Есть на Волге утес
Шрифт:
Не успел страж поднять решетку, как сзади по голове тюкнули чем-то тяжелым. Веревка выскользнула из рук, решетка упала. Человек, лежавший на носилках, проворно вскочил. Больше ничего страж заметить не успел, рухнул в проходную щель. Шуст спрыгнул в проход, поднял решетку, крикнул:
— Выплывай, водохлебы! Воля пришла!
Из ямы один за другим выскакивали кандальники, растворялись в тумане. Миронко вышел последним. Он уже крепко стоял на ногах, только беспокоила поясница. Ивашка и Илья подхватили его под руки, выдернули из прохода.
—
— На Ангашинскую гать, — сказал Сорока. — Нам более некуда.
— Верно, — согласился Шуст. — Но сперва в верхнюю тюрьму. Там нас Минька ждет.
— Ведь усекут! Скрываться надо.
— О себе думаешь, водохлеб, — язвительно произнес Шуст. — А там три сотни узников.
Все выпущенные из ямы — около тына, они не знали куда итти. Ивашка Шуст молча махнул в сторону тюрьмы, и толпа поняла его. Загремели ножные кандалы — все двинулись к тюрьме.
— Тише вы, тише! — шипел Сорока. — Весь город разбудите.
— Греми, ребята, ори! — крикнул Шуст. — Упавшим в воду — дождь не страшен. Нам нечего терять!
У верхней тюрьмы боя не случилось. Хитрый Минька сделал свое дело, как договорились. Заслышав шум, он подбежал к охранным стрельцам, крикнул:
— Спасайтесь, робяты! Колодники из ямы вырвались!— И побежал. Перепу1ан«ые стрельцы рванули за ним. Когда Шуст вбежал в тюремные сени, кузнец сбивал замки. Туман начал рассеиваться — узники обеиэ тюрем устремились к незаделанному пролому во стене.
Когда воевода поднял в городе тревогу, освобожденные узники были уже в лесу. Минька орудовал молотком и зубилом — срубал заклепки у кандалов и наручников. Каждому говорил:
— Железо не бросай. Придет пора — перекую на копейные наконечники, на мечи сгодится.
Пока кузнец орудовал зубилом, Миронко подошел к Илье, обнял его, сказал:
— Спасибо, друг. Если бы не ты...
— Полно, полно. Это не я, это Ивашка. Рысковый, калена вошь.
— Не говори так. До тебя в яме все умирать приготовились. Гришка — брат, вон, умер. Забили его.
— Слышал.
— Вместо него братом тебя назвать хочу. Нам с тобой теперь далеко шагать придется. Рядом, вместе?.. Хочешь?
— Благо. Братьев у меня как раз нету. А одному худо. — И поцеловал Мирона в губы. — У нас, казаков, сводных братьев побратимами зовут.
Дальнейший путь их лежал на Ангашинский мост.
*
3
Атаман Холка Кривой, когда в стан к нему пришли Илейка с тюремными сидельцами, воскликнул:
— Вы што, мужики, опупели?! Мне своих ватажников кормить нечем. Шутка в деле — четыре сотни ртов. Да еще и вы привели не менее. Ангаша-речка невелика, она, милая, такую ораву не прокормит.
— Это не твоя забота, косой дьявол,— ругнулся Ивашка Шуст. — Мы тут разбойничать не собираемся. Вот чепи на мечи перекуем — и на' Кузьму. Пойдешь?
— Видно будет, — ответил Холка. — Моя ватажка невелика, нас мостик прокормит как-нибудь.
— Ну и дурак!
— На мою долю хватит и купцов.
— «Купцов»! Видел я — в котле твоем баранина варится. Овечье сало жрешь. Уж и другой-то глаз заплыл, ничего не видишь. Ведь знаю — стадо у пастуха отнял, наших же мужиков скотины лишил.
— Не горячись, Иван, — сказал Илейка. — Утром созовем круг и все как следует решим.
— Только не в моем стане!
— Тут, Холка, не твоя вотчина, тут мужицкая земля. Что они скажут, то и будет.
— Уж не ты ли, пришлый, мне указывать станешь?— Кривой взялся за рукоятку запоясного ножа.
— Вот возьмем Кузьмодемьяпск, установим мужицкое воеводство — тебя непременно от моста вытурим. Для нас, что бояре, то и разбойники.
— Давай-давай! Веди своих живодеров на круг,— предложил Шуст.
За ночь Илейка прознал: всех, кто пришел из города в прошлые побеги, Холка в ватагу не принял, велел селиться ниже моста. Возникло два стана: разбойный и посадский. Городские беглецы кормились рыбой, грибами, ставили капканы в лесу. Грабить они не хотели, да и не умели. Как жить дальше — не знали, и была одна у них надежда — вот придет мятежный атаман Степан Тимофеевич, он скажет.
Долго не тянули — утром собрали круг. Сколько Холка не кочевряжился, а костер запалили в его стане, атамана посадили вровень со всеми. По казацкому обычаю на кругу все равны. Илейка оглядел поляну — народу собралось много. «Около тыщй, поди, наберется,— подумал он. — Если всех поднять — город будет наш».
Ивашка подошел к костру, спросил:
— Кому перво слово? Начинать пора.
— Говорят, у вас есть человек от Степана Тимофеича! — крикнули с опушки леса. — Пусть он скажет!
Илейка вышел на середину, поклонился на четыре стороны, поднял над головой шапку, смятую в кулаке, заговорил:
— Спасибо за честь, ватажники. Вот слышал я — все вы ждете Степан-'йгмофеича. Все вы знаете, он ныне по Волге идет сюда. У некоторых, — Илейка поглядел через плечо на атамана Холку, — есть така думка — поджидать Разина здесь. Пока грабить мужика, жрать евой-ных овец, обдирать его вплоть до лаптей. А когда Стенька придеть, город возьмет, тогда,, мол, посмотрим. Может, волю, которую он нам принесет, м,ы и воспримем.
— Никто так не думат! — крикнули с круга. — Город надо самим брать!
— Но кто поведет нас?!
— И с чем пойдем? С топорами, вилами?
— Об этом думали?!
— Думали, — крикнул Шуст и встал рядом с Илей-кой.— Куз.ьму надо у воеводы отнять, сделать его городом вольным. Для сего надо выбрать атамана и есаулов. Пусть они поломают головы, как и что сделать, чтобы нам под крепостью бока не намяли. Я мыслю, что атаманом нам надо поставить Илью Иваныча Долгополова, есаулами выбрать меня, черемисского сотника Ми-ронка посадского человека Сороку и кузнеца Миньку. Кто со мной не согласен — пусть скажет.