Есть на Волге утес
Шрифт:
Жизнь клонится к концу, а что полезного сделано? Семью так и не завел, богатства не нажил. А люду страждущему чем помог? Молитвами, словесами? Остался один яко перст. Слава богу, попалась в конце его жизненного пути Аленка, и нет теперь ближе человека, чем она. Сначала казалось — попутчица. А потом и не заметил, как вспыхнула отцовская боль за ее судьбу. Тепеоь в ней весь его мир. Один человек на свете, кому он нужен, едина душа близкая ему. .Может быть, ближе, чем дочь единокровная. В молодости всего себя Савва решил отдать богу. Почитай пешком дошел до святых мест, вдоль и попе^к
Очутился в мордовском селе Акселе, сел на церковный приход из двенадцати деревень, взялся ретиво приобщать инородцев к православной вере и преуспел немало. Влюбился было в поповну из соседнего села, но, помня завет апостола Марка, не женился. Ибо сказал евангелист: «Женатый печется, как угодить жене, а
человеку надо думать, как угодить богу». Поповна сунулась было в лямку, дело дошло до архирея. Тот позвал Савву, спросил:
— Не женишься пошто? Приход без попадьи, все одно, что лампада без масла.
— Женщина — сосуд греха, Аз чистоту свою сберечь хочу, владыко. Какой муж, ваявши жену и покорившись ей, спасся? Адам из рая изгнан был, Самсон, покорив всех врагов своих, женщиною предан был. Соломон, постигший всю глубину премудрости, повинуясь женщине, дни свои окончил неразумно, сам веру свою предал. Ирод многия победы одержал, но, жене поработившись, святого Иоанна Предтечю обезглавил. Могу ли я после этого...
С тех пор в епархии стали глядеть на него косо. А потом начался* раскол. Савва неистово кинулся на но-воверцев, возненавидел Никона, чем ожесточил против себя половину соседских пастырей. Долго жил преданностью к старым обрядам, но, пришед в Москву, понял: старому и новому цена одна. Не то завещал людям Исус Христос, заветы его боярами, митрополитами попраны, и люди, богу служа, о народе не думают, о чистоте веры не помыщляют, а более всего пекутся о корысти власть имущих, о своей мошне и чревоугодии. Он понял для себя: истинная правда не у столпов старой
веры, не у никонианцев и не у царя. Истинно хотят добра людям те раскольники-старообрядцы, которые ушли в глушь, расползлись по лесам. Кто в скиты, кто в глухие починки по островам и берегам Керженца, Ветлуги, Ун-жи и Кокшаги. Они теперь привечают у себя, прячут непокорных беглецов, помогают им добывать волю и лучшую жизнь. И если раньше Савва хотел уберечь Аленку от мятежного Ильи, то теперь он понял — у него для них обоих спасение.
И пришел он узнавать об Аленке в самое время.
— Поверишь, отче, я ждал тебя, — сказал Богдан Хитрово. — Правда, не ночью и не через забор, а через тайный приказ. Как же тебя не словили?
— Аленку тоже не словили?
— Она иное дело. Не Яшка в Барышево увез.
— Где это?
— Под Арзамасом, моя вотчина.
— Спаси ее бог. Да там же скорее, чем в Москве, уищут.
— Верно, отче, верно! Потому я и ждал тебя. Беги туда немедля. Коня бери самолучшего, ночи не спи. И спрячь девку в монастырь. По нынешним временам — это единственно надежное место.
— Пиши приказчику грамоту.
— Да ежели с грамотой, я бы давно любого слугу
послал. А надо, чтобы никто ничего не знал. Ни слуги и ни приказчик. Если их, не дай бо<г, начнут пытать...
— Понимаю.
— Алену надо выкрасть и тайно увезти в монастырь. Матери-игуменье Секлетее я грамоту дам. А то ныне в монастырь людишки лезут яко селедки—косяками.
V 7
Уезжая, воевода на трезвую голову строго-настрого приказал Сеньке девку ни в коем разе в руки приставов не давать. Если что случится — утопить. Сенька понял— дело не шуточное, и не стал медлить. Вспомнил, что при конюшне есть чахоточный шорник Пронька — самый подходящий жених. Пчрень дышит на ладан, вскорости
* отдаст богу душу. И все будет шито-крыто. А молодую вдову можно будет придать пасечнику Фадею — там сам черт ее не сыщет. И будет она вся в его власти. Оставалось договориться с отцом Ферапонтом о венчании.
Захватив четверть самогона, Сенька заявился к попу. У отца Ферапонта был гость.
Выставив четверть на стол, Сенька задумался. Говорить о венчании при чужом человеке не стоило бы, но выставить гостя за дверь было неловко. Откладывать дело тоже не хотелось. И приказчик решил повести разговор хитро. Выпив кружку, Сенька спросил:
— Гостенек твой издалека будет?
— Сие священник села Акселова приходу. Именем Савва.
— У меня к тебе дело неотложное. При нем говорить?
— Говори. Он, как и я, таинство блюсти умеет.
— Хочу я Проньку-шорника женить. Обвенчать надо
бы.
— Ничего нет проще. Завтра утром окрутим за милую душу.
— Утром не годится. Надо обвенчать ночью, тайно.
— Чего ради?
— Невесту Богдан Матвеич из Москвы прислал. Сам догадайся зачем. Велено сделать ее не токмо женой, но и вдовой. Пронька как раз для сего пригодился. Умерев, барские грехи он прикроет.
— Ох, хо-хо! — гость перекрестился. — Кто ныне без греха. Вези завтра ночью — обвенчаем. Как думаешь, отец Ферапонт?
— Истинно. Нам не впервой все грехи на себя брать. А боярские тем паче.
— Как^невесту зовут?
— Вроде бы, Аленка.
— Окрутим в нощи и вся недолга, — отец Ферапонт хохотнул басовито, опрокинул кружку в широкий рот.
Когда четверть опорожнили, Сенька уехал. Савва прикрыл за ним дверь, сказал тихо:
— Девку сию, отче, я знаю. Ее надо бы спасти.
— От кого спасти?
— Верь мне, отче, ее тут гибель ждет.
. — Изложи понятнее!
Савва, отодвинув кружки на край стола, начал говорить.
Около полудня на пчельник пришли Сенька и поп Ферапонт. Оба были выпивши, но невеселы. Сенька оседлал скамейку и, глядя на Аленку исподлобья, сказал:
— Что делать с тобой, девка, ума не приложу? Воевода уехал...
— Куда так спешно?
— В Танбов должно быть. Спешный указ привезли.
— Поневоле заспешишь,— отец Ферапонт хохотнул,— ежели вор Разин Степан Синбирск обложил, а может, и взял.