Есть на Волге утес
Шрифт:
— Ничего смешного, отец, в том не вижу!
— Тогда давай восплачем? Венчать-то кого надобно? Эту?
— Ее. Вот гляди, если так тебя прижучило, и давай венчай. У меня и без того хлопот полон рот.
— Не спеши — не блох ловишь. Упреждаю тебя: если девка согласия не даст — венчать не буду.
— А я девку упреждаю: если откажется, то камень на шею и в воду. Так боярин приказал. Ее приставам отдавать никак нельзя.
— А это уж твой грех. Ежели я таинство брака не соблюду — митрополит меня анафеме предаст.
—
— Вчера я во жмелю был, а ныне...
— Смотри, отче, боярину пожалуюсь!
— Надо мною стоят бог и митрополит. Но не боярин. И ты сие знаешь.
— Ну, хошь, коня дам? Только сделай. Некогда мне во свадебки играть.
— Насчет коня ты омманешь. Я тебя знаю.
— Ей-богу, дам коня!
— Добро. Но только лучшего и прямо к церкви. Ко* ня не будет — венца не подниму.
— Ну и мздоимец ты, отче.
—* Полно, полно! Инако откажусь и...
— Ладно, отче, спрашивай согласие.
— Выйдите все вон.
— Это еще зачем?
— Сказано — таинство брака! С глазу на глаз.
Сенька махнул рукой пасечнику и вышел неохотно
вслед за ним. Погт сразу согнал с лица улыбку, присел на лежанку рядом с Аленкой сказал строго:
— Молчи и слушай. Человека по имени Савва знаешь?
Аленка мотнула головой.
– Он ныне у меня гостит. Он мне все поведал, и порешили мы тебе помочь. Приказчик хочет тебя обвенчать и...
— Знаю.
— Посему соглашайся встать под венец. Про коня слышала. Отдам его тебе, а у Саввы свой конь есть. Верхом скакать умеешь?
— Скакала.
— Слава богу. Вечером приведут вас в храм — будь готова. Поедете в монастырь. Сейчас я пошлю жениха, поговори с ним душевнее, но так, чтоб ни Сенька, ни он не догадались бы. Жди жениха.
Ферапонт вышел, за дверью снова зарокотал его смешливый басок. Сторожа-мужики втолкнули в лачужку высокого, худого, с впалой грудью парня. Переступая с ноги на ногу, он остановился против Алены, закашлялся.
— Ты знаешь — меня хотят отдать тебе в жены? — сказала Аленка.
— Какой я жених. Это приказчик посмеяться взду* мал. Пусть мне умереть дадут спокойно. У тебя-то какая корысть во мне?
— Разве тебе не сказывали?
— Нет. Велено жениться и все.
— А ты не догадываешься?
— Думал я... Вот умру, и отдадут тебя на утеху кому-нибудь. Только ведь это грех большой. Прикащик давно без совести живет, а ты-то как под святой венец встанешь? Али тоже стыд потеряла?
— Да не встану я!
— Как? Отец Ферапонт сказывал — согласна.
— Ты тоже согласись. Помоги мне от сторожей уйти. До храма. А там...
— Да мне-то все едино. Скажу.
Скрипнула дверь, вошел Сенька.
— Полюбезничали? Как стемнеет — увезу в храм. А потом на дальний хутор. Там жить будете —И вышел. Сторожа снова заняли свои места: один у двери, другой у окна..
Ожидая вечера, Аленка придумала, как помочь отцу Ферапонту. Выгнала сторожей за двери, вытащила из-под лежанки свою котомку, достала портки, кафтан, шапку, переоделась. Вечером, когда стемнело, приехали поп с приказчиком. Сенька приехал верхом, он еле сидел в седле — был пьян. Отец Ферапонт, увидев переодетую невесту, подмигнул ей, велел садиться вместе с Пронькой в телегу с лубочным кузовом.
Тяжелые, низкие облака как из сита посевали землю мелким дождем. Сенька, кутаясь в башлык, поехал впереди, поп на только что подаренном коне последовал за молодыми.
Храм встретил их полутьмой, у налоя мерцала одинокая свеча.. Отец Ферапонт неторопливо вошел в алтарь и, одев поверх рясы расшитую золотом фелонь, вынес два венца. Один венец отдал Сеньке, другой сторожу. Подойдя к стоявшей рядом.с женихом Аленке, сказал строго:
— Ты так с котомкой, в портках под венец и встанешь? Иди в правый придел, переоденься, причешись— невеста как-никак.
— После свадьбы выпорю, — икая произнес Сенька, но жених неожиданно заступился за невесту:
— На дворе сыро, холодно. Не могла же она в одном сарафанишке.
Аленка скрылась за дверью храмового притвора, выскочила во двор. У изгороди стоял конь. Отвязав гтово-дья, Аленка вывела его со двора, прошла мимо кладбища на улицу и вскоре очутилась на околице. Вдали чернела опушка леса.
Отец Ферапонт снова ушел в алтарь, Сенька передал венец второму сторожу. Время шло, а невеста не появлялась. Мужики держали венцы, тревожно переглядывались. Наконец приказчик не вытерпел, бросился в притвор и тут же выскочил, заорал на весь храм:
— Эй, ты, б... долгогривая! Невесту проворонили!
На опушке леса Аленка увидела конного Савву.
Встретились — будто не расставались. Аленка спросила только:
— Куда теперь?
— Подалее отсюда. В Мурашкино поскачем, верст за сто. Там монастырь стоит, и мать-игуменья мне знакома. Укроет.
В БЕГАХ
После короткой осенней вспышки холодов снова потеплело. Ласково грело солнце, по утрам ложились на землю легкие туманы, придорожные кустарники, затканные паутиной с бисером росинок на ней, сверкали как в волшебном убранстве.
На лесных дорогах было беспокойно. На большаках метались сыскные отряды, хватали всякого, кто попадался на пути, обыскивали, дознавались кто он и откуда. По ночам на тех же большаках раздавались дикие посвисты разбойных ватаг, выстрелы — стычки со стрельцами. Савву и Аленку несколько раз снимали с седел сыскные заставы, и спасала только грамота, данная боярином Хитрово к игуменье Секлетее. После Алатыря на большаки не выезжали, по ночам отсыпались у сельских попов, утром узнавали наикратчайшие пути и ехали по просекам, малым дорогам, а иногда по лесным извилистым тропинкам.