Фантом для Фрэн
Шрифт:
“А разве папа был заурядным?” - подумала Фрэн.
Да, он был заурядным. То, что Ральф Грегг был ее отцом и погиб на войне, не делает его выдающимся.
“Прости меня, - продолжала Фрэн, если и чувствуя какое-то сожаление, то совсем небольшое. – Я египтолог, как и Алджернон, наверное, в этом мое призвание. Я хотела бы знать, как себя чувствуют мои брат и сестра – может быть, ты напишешь мне об этом, если уж не позволяешь приехать?”
“Люблю тебя”, - хотела прибавить Фрэн, но рука не послушалась. Она не желала и не могла признаваться в любви этой
“Фрэнсис Бернс”, - подписалась она.
Фрэн действительно думала, что мать хотя бы ответит на это письмо – но она не ответила.
Должно быть, Фрэн недооценила степень материнского гнева и меру своего преступления в материнских глазах. Миссис Грегг никогда еще на памяти Фрэн не вела себя подобным образом ни с кем из родных – но никто из ее родных не поступал с ней подобным образом… и не был похож на Фрэн.
– Подождем немного, а потом съездим к ней, - сказала Фрэн мужу.
Она довольно быстро примирилась с молчанием матери. Она ведь знала, чего можно ожидать.
– Хорошо, - сказал Алджернон. – Подождем немного, а потом съездим. Это нужно сделать.
Но он явно был рад, что визит откладывается. Алджернон не испытывал никакого желания снова попадать под священный огонь гнева миссис Грегг.
А пока их ждала работа – ждала своего окончания книга Алджернона; а главное, ждала своего часа “Книга мертвых”, наконец попавшая к ним в руки. У Фрэн было такое чувство, что свиток сам того хотел. Хотя это, конечно, абсурд.
– Мне иногда кажется, будто я притягиваю к себе вещи, с которыми чувствую родство, - наполовину жалуясь, наполовину в шутку сказала она мужу. А тот отнесся к ее словам неожиданно серьезно.
– Вполне возможно, что так и есть, - сказал Алджернон. – Мы не знаем, какова сила мысли, Фрэн. Раз мы с тобой теперь имеем основания полагать, что мысль не является исключительно эманацией мозга, стало быть, до того мы могли иметь ложное понятие и о ее могуществе.
Она сжала пальцами виски и мрачно сказала:
– С меня довольно, Элджи.
– С заурядной женщины – довольно, но не с тебя, - заметил он. – Мы должны идти дальше. Оставим привычные убеждения таким людям, как Дональд и твоя мать…
Алджернон обнял ее, целуя в шею.
– Ты неднократно предлагала мне заняться этим папирусом – но не было подходящего случая, - прошептал он. – Теперь он наконец представился. Твоя помощь при анализе “Книги мертвых” была бы бесценна.
Фрэн усмехнулась.
– Мистер Бернс, не пытайтесь меня соблазнить.
Она обернулась, и они поцеловались, ласкаясь. Фрэн посмотрела мужу в глаза - он явно думал сейчас не о древних свитках.
– Ну пойдем, - сказала она.
Алджернон восхищенно улыбнулся, поднял ее на руки и понес в спальню. Было только пять часов вечера; но разве не все их часы теперь принадлежат им? Фрэн села на постели, расстегивая домашнее платье – она не спешила, муж должен был приготовиться. Эта “резинка” действительно поубавила романтики и несколько раз вызвала смех в самые неподходящие моменты; но без нее никак. Хорошо, что Алджернон давно не мальчик и обладает хорошим самоконтролем.
Когда наступило время, Фрэн расстегнула последние пуговки и протянула к мужу
Алджернон сел рядом и привлек ее в свои объятия – целуя лицо, плечи; потом расстегнул простой белый лиф и жадно припал к ее белой груди.
Фрэн не то засмеялась, не то застонала, запрокинув голову; она выдернула из прически две шпильки, и волосы рассыпались по спине. В кудрях застряли остальные шпильки.
– Возьми меня.
Она легла на спину и закрыла глаза.
– Милая… подожди…
Она застонала от нетерпеливого наслаждения при звуке его страстного голоса, от ощущения, что он так заботится о ней.
– Жду, - шепнула она.
Он не заставил ее томиться – лег на нее, приведя в восторг тяжестью своего тела, и нежно спустил с ее бедер трусики; а потом нежно овладел ею. Фрэн так ждала его, что затрепетала, едва ощутив. Она не знала до сих пор, сколько в ней страстности.
Нет, знала… знала!
Он подминал ее под себя, властно и в то же время бережно, а потом мягко перекатился на спину, позволив ей быть сверху. Фрэн это очень любила, а он делал то, что она любила – потому что она все равно принадлежала ему всецело, каждый миг. Она достигла экстаза раньше него – вскрикнув, выгнувшись – и легла ему на грудь, отдав себя в его распоряжение, для его наслаждения.
Когда он разжал объятия в счастливом изнеможении, Фрэн потянулась с недовольным стоном и шепнула, что ей немного осталось до второй вершины. Алджернон несколько мгновений отдыхал, лежа рядом с ней, а потом склонился над ней, лаская ее руками. Фрэн протестующе ахнула, но тут же сдалась – и совсем скоро во второй раз испытала восторг. Алджернон почти благоговейно смотрел, как содрогнулось ее прекрасное тело, снова и снова; как исказилось страстью лицо.
Многие мужчины не умели и не любили ласкать своих женщин – они боялись пробудить в них страсть. Эгоисты и трусы.
– Как мне было хорошо, - сказала Фрэн, широко улыбнувшись. Она лениво перекатилась на бок, подтаскивая к себе платье; потом, привстав, накинула его.
– Я люблю тебя, - сказала она, истомленно улыбаясь.
– Я и не думал, что английские леди бывают такими, - с улыбкой сказал Алджернон.
– Такими не бывают только английские леди, испорченные пуританским воспитанием, - скривившись, ответила молодая женщина. – Но я-то уже давно знаю, что к чему в этой жизни, мистер Бернс.
Она заговорщицки улыбнулась мужу, а он вдруг ощутил к ней старую сильную неприязнь – неприязнь к ее второму “я”, к древней женщине, которая принадлежала стольким мужчинам до него.
– Пожалуй, я готова к научным открытиям, - все так же улыбаясь, сказала Фрэн; она встала и потянулась, запрокинув голову.
Потом, что-то мурлыкая себе под нос, удалилась в ванную. Как всегда, она первая шла мыться после занятий любовью.
Когда она привела себя в порядок, ей захотелось чаю. Фрэн тут же принялась собирать на стол, даже не спрашивая, хочет ли этого муж; но он, конечно, не спорил. Он предпочитал как можно меньше спорить о бытовых мелочах.
Потом Фрэн потребовала у Алджернона папирус.