Это темнее, чем ты думаешь
Шрифт:
– Прекратите, мистер!
– резко прикрикнула на Бэрби высокая медсестра.
– Не беспокойте нашу гостью. Если вам действительно надо видеть доктора Глена, обратитесь к дежурной в холле.
Дружно подхватив дрожащую Ровену под локти, сестры решительно повели ее прочь.
– Кто эти тайные враги?
– Бэрби уже совершенно не контролировал свои поступки. Он бежал вслед за Ровеной...
– Кто эти убийцы в ночи? Кто хочет причинить вред Сэму Квейну?
Ровена дернулась в сильных руках сестер.
– А ты, Вилли Бэрби, разве этого не знаешь?
– ее глухой дрожащий голос
– Неужели ты не знаешь сам себя?
От беспредельного ужаса Бэрби лишился голоса.
– Лучше перестаньте, мистер, - сурово предупредила одна из сестер.
– Если вы здесь по делу, идите в регистратуру. Если нет, немедленно покиньте территорию лечебницы.
Увлекая за собой безвольно повисшую Ровену, они быстро пошли в сторону главного корпуса. А Бэрби, стараясь не думать о том, что имела в виду обезумевшая вдова, нетвердой походкой двинулся к проходу в живой изгороди. Всеми фибрами души он цеплялся за надежду, что доктор Глен сумеет ему помочь.
В благоговейной тишине строгого приемного покоя стройная смуглая жрица из древнего Египта приветствовала вошедшего в ее храм Бэрби задумчивой улыбкой. А он все никак не мог унять бившую его дрожь; не мог забыть ужасное лицо Ровены; не мог избавиться от своего страха перед психическими расстройствами, психиатрами и психиатрическими лечебницами.
– Доброе утро, мистер Бэрби, - любезно проворковала жрица, отрываясь от коммутатора.
– Чем я могу сегодня вам помочь?
Бэрби тщетно пытался выдавить хоть пару слов. После , казалось, целой вечности беспредельных мучений, он прошептал, что хочет увидеть доктора Глена.
– Доктор очень занят, - безмятежно прощебетала девушка.
– Если вы по поводу миссис Мондрик, то насколько мне известно, дела у нее обстоят очень даже неплохо. Лечение идет весьма успешно. Но, боюсь, увидеть ее вам нельзя. Доктор Глен пока не разрешает ей принимать гостей.
– Миссис Мондрик я только что видел, - мрачно отозвался Бэрби.
– Не знаю, насколько успешно идет это ваше лечение, но мне все равно надо поговорить с доктором Гленом. Это по поводу... меня самого.
Туманная, задумчивая улыбка стала прямо-таки нежной.
– Может, вам подойдет доктор Бунзел? Знаете, он наш главный дигност. Или доктор Дилхи? Он - старший невропатолог. Я ничуть не сомневаюсь, что любой из них...
Бэрби упрямо покачал головой.
– Скажите Глену, что я здесь, - хрипло сказал он, прерывая девушку на полуслове.
– А еще скажите ему, что это я помог белой волчице расправиться с псом миссис Мондрик. Мне кажется, он найдет для меня время.
Девушка грациозно повернулась, и Бэрби снова отметил про себя странно удлиненную форму ее головы. Быстрые длинные пальцы воткнули штекер в нужную ячейку: она что-то тихо зашептала в микрофон, подвешенный у нее под подбородком. Ее темные прозрачные глаза, спокойные и бесстрастные, снова обратились к Бэрби.
– Доктор Глен готов принять вас прямо сейчас.
– Ее голос струился, словно ручеек по камням.
– Если вы только подождете несколько секунд, сестра Граулиц вас проводит...
Сестра Граулиц оказалась мускулистой блондинкой с лошадиным лицом и пустыми стеклянными глазами. Кмвок, которым она привестствовала Бэрби, казался самым настоящим вызовом - как будто она приготовила для него какое-то горькое лекарство, и теперь не только заставит его принимать6 но и еще добьется, чтобы он сказал что оно исключительно вкусное. Бэрби послушно шел за ней по длинному тихиму коридору. В маленький кабинет.
Глухим голосом, похожим на рев пароходного гудка, сестра Граулиц задала ему несколько вопросов. В том числе: кто будет оплачивать лечение, какими болезнями он болел и сколько он пьет. Записав ответы на картонный бланк, она протянула Бэрби какую-то бумажку, которую тот подписал не читая. А потом у него за спиной открылась дверь, сестра встала, и, обращаясь к Бэрби, прогремела:
– Доктор Глен вас ждет.
Знаменитый психиатр был высоким симпатичным мужчиной с вьющимися черными волосами и сонными карими глазами. Радушно улыбаясь, он протянул Бэрби загорелую ухоженную руку. А Бэрби глядел на него и никак не мог отделаться от впечатления, что когда-то они были хорошо и близко знакомы. Нет, конечно, Бэрби встречался с Гленом, когда писал тот очерк для "Стар". И все... А ощущение такое, будто знакомство куда более давнее и близкое...
– Доброе утро, мистер Бэрби, - голос глубокий и удивительно спокойный.
– Проходите, пожалуйста.
Кабинет доктора Глена был роскошно прост и привлекателеи. Ничто здесь не отвлекало внимания. Два больших кожаных кресла, кушетка с чистым белым полотенцем на подушке, часы, пепельница, цветы в вазочке на маленьком столике и высокий книжный шкаф, забитый толстыми медицинскими фолиантами и стопками "Psychoanalytic Review". Из окон открывался прекрасный вид на лес, и реку, и дорогу, ведущую к лечебнице. Виден был даже кусочек шоссе у поворота.
Бэрби молча опустился в кресло. Ему было как-то не по себе.
Глен небрежно сел в другое кресло. Постучал сигаретой по ногтю. Он выглядел абсолютно уверенным в себе. Казалось, его ничто не беспокоит. Странное дело, подумал Бэрби, когда он брал интервью у Глена в процесе подготовки своего репортажа, тот вовсе не показался ему старым знакомым.
– Закурите?
– предложил Глен.
– Ну, так что у вас случилось?
– Колдовство!
– набравшись смелости, выпалил Бэрби.
Это заявление, похоже, ничуть не удивило доктора Глена. Он молча ждал продолжения.
– Или меня околдовали, - в отчаянии воскликнул Бэрби,- или же я схожу с ума.
Глен выдохнул в потолок длинную струю белого дыма.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Началось все это в понедельник вечером, в аэропорту, - начал Бэрби сперва неуверенно, а потом все с большей и большей легкостью.
– Я как раз дожидался, когда же прилетит экспедиция Мондрика, и тут ко мне подошла эта рыжеволосая девушка...
Он рассказал Глену о внезапной смерти доктора Мондрика, о задушенном котенке, о загадочном страхе людей, охранявших привезенный из Азии ящик. Бэрби описал свой сон, в котором он, будучи волком, встретил белую волчицу - Април Белл, и то, как погиб Турок. На гладком смуглом лице Арчера Глена читалось только сочувственное профессиональное любопытство.