Французская демократия
Шрифт:
Такъ какъ раздленіе современнаго общества на два класса – на наемныхъ тружениковъ и собственниковъ–капиталистовъ–подрядчиковъ – совершенно неоспоримо и слишкомъ очевидно, то слдствіемъ его было обстоятельство, которое никому не должно казаться удивительнымъ: возникъ вопросъ – порожденъ ли такой порядокъ вещей необходимостью или случаемъ? составляетъ ли онъ истинный результатъ революціи? можетъ ли онъ представить законныя основанія своего фактическаго существованія? Однимъ словомъ, не можетъ ли боле правильное приложеніе законовъ экономіи и справедливости уничтожить это опасное разъединеніе и слить оба новыя сословія въ одно, обладающее полнымъ равновсіемъ силъ?
Для философовъ этотъ вопросъ далеко не новость; но въ рабочихъ классахъ онъ долженъ былъ зародиться въ тотъ день, когда посредствомъ всеобщей подачи голосовъ политическая революція поставила ихъ въ уровень съ буржуазіею и заставила ихъ такимъ образомъ увидать противоположность между ихъ политическимъ господствомъ
Манифестомъ своимъ шестдесятъ заняли то положеніе, которое дали имъ народная жизнь и общественное право; они высказали это отъ полноты своего рабочаго сознанія. Будучи убждены, что вопросъ можетъ и долженъ ршиться въ смысл утвердительномъ, они умренно, но твердо указали на то, какъ долго обходили этотъ вопросъ и что настало время заняться ршеніемъ его. Не пускаясь въ изслдованіе того, практично ли такимъ путемъ требовать своего права и согласенъ ли такой образъ дйствій съ ихъ идеею, они предложили, въ знакъ желанія снова поднять этотъ вопросъ, представительство одного изъ рабочихъ; по ихъ мннію, рабочій, по самому положенію своему, какъ рабочаго, будетъ лучше всхъ представлять интересы рабочаго сословія.
Я утверждаю, что такое предложеніе въ связи съ другими подобными фактами послднихъ 16 лтъ, доказываетъ, что сословное чувство пробудилось въ рабочемъ класс небывалымъ досел образомъ. Оно доказываетъ, что половина и боле французской націи вступила на политическое поприще и внесло съ собой туда идею, которая рано или поздно совершенно преобразуетъ общество. И вотъ, за то, что горсть людей попыталась выразить это сознаніе и эту идею, ихъ обвиняютъ въ намреніи возстановить касты! Ихъ устраняютъ отъ національнаго представительства, какъ ретроградовъ, людей опаснаго образа мыслей; на манифестъ ихъ указываютъ какъ на попытку возбудить въ гражданахъ взаимную ненависть. Журналы выходятъ изъ себя; мнимо–демократическая оппозиція раздражается взрывомъ негодованія; устраиваются контр–манифесты; съ напускнымъ пренебреженіемъ спрашиваютъ, не воображаютъ ли авторы манифеста, что лучше знаютъ свои права и выгоды, и съумютъ лучше защитить ихъ, чмъ г. г. Мари, Ж. Фавръ, Э. Оливье, Ж. Симонъ, Пельтанъ. Въ сред общества обнаруживается общественный фактъ, имющій громадное значеніе: самое многочисленное и самое бдное сословіе, бывшее досел въ пренебреженіи, потому что не сознавало само себя, вступаетъ въ политическую жизнь. А глашатаевъ этого событія, рабочихъ, свидтельствующихъ о немъ, предаютъ злоб буржуазіи, какъ нарушителей общественнаго спокойствія, какъ злоумышленниковъ, какъ орудіе полиціи! Шуты!
Событіе это тмъ знаменательне, что установленный нами принципъ необходимости для каждаго собранія людей – касты, корпораціи иди племени – обладать самосознаніемъ, чтобы составить изъ себя государство или чтобы принять участіе въ управленіи обществомъ и возвыситься до политическаго существованія, – что этотъ принципъ, говорю я, можетъ быть принятъ, какъ законъ, общій всмъ народамъ и примнимый къ исторіи любой націи. Нкоторое время римскіе плебеи не имли самосознанія; они были кліентами патриціевъ и управлялись послдними по положеніямъ семейнаго права. Достигнувъ полнаго самосознанія и, вслдствіе этого, признавъ равенство свое съ патриціями, они потребовали участія въ брачныхъ союзахъ, въ жертвоприношеніяхъ и въ почестяхъ; они получили трибуновъ, veto которыхъ останавливало сенатскія ршенія; они добивались сообщенія имъ формулъ; они достигли собственности раздломъ завоеванныхъ областей и ageris publici. Къ несчастію, какъ я уже замтилъ (часть I, гл. II, № 1), отъ самосознанія они не умли возвыситься до сознанія новаго закона. Это было дломъ христіанства.
Въ Англіи, какъ и во Франціи, рабочіе классы достигли до сознанія своего положенія, права, назначенія. Они соединяются, организуются, приготовляются къ промышленной конкуренціи и не замедлятъ потребовать своихъ политическихъ правъ ршительнымъ установленіемъ всеобщей подачи голосовъ. По словамъ одного писателя, рабочее населеніе Англіи, пользуясь средствомъ, предоставляемымъ ему англійскими законами и недавно допущеннымъ нашимъ законодательствомъ у насъ, а именно, средствомъ коалиціи, составляетъ организацію въ шесть милліоновъ человкъ. А наши рабочія ассоціаціи заключаютъ въ себ меньше 100,000 лицъ. Что за раса, эти упорные, неукротимые Англо–Саксы, идущіе къ своей цли медленно,
Исторія французской буржуазіи въ теченіе послднихъ 100 лтъ подтверждаетъ этотъ законъ, хотя, правда, съ другой точки зрнія и въ совершенно противоположномъ смысл. Едва возникъ феодализмъ, какъ городское, промышленное и торговое населеніе пришло къ самосознанію, и результатомъ этого было учрежденіе коммунъ. Пока буржуазія имла передъ собой только два первыя сословія, духовенство и дворянство, сознаніе это сохранялось въ полной сил; мщанское сословіе отличалось, опредлялось, чувствовало себя, утверждало себя своимъ противуположеніемъ привиллегированнымъ сословіямъ. Генеральные штаты 89 г., гд вначал оно было удалено на задній планъ, ршили дло. Съ этихъ поръ духовенство и дворянство обратились въ политическомъ отношеніи въ ничто; среднее сословіе, по выраженіи Сіэйса, стало все. Но замтьте: какъ скоро буржуазія стало все, то вн ея уже не могло ничего быть; не могло существовать другаго сословія, кром ея; ее уже ничто не опредляло, и она начала утрачивать самосознаніе, которое омрачилось и нын почти угасло. Я просто только указываю на этотъ фактъ, не выводя изъ него никакой теоріи.
Что такое буржуазія съ 89 года? Каково ея значеніе, ея существованіе, какова ея общественная роль? Каковы т интересы, которыхъ представительницею она служитъ? Что кроется въ глубин этой двусмысленной, полу–либеральной, полуфеодальной, совсти? Въ то самое время, когда бдное, невжественное рабочее сословіе, лишенное вліянія и кредита, выдвигается впередъ, выясняетъ свое положеніе, заговариваетъ о своей эмансипаціи, о своемъ будущемъ, о перестройк общественныхъ отношеній, которая должна измнить его теперешнее положеніе и освободить рабочихъ всего міра, – въ то самое время богатой буржуазіи, которая обладаетъ собственностью, знаніями и могуществомъ, ршительно нечего сказать о самой себ; съ тхъ поръ какъ она вышла изъ своей прежней сферы, она какъ будто лишилась будущности и исторической судьбы; она потеряла и мысль, и волю. Бросаясь изъ революціонерства въ консерватизмъ, отъ республиканскихъ идей въ легитимизмъ, доктринерство и умренность, влюбляясь на минуту въ представительныя формы парламентаризма, чтобы вслдъ за тмъ потерять даже самую способность понимать ихъ, не зная какой системы держаться, какое правленіе предпочитать, держась за власть только ради выгодъ, только изъ страха неизвстности и для сохраненія своихъ привиллегій, отыскивая въ общественныхъ обязанностяхъ только новое поле и новыя средства для эксплуатаціи, жадно добиваясь отличій и денегъ, презирая пролетаріатъ гораздо сильне, чмъ дворянство когда-либо презирало среднее сословіе, – буржуазія потеряла всякій опредленный характеръ; она не составляетъ по прежнему сословія, сильнаго численностью, трудомъ и дарованіями, мыслью и волею, сословія, которое производитъ и размышляетъ, повелваетъ и управляетъ; она превратилась въ сбродъ, въ меньшинство, которое занимается торгашествомъ и биржевыми спекуляціями.
Въ послдніе 16 лтъ она какъ будто приходитъ въ себя и начинаетъ опоминаться; ей хотлось бы снова заявить себя, захватить прежнее вліяніе. Но для этого нужна энергія совсти, сила мысли, пламенность сердца, a вмсто этого на лицо оказывается только холодъ смерти и безсиліе старости. Надо замтить еще вотъ что: кому современная буржуазія обязана этимъ усиліемъ надъ собою, этими заявленіями безсодержательнаго либерализма, этимъ ложнымъ возрожденіемъ, въ которое Законная Оппозиція, быть можетъ, заставила бы врить, еслибы его коренной недостатокъ не былъ слишкомъ хорошо извстенъ? Къ кому отнести этотъ проблескъ разума и нравственнаго чувства, которому однако не удастся освтить и оживить міръ буржуазіи? Всмъ этимъ буржуазія обязана единственно проявленіямъ того юнаго сознанія, которое отрицаетъ новйшій феодализмъ; утвержденію того чернорабочаго сословія, которое ршительно беретъ верхъ надъ старымъ патронатствомъ; требованіямъ тхъ самыхъ рабочихъ, которымъ тупоумные политики отказываютъ въ правахъ, принимая въ тоже время изъ ихъ же рукъ свое политическое полномочіе!..
Извстно ли это буржуазіи или нтъ, все равно – роль ея кончена; она не можетъ идти далеко и не въ состояніи возродиться. Но пусть она съ миромъ испуститъ духъ! Возвышеніе рабочаго класса не поведетъ за собою устраненія буржуазіи: рабочій классъ не замнитъ буржуазію въ ея политическомъ преобладаніи, привиллегіяхъ, собственности и правахъ, и буржуазія не станетъ на мсто рабочаго класса. Теперешнее, весьма ясно обозначившееся различіе между обоими классами, – рабочимъ классомъ и буржуазіею – не боле, какъ простой революціонный случай. Оба класса должны слиться и поглотить другъ друга въ высшемъ сознаніи; а днемъ этого окончательнаго сліянія будетъ тотъ день, когда рабочее сословіе, составляя большинство, получитъ власть и, вдохновленное новымъ правомъ и формулами науки, провозгласитъ общественную и экономическую реформу. Народности, которыя долго жили только однимъ антагонизмомъ, должны основать отнын на новыхъ данныхъ свою политическую жизнь и независимость.