Это было у моря
Шрифт:
Будем друг друга любить
Завтра нас расстреляют
Не пытайся понять зачем
Не пытайся понять за что
Поскользнемся на влаге ночной
И на скользких тенях что мелькают
Бросая тревожный след
На золотое пятно
Встань, встань в проеме двери
Как медное изваянье
Как бронзовое распятье
Встань, встань в проеме двери
Когда-то я был королем
А ты была королевой
Но тень легла на струну
И оборвалась струна
И от святой стороны
Нам ничего не досталось
Кроме
И золотого пятна
Встань, встань в проеме двери
Как медное изваянье
Как бронзовое распятье
Встань, встань в проеме двери…
Nautilus Pompilius Золотое пятно
2.
Утро было поистине великолепным — лазурное море за Сансиным окном вдали отливало апельсиновым золотом рассвета, словно всю его поверхность неожиданно залили каким-то радужным раствором — подобным тем, что получаются, когда полощешь кисть в воде, уже тронутой другим оттенком краски, и два цвета начинают медленно смешиваться, еще не сливаясь, в тот унылый темно коричневый, что обычно образуется в банке с водой для промывки художественных инструментов.
Она проснулась рано — слишком рано и теперь не знала, чем себя занять. Написала длинный мейл Бриенне, не менее длинный Брану и теперь уныло размышляла, что же все-таки ей делать с Зябликом. Выходить за него замуж Сансе совершенно не хотелось — это было бы, как минимум, нечестно. С другой стороны — это было чем-то вроде сделки. Если у нее хватило мозгов и усидчивости полгода рыдать по человеку, которому, похоже, не было до нее никакого дела — по крайней мере, не в такой степени, в какой его заботило какое-то кретинское «мужское» обещание — то она вполне справилась бы с ролью дружелюбной и ласковой супруги для Зяблика. Вот только нужно ли ей это было — Санса не знала.
Помучавшись еще с полчаса на открытом балконе, где она устроилась в кресле, завернувшись в плед — утренний воздух был все же очень прохладным и свежим — Санса решила, что ответит Зяблику уклончиво и попросит его повременить с окончательным вердиктом до получения письма из колледжа. В конце концов, сделка есть сделка — надо было играть в открытую. Не притворяться же ей, что она в него страстно влюбилась! Она собиралась позвонить Аррену завтра, до отлета на север — сегодня день был отведен под другое.
В размышлениях и прогулках с балкона в комнату и обратно прошло раннее утро — дневное светило поднялось и уползло наверх, вода снова приняла лазурный насыщенный оттенок, а Санса успела за это время одновременно проголодаться и безумно захотеть спать. Но дремать на балконе в лучах с каждой минутой греющего все сильнее солнца уже не было времени. Джон позвонил ей по внутреннему телефону и предложил вместе позавтракать. Санса сонно согласилась, не спеша оделась во вчерашнее — другого у нее не было — и спустилась вниз, в большой кафетерий, где сидело уже некоторое количество народа и Джон, занявший стратегическую позицию перед телевизором и с прилежным видом слушающий сводку новостей.
— Доброе утро! — сегодня Санса решила быть с кузеном помягче, особенно после того, как четко и профессионально отыграл он свою роль вчера — она невольно им залюбовалась.
Джон поздоровался с ней и, все так же не отрываясь от собственного бутерброда, кофе и новостей, кивнул
Санса направилась туда, размышляя о том, что без ее присутствия вообще можно было обойтись. Уже довольно давно, в предгорье, Санса подписала бумагу, назначающую Джона ее законным представителем, и теперь он везде действовал от ее лица и неплохо справлялся. По сути, ее поездка сюда была блажью.
А кому какая, в сущности, разница, куда она едет? Деньги на билет она брала со своей карты, привязанной к бывшему счету матери. Время тоже принадлежит ей. Теперь она может провести хоть все лето на побережье — в своей новой собственности. Если захочет, конечно.
Не то, чтобы Сансе этого сильно хотелось — но она не могла не отдать себе отчет, что ее снедает любопытство, пробивающееся сквозь клубящийся страх. Как там будет? Горько? Пусто? Щемяще? Она вышла из этого дома, сгибающаяся под ношей разрушенной жизни, цепляясь за чужую силу. Силу, которую считала почти своей принадлежностью. Теперь она возвращается на своих ногах — формально победительницей, с опустошенной, выжженной как пустыня, душой. И у нее никого нет — кроме нее самой.
Позавтракав, они с Джоном разбежались по комнатам — договорившись собраться и встретится возле автомобиля, через двадцать минут. Санса запихала в рюкзак не желающую туда лезть урну, взяла куртку, еще кое-что из мелочей, от которых давно пришла пора избавиться, и спустилась на лифте прямо в гараж. Джон уже сидел в машине и ждал ее. Санса аккуратно — не хотелось бы в самом деле разбить глупую урну и засыпать пеплом любимый рюкзак — положила свои вещи на заднее сиденье.
Они выехали из здания гостиницы в начале одиннадцатого. Заехали заправиться по пути. Без четверти одиннадцать Джон свернул на знакомую дорогу, спускающуюся к морю. Сансу передернуло. Все казалось как-то меньше, более заброшенным, менее ухоженным. Это было нормально, ведь сезон еще не начался: нужно было убрать с берега мусор, выброшенный весенними бурями, подстричь деревья, выровнять дорожки — и в этом духе.
Они проехали мимо гостиницы — Санса заметила, что горшки с бархатцами заменили на маленькие кадки с фигурно закрученным каким-то хитроумным способом в спираль можжевельником. На парковке стояло всего несколько машин — и тут запустение. Слева мелькнул волнорез, на котором она когда-то заснула. И сейчас по нему тоже разгуливали чайки, подбирая остатки выброшенных штормом ракушек. За волнорезом искрилось и играло мелкими волнами сияющее, какое-то словно свежеумытое море — единственное во всей этой декорации казавшееся настоящим, реальным. Санса дала себе слово, что непременно прогуляется вдоль берега — в одиночестве. Даст себе полчаса на релакс и на раздумье. Джон найдет, чем себя занять.
Она открыла окно — сейчас дорога не пылила: было слишком влажно. Шелковицы там и тут были покрыты мелкими белыми соцветиями, похожими на пушистые снежные метелки. Дикие яблони все еще были усыпаны бело-розовым флером, хотя под деревьями голая еще земля была покрыта их лепестками — так обычно бывает после дождя. Пахло влажной почвой и чем-то сладковатым: возможно, так пахнут цветы шелковиц? С моря доносились горьковатые ноты соли и дальних костров — где-то, возможно, жгли собранный во время весенней уборки плавник.