не уважения или даже поклонения, а искренней и жгучей ненависти со стороны большинства людей вашего мира. Еще немого – и их просто перебили бы, не считаясь с потерями. А именно тогда не только сильнейшим, но и мудрейшим магом Земли
– То есть он пожертвовал собой… Но ради чего? Ведь, насколько я понял, реальная опасность миру не грозила?
– Ну какая-то, в общем, грозила. Взорвав ненароком какой-нибудь вулкан, можно было запросто угробить население целой страны, и тогдашние маги на подобные "мелочи" внимания вовсе не обращали. Но Мерлин, конечно, думал не об этом. Он видел, что его товарищи, его камрады-маги, многие из которых были его собственными учениками, превращались в… Да в откровенную мразь они превращались. Их интересовала только власть, а об ответственности они и не вспоминали. Вот Мерлин им и напомнил… Тем способом, которым мог, и за ту цену, которую пришлось заплатить.
– Коньяк еще остался?
– У опытного вероятностного мага вероятность того, что выпивка закончилась, равняется чистейшему математическому нулю!
– Тащи. Я, чорт возьми, хочу выпить в память об этом парне.
– Ты про Мерлина?
– Да!
Джорэм направился к пещере, где они временно обустроились, за своим никогда не пустеющим бочонком коньяка. А идя туда и обратно, он думал: "А действительно ли тогда, когда я жил на Земле и был известен под именем Мерлин, я сделал все, от меня зависящее? Или все-таки нет? И не были ли мои действия продиктованы тем же властолюбием, ведь вероятностная магия вовсе не зависит от источников магии стихийной?"
Проклятые вопросы, не находите?
На следующее утро Джорэм был угрюм, погружен в себя и несловоохотлив. Иной сказал бы, что великий колдун пребывает в похмелии – но ведь у вероятностных магов вероятность похмелья стремится к нулю с обратной стороны. Так что дело было явно не в этом.
– Тебе пора обратно, – сказал Джорэм.
– Надоело меня учить? – ответил Жан-Клод, которого похмелье вовсе не минуло, ибо он не был вероятностным магом.
– Не надоело. Просто больше нечему. В "стихийке" я толком не разбираюсь – незачем было разбираться. А в моих вероятностях никогда не разберешься ты. Будь благословен богами, мною в первую очередь, да пребудет с тобой сила, если ты ее где-нибудь найдешь, ну и иди с миром… И не спрашивай, куда. Ибо "нахуй" будет самым простым и вежливым ответом.
– Мы еще встретимся?
– Уверен. Доподлинно знаю. И тебе гарантирую. Такой ответ тебя устроит?
– Да! Только будь любезен, отмотай назад этот самый квант времени… А то полсотни аборигенов меня, наверно, заждались!
– Сейчас отмотаю, момент… Только извини, полсотни аборигенов обещать не могу. За время твоего отсутствия в их временном потоке у ребят успели возникнуть, хммм, определенные проблемы.
Жан-Клод оказался вдруг на том же самом месте – и одновременно не на том. Но теперь его это не удивляло, так как он знал, что место и правда то же самое, просто теперь он опять "самую чуточку не тогда". Дикарей же, равно как и вообще чего-либо живого, поблизости не ощущалось. Зато откуда-то с востока тянуло жарким ветром, который больше бы подошел песчаной пустыне, чем "мокрым" джунглям. И это его изрядно обеспокоило. Хотя бы потому, что именно в той стороне он посадил и замаскировал свою "скакалку", слишком близко, как впоследствии оказалось, к селению местных. Но сейчас было важно не это. Важно было то, что одним из объяснений "ветра-суховея" могло быть проникновение постороннего в двигательный
"Скакалками" называли довольно забавный вид космического транспорта. Берем внутрисистемный челнок, убираем из него практически все жизнеобеспечение, так-то рассчитанное на тридцать душ, и взамен впихиваем самые маленькие реактор и гипердрайв – от легкого эсминца. В результате получается небронированное и невооруженное средство транспорта, способное перевозить одного-единственного человека. Зато "скакать" оно могло по всей галактике, не требуя при этом частых дозаправок. Французский Институт Ксенологии всех своих исследователей отправлял "на точки" именно с помощью "скакалок" – исключением не стал и Дюпон. Но уже в нескольких километрах от "места закладки" он понял, что остался, так сказать, безлошадным. До самого горизонта простиралась плоская, как мысль глупца, раскаленная равнина, и Жан-Клод хорошо, очень хорошо, до полной упячки хорошо понимал, что здесь произошло.
"Боеприпас шестнадцать". Плазменная боеголовка повышенной мощности, применяемая при орбитальных бомбардировках. Непереносимо мощная, неприлично эффективная, не оставляющая остаточной радиации и… И дорогая просто как ёб твою мать. И таких боеголовок здесь "уронили" не одну и не две, а пару десятков. А это – полный залп линкора или тяжелого рейдера. Что, что, мать его через колено в центр мирового равновесия, целый линкор или тяжелый рейдер делал в этой забытой и богами, и людьми жопе мира?! Прилетал спасать его, одного отдельно взятого Жана-Клода Дюпона? Да не смешно. Тем более, когда прилетают спасать, не превращают четверть немаленького континента в… Ну, в общем, во что оно тут превратилось. Селение негостеприимных аборигенов и столь неудачно – слишком близко! – спрятанная "скакалка" оказались на самом краю раздолбанной области, но о ее общем размере Жан-Клод мог составить себе определенное представление. Двадцать "шестнадцатых"… Господи, ДВАДЦАТЬ! А судя по дрожащему над горизонтом мареву, канониры не скупились и половинным залпом дело и правда не ограничилось…
Отойдя подальше от пораженной области, он построил себе шалаш. И стал просто жить в нем, стараясь не думать не то что о том, что будет завтра, а и о том, что может случиться через десять минут.
На третий день ему приснился сон, сон-воспоминание о том, как их, тогда еще молодых вояк, сбросили на полигон на Мемфисе для "отработки марша в полной выкладке". Мемфис был одной большой пустыней, где выжить могли только скорпионы, змеи и – при везении – солдаты Иностранного Легиона. Лейтенант Мгамба сказал им: "Парни! Чтобы наши все-таки армейские учения, а не хрен собачий, не казались вам вот этим самым хреном собачьим, наши камрады из ВКС завтра не поскупятся на "шестнадцатый" и уронят его вон там вот, за холмами. Ваша задача – ускоренным маршем пройти через зону поражения. Причем когда я говорю "пройти" – я имею ввиду именно это, а не "сдохнуть на полдороге". "Шестнадцатые" слишком дороги, чтобы тратить еще один на вторую попытку для не справившихся!" Тогда справились все. Ну… Почти все. Но это был долбанный рейд через сумасшедший дом, и долго еще легионерам снилось, как стонет от жары даже пустыня.
На пятый день из зарослей вышел оборванный человек и представился Кригом Бени – яко бы случайно выжившим охотником из того самого селения. Именно клан Криг организовал в свое время охоту на Дюпона, и потому Жан-Поль просто взял рэйлган и прострелил аборигену голову. Теперь-то клан Криг точно не начнет охоту за разумным существом. А брезгливость в отношении мяса этих самых разумных из Жан-Клода "вышибли" еще в учебке.
А на двенадцатый день запищала его коротковолновая рация.
Что было даже теоретически невозможно.
Надеяться на что-либо Жан-Клод себе не позволял, но вот простому человеческому любопытству – особенно опять же в своем собственном исполнении – не препятствовал, а потому на вызов ответил… И услышал довольно сухой и официальный голос: "Рейдер Аргентинских ВКС "Адмирал Бельграно" вызывает капитана Французского Иностранного Легиона Жана-Клода Дюпона. Господин капитан, отзовитесь, если вы живы!"
***
Губернатор Нью-Уолша, лорд Арчибальд Гамильтон сидел на террасе своего особняка на окраине Джорджтауна, завернувшись в плед и потягивая горячий грог: в это время года утром на Нью-Уолше было весьма свежо, а для виски время еще не подошло, как и для сигар – ведь полдень еще не наступил.