Фатум
Шрифт:
– Буду очень рада… Да это просто восхитительно! – Лавр наконец-то посмотрел Алисе прямо в глаза. Последний румянец исчез с бледных щёк, и юноша снова коснулся смешного маленького носа, слегка пошатнулся, но всё-таки удержал равновесие и положил тёплую руку на плечо незнакомки.
– Только ты это… не бери в голову… Он говорил такие глупые вещи. Не воспринимает всерьёз тех, кто пишет прозу, – Лавр принуждённо рассмеялся, надеясь обратить сказанное куратором в нелепую шутку. Кажется, юноша впервые понял, что такое испанский стыд. И почему студент вынужден оправдываться за дурацкие слова преподавателя?
– Да ладно тебе, – собеседница хлопнула в ладоши. –
Лаврентий Иванов был одним из тех самонадеянных людей, которые считают, что настоящий гений рождается один раз в сто лет. В глубине души юноша знал: он будет с достоинством нести это почётное звание, как лавровый венец на голове. Но никто из друзей и близких не посмел бы обвинить Лавра в излишнем высокомерии и уж тем более эгоизме. На самом деле несчастный всё время сомневался; его слабое сердце раздирали страшные муки, которые однажды подтолкнули измученного Сальери к убийству весёлого друга, гуляки и гения, Божьего избранника – Моцарта. Стоит ли вообще браться за перо, если ни одна из твоих попыток не приносит никаких плодов?
Хочешь признания и славы. Хочешь быть похожим на Бога. Но между тем ты всё равно остаёшься одним из многих. Все лавры достаются кому-то другому – тому, кто, может быть, никогда не старался по-настоящему. Зачем же продолжать, если тебе не суждено однажды сесть на чужое желанное место?
Лавр проткнул вилкой пластилиновую котлету и тяжело вздохнул. Алиса громко рассмеялась, но в знак уважения к чувствам страдающего поэта почти сразу прикрыла рот рукой.
– Извини, просто мы сидим в столовой всего пять минут, а ты уже три раза вздохнул, как будто вселенная вот-вот разлетится на куски, – поспешно объяснила девушка и откусила сахарную булочку. Она всегда всё делала наоборот: начинала обед с десерта, а заканчивала супом.
– Вселенная разлетится на куски, – монотонным голосом повторил Лавр. – Сразу чувствуется, что ты homo scriptor 2 . Кстати, а ты никогда не задумывалась, зачем вообще всё это делаешь?
Алиса подавилась и долго не могла откашляться; Лавр рассеянно постучал по её спине с такой силой, что из глаз девушки брызнули слёзы.
– Боже… со мной часто такое случается. Я ведь обычно обедаю в одиночестве. Из-за этого хочется побыстрее всё съесть, чтобы не расплакаться от жалости к себе. Тороплюсь по привычке, – улыбнулась она и залпом выпила полстакана чая. – Так о чём ты меня спрашивал? Задумывалась ли я, зачем… Конечно. Наверное, каждый творческий человек об этом думает. И иногда хочется всё бросить, чтобы окончательно не сойти с ума, – впервые за это время Лавр увидел, как выглядит лицо Алисы без улыбки. Теперь она казалась серьёзной и даже слегка печальной, и юноша решил перевести тему, но девушка отрицательно покачала головой.
2
Человек пишущий.
– Нет, давай продолжим. Ты хочешь знать, обязательно ли быть гением? Думаю, что нет. Есть такое простое правило, которое нравится мне больше всего: можешь не писать – не пиши, – Алиса отложила вилку – котлета ей совершенно не понравилась. Девушка закрыла колени ладонями, и чёрно-белые ногти слились с такой же клетчатой юбкой.
– Да, если следовать твоему правилу, всё кажется таким простым и понятным, – Лавр откинулся на спинку стула и сцепил пальцы так, что они хрустнули. – Но если ты не гений, зачем тогда так мучиться?
– Хм, – девушка сощурилась, заправила мешающие пряди за уши и задумчиво проговорила:
– В этой жизни все мучаются. Если не всегда, то время от времени. Мы живём в очень жестоком мире, – она вытянула руки перед собой, – видишь, мой маникюр красноречивее слов. Мы как фигуры на шахматной доске. И когда партия перейдёт в эндшпиль, не каждая пешка сможет стать ферзём.
– И это совсем не восхитительно, – Лавр обожал жонглировать этим словом. – Но знаешь, иногда кажется, что у других всё иначе…
– Легко только там, где нас нет, – перебила Алиса.
Лавр обхватил руками голову. Растрёпанные светлые волосы торчали теперь в разные стороны. В представлении девушки-прозаика настоящий поэт выглядит именно так: немного неуклюжий, задумчивый и очарованный, с охапкой светлых запутанных кудрей и вечно удивлёнными глазами, похожими на морские волны.
– Да уж. Сразу вспоминается строчка из моей любимой песни:
…во сне я вижу дали иноземные,
где милосердие правит, где берега кисельные 3 .
3
Oxxxymiron. Где нас нет.
Алиса потрепала юношу по голове; сейчас он напоминал ей испуганного соседского пуделя.
– Именно поэтому, мой дорогой Лавр, я люблю жить. Я слишком сильно люблю жизнь, чтобы от неё отказываться, – она внимательно разглядывала смущённое лицо поэта, опёршись подбородком на сложенные руки.
И в эту минуту Лавру кажется, что сама вселенная носит брекеты и улыбается, сбивая случайного наблюдателя с ног потоком сияющего света. Ещё немного, и планета зальётся смехом; невозможно сопротивляться зарождающейся мелодии и не поймать её ритм.
Поэтическая дуэль проводилась в школьной библиотеке; это место Алиса называла островком счастья. Женщина в жёлтом платье с толстыми косами на макушке была первым человеком, которого девушка встретила в «Фатуме». Спустя несколько минут они уже пили душистый чай с розмарином и имбирём, и Татьяна Валерьевна рассказывала новой знакомой забавные истории. Вечно у этих поэтов что-нибудь случается: кто-то устраивал в общежитии настоящий погром, тоскуя по несчастной любви; кто-то залезал в библиотеку по ночам через окно, потому что якобы не мог писать стихи в другом месте. Случались и такие поэты, которые выносили в коридор письменный стол, забирались на него, обязательно в нелепой одежде или попросту в пижаме, и, раскинув руки, выкрикивали рифмованные строчки. В общем, Алиса с первой же секунды внезапного знакомства прониклась доверием к этой добродушной женщине. Сейчас она стояла, прислонившись к книжному шкафу, с такими же толстыми косами, в круглых очках, как и тогда, и внимательно наблюдала за шумными гостями.
Сложно было догадаться, о чём думала библиотекарша на самом деле; возможно, проклинала нарушителей спокойствия и мечтала, чтобы странное мероприятие поскорее закончилось. Алиса помахала задумчивой женщине и сочувственно покачала головой. Казалось, все зрители прекрасно знали друг друга: девушка услышала столько восторженных криков и увидела так много дружеских объятий! Может быть, поэтому почти сразу почувствовала себя лишней, заняла место в уголке и принялась разглядывать бумажного журавлика – случайного пленника кактусовых колючек.