Это было у моря
Шрифт:
Когда они дошли до усадьбы, Санса, закинув в машину рюкзак, отправилась гулять по берегу, скинув туфли и бредя по самой кромке прибоя, лижущего замусоренный песок. Джон проводил ее взглядом и вернулся к своим телефонным звонкам. Он провозился дольше, чем планировал — северный коллега попросил его перезвонить адвокату Таргариенов, в столичную контору, а тот, в свою очередь, посоветовал Джону сообщить о состоянии дел отцу.
Рейегар не удивился ни сообщению о том, что все прошло гладко, ни, тем паче странному поведению Сансы, описанному сыном — только печально прокомментировал, что чего-то такого он и ожидал. Он кратко попросил сына приглядывать за кузиной
Дело, меж тем, шло к трем, а Сансы все еще не было. Джон, рассудив, что звонить ей по сотовому, пока она гуляет, будет некорректно. В конце концов, дел у него никаких не было: либо болтаться тут, либо сидеть в гостинце. Отчет по здешним делам он собирался составить вечером, а пока можно было посидеть полчаса на терраске. Он вытащил с закрытой веранды кресло, устроился на солнце и открыл в читалке на телефоне последнюю страницу книги, что мусолил уже второй месяц: сложный философский опус, полный скрытых намёков неизвестно на что, и ещё более смутных отсылок на другие произведения автора. Речь почему-то шла от второго лица, что бесконечно путало и злило Джона, но он обещал приятелю, рекомендовавшему книгу, прочесть опус до конца и высказать свое мнение — а слово он свое любил держать. Как обычно, от запутанного текста Джона начало клонить в сон, и он сам не заметил, как уронил руку с телефоном на колени и задремал.
Проснулся он от того, что солнце сместилось, и на террасе стало сыро и прохладно. Санса сидела на перилах и смотрела на неминуемо клонящееся к воде светило. Услышав, что брат завозился в кресле, она обернулась и сказала:
— Не стала тебя будить. Просто продлила свою прогулку.
— И куда ты ходила?
— Гуляла по берегу. Навещала знакомые места. Один знакомый подвез меня до конюшен, где я когда-то каталась на лошадях. Там навестила животных. Потом он подбросил меня обратно, до развилки — ну, я и пришла домой. И ты как раз проснулся. Ну что, поедем?
— Поехали! — Джон встал, расправил негнущуюся спину — кресло было не таким уж удобным, как показалось в начале, — и двинул в дом, в туалет. Через пять минут он, уже окончательно проснувшийся, прошел к машине. Санса сама решила закрыть дом и стучала ставнями наверху, закрывая окна в спальнях.
Она спустилась вниз, когда Джон уже завел мотор и открыл все окна в машине — та за время стояния на солнце разогрелась, как консервная банка. Санса бросила под ноги свой опустевший рюкзак — урну они оставили снаружи, за домом, в куче цветочных горшков у сарая — и, пристегнувшись, выставила острый локоть из окна автомобиля. Можно было ехать. Джон бросил последний взгляд на обещающие роскошный закат лилово-серебристое море и низко висящее на горизонте ленивое кроваво-оранжевое солнце и тронул машину.
Они уже выехали на трассу, когда Санса, все это время не проронившая ни слова, вдруг заёрзала на сиденье, выглянула в открытое, ревущее ветром от скорости окно, что-то высматривая позади и потом, потирая висок, обратилась к Джону:
— Послушай, я понимаю, что это может прозвучать безумно, но я решила — словом, можешь отвезти меня
— Что? Шутишь, что ли?
Джон от возмущения даже превысил скорость, догнав стрелку спидометра до восьмидесяти, что за ним водилось редко, и с недоумением глянул мельком на кузину.
Санса смотрела на него совершенно серьезно, взглядом, полным какой-то обреченной решимости.
— Не шучу. Мне захотелось провести ночь в своём новом доме. Сейчас тепло, кровать там есть, свет — тоже. Водогрейка электрическая — включить ее не сложно. Заодно и потренируюсь. Просто докинь меня до развилки — до старой гостиницы. А оттуда я с удовольствием прогуляюсь.
— Помимо того, что это полное безумие, и я, убей меня боги, не понимаю, зачем тебе это понадобилось, мне же теперь придется ехать до следующего выхода, разворачиваться и тащиться обратно! Раньше ты не могла подумать? Пока мы были на месте, например?
Он сбавил скорость и перестроился в правую полосу — съезжать так съезжать. Краем глаз Джон увидел, как Санса повесила голову.
— Прости. У меня в голове каша. Я думала об этом полдня. Мне очень это нужно. Для закрытия моих собственных счетов с этим местом. Заодно, и вещи постираю — а то у меня все грязное.
— Вещи можно и в гостинице заказать. С утра тебе их принесут чистыми и выглаженными.
— Ну, все равно. Это не из-за вещей. То есть, не только. Мне очень надо, Джон! Я не хочу тебе напоминать, но все же ты мне кое-что должен.
— Ты будешь меня шантажировать этим всю жизнь? — мрачно спросил ее кузен, съезжая в рукав выезда — на разворот.
— Нет, только до скончания веков. Но мы с тобой будем жить вечно — поэтому, и это пройдет. Спасибо!
— Меня утешает только то, что ты там будешь мерзнуть и спать без одеяла. Хотя нет, не будешь. Там, в машине, в багажнике я бросил одеяло и даже подушку — украденные из самолета.
— Ты меня очень обяжешь. Так что я, пожалуй, ограничусь парой-тройкой веков — и потом дарую тебе полное прощение, — хихикнула Санса. Голос у нее почему-то дрожал, и Джону это не понравилось. Но раз он уже сказал, что сделает — надо было делать. По дороге они договорились, что Джон приедет за ней как можно раньше — как проснется.
Он высадил ее там, где она просила, — на развилке у низкого строения отеля. Санса вышла из машины, забрала свой рюкзак и подушку с одеялом и беззаботно — даже слишком, на взгляд Джона — двинулась по дороге вниз. Пройдя несколько футов, она оглянулась и помахала кузену рукой, и опять Джон поразился, какой решительный у нее вид — словно она вместе с этой подушкой и рюкзачком на спине собралась не на ночевку, а, как минимум, шагнуть в пропасть. Впрочем, она уже была далеко — а с выражением лица на этом расстоянии можно было и ошибиться. Джон махнул ей в ответ, завел двигатель, кое-как развернулся на обочине и выехал на шоссе.
========== XI ==========
А если бы он вернулся опять,
Что ему я сказать бы могла?
— Что я ждала, я хотела ждать,
Пока не умерла…
А если б он заговорил со мной,
Не узнав моего лица?
— Вы стать могли бы ему сестрой,
Он, наверно, страдает сам…
А если он спросит, где Вы, тогда
Какие нужны слова?
— Отдайте мое золотое кольцо,
Не нужны никакие слова…
А если бы он спросил, почему