Это было у моря

Maellon

Надо было открывать карты — правда дороже гордости.

— Потому что мне показалось, что я увидела на трассе тебя. Поэтому. Я не была уверена на сто процентов… Боги, я даже на два процента не была уверена… Но этот шанс я упустить не могла… Если это был ты — так близко — я не могла не попытаться с тобой повидаться. Хотя бы увидеть тебя — хоть мельком… И я пришла сюда — зная, что если это все же был ты — то и ты наверняка захочешь… Все же это место знаковое — для нас обоих. Здесь все начиналось…

Расстояние между ними

вдруг внезапно сократилось — ровно до одного вздоха, который Санса так и не успела сделать, прежде чем Сандор перехватил ее пересохший от долгого монолога рот своими губами. От него знакомо пахло сигаретами — и им самим. Недоставало чего-то неприятно привычного. В процессе Сансе пришло в голову — напрочь отсутствовал запах перегара, который в той или иной мере всегда зависал сам-третий между ними. Через секунду она забыла и об этом: пространство, события и движения схлопнулись в один плотный комок, как это порой бывает, когда болеешь гриппом и валяешься с высокой температурой — до почти тошнотворно насыщенной точки, вмещающей в себя все, что раньше было миром вокруг тебя. Теперь все, что ее окружало, сократилось до ощущения его дыхания, смешивающегося с ее собственным — а все, что кроме, перестало иметь какое-либо значение: растаяло как серый дым. Это было ее настоящее — а о грядущем она уже не задумывалась — и его сейчас не существовало. Будущее наступит потом, утром — а сейчас был только вечер — и длинная ночь впереди.

Сандор оторвался от нее чтобы перевести дыхание, и на этот раз Санса сама притянула его к себе обняв ладонью за шею.

— Погоди… Пташка, остановись, Иные тебя забери! Что дальше? Что мы будем делать дальше?

— Ты любишь меня? Все еще?

— Все еще — и всегда, видимо… Я думал, я излечился от тебя. Думал, что если перестану тебя видеть, то оно само пройдет — со временем… Но, похоже, я еще сильнее влип… от этой разлуки я хочу тебя еще больше — а я и не думал, что такое вообще возможно…

— Любишь меня — так люби. Дальше — только это. Только это имеет значение…

Тогда он подхватил ее — как и раньше — словно она пёрышко в его руках — и понес к дому. Санса смотрела на его лицо, полное решимости и горечи — словно им предстояла не ночь любви, а, как минимум, похороны — и ей стало вдруг странно и смешно — словно это и не с ней происходило. На минуту она опять мысленно отстранилась и посмотрела на все это со стороны — и пожалела, что приехала сюда и что пошла на берег, и что играет с ним в эти игры — опять.

Но когда Сандор, выйдя из этого, периодически наползавшего на него теперь оцепенения, поймал ее взгляд и, истолковав его превратно, опять потянулся к ней за поцелуем, на минуту остановившись возле кипарисовой рощи, все Сансины сомнения и страхи тут же куда-то улетучились.

Они все же добрались до дома, и Сандор даже умудрился захлопнуть за собой дверь. Санса нервно отметила про себя: «Так есть шанс, что коты не заберутся»

— И куда теперь?

Она улыбнулась, прижавшись щекой к его плечу:

— От щедрот нам осталась кровать. Угадай, чья?

Сандор

едва слышно застонал:

— Не может этого быть! Из всего треклятого дома — из всех служебных и детских коек — нам должно было перепасть ложе этой адской суки? Скажи, что шутишь…

— Жизнь так шутит. Это единственный наш шанс…

— Тогда выбора нет… Хотя по мне, так лучше уж песок в заднице… Вернемся на пляж?

Санса помотала головой и уткнулась носом в его рубашку. На улице было уж очень прохладно, хотя сад так и тонул в благоухании акаций и дальнего жасмина.

Он отнес ее наверх и так же, не спуская с рук, ногой приоткрыл дверь.

— Ну, и что у нас тут?

— Видишь, постель, — Санса хихикнула —Даже матрас есть. Вот только я забыла — на нем целлофан, плотный такой. Надо сходит на кухню — может, там есть нож? Ну, хоть один…

Сандор осторожно опустил ее на пол и, подойдя к уродской золоченой раме кровати, как-то подцепив центр целлофана, за один присест разодрал его — словно молнию расстегнул — и сдвинул оставшиеся лохмотья к бокам матраса, подхватив упавшие на пол подушку и плед.

— Ну вот, все. Теперь я могу уложить тебя спать и с чистой совестью отбыть.

— Совесть тебе теперь никогда не отмыть, Сандор Клиган. Даже не пытайся. И насчет спать — уже проходили это. Ничем хорошим не кончается — ты же знаешь…

— Знаю. За это и люблю.

— Только за это? — Санса воинственно задрала подбородок.

— Не помню. Почти уже забыл.

— Видимо, очень старался. Вспоминай — а то времени всегда мало.

Он, прищурившись, поглядел на нее. Санса почти уже не различала его лица — так темно было в комнате.

— Время не имеет значения. Когда мы вместе — оно останавливается. Ты помнишь? Ты чувствуешь это, Пташка? Все, как раньше…

— Да. Да, я чувствую…

На самом деле, она помнила одно — в голове отчаянно стучали слова, когда-то брошенные старухой Оленной: «Когда оно настоящее — времени всегда мало». Санса уже не понимала, насколько и что настоящее, но выяснять это вопрос ей сейчас не хотелось. Проще было думать, как он — что все было, как раньше. Она было начала стягивать с себя майку, но Сандор остановил ее:

— Постой. Не торопись. Я сам. На этот раз — никакой спешки. Хочется выпить эту ночь до конца. И не залпом — по капле.

— Как хочешь.

Он попытался стащить с нее дурацкую тряпку медленно — но майки мира были так устроены: ты их либо снимаешь — либо нет. Санса покорно вытянула вверх руки — воротник зацепился за ее подбородок и щелкнул по носу. Она сдержала смешок — это было неуместно. Сандор провел ладонью по ее плечу, спускаясь вниз, к запястью.