Футбол. Искушение
Шрифт:
Он обнял его крепче и начал говорить.
– Ну ладно, ладно, ну что ты, сынок, ну успокойся. Ну перегнули палку маленько, не рассчитали,... да ладно, со всем справимся. Нормальный ты... нормальный сильный мужик, ну забросил себя немножко, так это мы поправим, - Кузьмич гладил Матвея по голове и немного раскачивался, - Давай-давай, не горюй, со всем справимся. Ну-ка, подними голову! Со всем справишься, я тебе говорю... ты мужчина, ты сможешь... я тебе помогу... Мы еще всех сделаем!
Так они сидели посреди зала, Кузьмич обнимал Матвея, которой постепенно перестал дрожать и притих. Затем открыл глаза, покраснел, осторожно высвободился из объятий, встал на ноги, добрел до скамейки и медленно опустился на нее, избегая смотреть в сторону бородача. Некрасов тоже чувствовал себя неуютно, каким-то старым глупым дедом. Он кряхтя поднялся, подошел к Матвею и со вздохом сел рядом. Оба неловко молчали. Первым нарушил тишину Кузьмич. Негромко прокашлявшись, сказал:
– Знаешь, забудем, то что было. Забудем, хорошо? Минутная слабость. Я не прав, ты не прав. Забудем. Делом надо заниматься.
– Хорошо, - тусклым и безжизненным голосом ответил Матвей.
– Откладывать не будем. В ближайшие дни встретимся с нужными людьми, уладим кое-какие формальности и приступим к тренировкам. Приведём мы тебя в нужную форму, даже не сомневайся, - Кузьмич положил ладонь на плечо Тяглову и с жаром добавил: - А с мячом... с мячом ты уже делать можешь немало, нынешним мастакам впору завидовать, только отточить кое-что, и равных не будет. Нестеров заглянул Матвею в лицо, из глаз парня понемногу уходила боль, он уже не походил на истерзанную побитую собаку. Бородач своей лапой слегка потрепал Матвея, глядя прямо в глаза и тепло добавил: - Выше нос, малыш, всего мы добьёмся. А сейчас давай закругляться, душ, раздевалка, потом где-нибудь чайку попьём и конкретнее определимся. Лады?
– Хорошо, - в голосе парня появились жизнь и нормальные, теплые нотки.
Хлопнув напоследок по плечу Матвея, Федор Кузьмич встал, вскинул голову, выпятил бороду и сказал в зал, будто обращаясь не только к собеседнику, но и к невидимой аудитории:
– Да, придётся немало потрудиться. Но однажды, запомни, однажды, и я это знаю, непременно настанет время, когда ты будешь выходить на поле под тысячами... нет, десятками тысяч взглядов, и тебе будут рукоплескать стоя... и во все горло скандировать твоё имя. Я в тебя верю, Стрелок.
Кузьмич обернулся, улыбнулся всей бородой, подмигнул и бодро зашагал к выходу. В дверях остановился, взмахнул рукой:
– Чего сидим? Кого ждём? Давай шустрее, нельзя терять ни минуты, - и, впервые захохотав во все горло, шагнул в проём.
***
Уже в машине, искоса посмотрев на бородача, повернувшего к себе зеркало заднего вида в попытке разгладить влажную после душа бороду и придать ей пристойный вид, Матвей робко нарушил тишину:
– Федор Кузьмич, и что дальше?
– Дальше вообще или дальше конкретно?
– опять заржал Кузьмич, - Если конкретно, то сейчас заедем ко мне, попьем чайку, обменяемся адресами-явками. А если вообще, - Некрасов сощурился, подмигнул Матвея, и, неожиданно став серьезным, негромко произнес, - Есть у меня друзья, будем встречаться и решать. Без отлагательства. Вот как-то так.
Машиной бородач управлял ловко и уверенно, похоже, великолепно зная столичные дороги. Оба молчали, музыку водитель не включал, но, удивительным образом, молчание это было уютным. Тяглов расслабился, вольно откинувшись на широком сиденье, согрелся и отдался чувству, что все идет, как тому суждено, и хуже в любом случае уже не будет. Хотелось курить, но он сдерживался. Городские пейзажи перед лобовым стеклом менялись быстро и стремительно, без надоевших автомобильных пробок. Впрочем, просторными эти пейзажи назвать было трудно, Кузьмич, всем этим обширным, широким как вдоль, так и поперек, недавно реконструированным городским магистралям и проспектам, предпочитал узкие, неизвестные большинству автолюбителей, старые московские улицы.
Не прошло много времени, как они оказались в хитросплетении улочек возле грохочущего неподалеку проспекта Мира. Выезжая с Трифоновской, пошли прямо и решительно пересекли проспект, выкатив на тротуар возле броского ярко-оранжевого круга в центре вывески заведения "Япоша", причем, на взгляд Тяглова, вроде бы особо ничего и не нарушив, - светофор явно горел зеленым, - и тут же оказались в уютном, густо заросшем зеленью дворике между царственных жилых домов сталинской постройки.
– Все, мы дома, - радостно произнес Кузьмич, паркую автомобиль, - Сейчас согреемся, может быть, немного перекусим и поговорим. Заодно посмотришь, где я живу, Стрелок.
И двор, и сам дом производили впечатление. Двор, засаженный деревьями, вроде бы небольшой, но удивительно чистый. Хотя, какой небольшой, это кажущееся впечатление, по контрасту с огромными зданиями рядом. Вон и оборудованная детская площадка имеется, причем все новенькое, не изгаженное. На въезде - шлагбаум, случайным авто ходу нет. Подъезд просторный, так и тянет назвать парадным. Тоже чисто, никаких скабрезных граффити, лифт новенький, даже с зеркалом, кнопки не выжжены, как в Матвеевом доме. Да и запах не специфически-отталкивающий. Культурные люди живут.
Поднялись на лифте, вроде бы невысоко, этаж пятый-шестой, Тяглов, от нахлынувшей зависти к чистой жизни, даже и не приметил точно. Дверь в квартиру добротная, из новых - наружу открывается и явно в конструкции стальная, но снаружи отделана шпоном, очень прилично и солидно, даже не сравнить с обычными в московских окраинных панельках железными монстрами, в лучшем случае покрытых дешевым дерматином. И главное, везде чисто, воздух легкий, смрада ни следа и на свежеокрашенных стенах надписей нет, что удивляло привыкшего к непритязательности бытия и живущего на окраине Матвея.
Внутри квартира широченная, с нереально высоким потолком, но просто обставленная. Довольно чисто, но чувствуется налет холостяцкой заброшенности. Дышится легко. Мебель деревянная, явно из массива, но отнюдь не новая, из 70-х, а то и раньше.
– Давай, Матвей, не жмись у двери, у меня по-простому. Раздевайся и дуем сразу на кухню. Любимое место, - подмигнул, уже скинувший свою куртку и пребывающий в легкой веселости, Кузьмич, - Да, и обувь не снимай, потом подотру. Вон, об коврик почисть, тапочками заморачиваться не будем.
Кухня, неожиданно просторная, с двумя окнами во двор, обставлена, по контрасту с остальными комнатами, современной пластиковой кухонной мебелью. Не самой дорогой, но, видимо, приличной. Стены в стильных полосатых обоях, с потолка свисает роскошная люстра цветного витражного стекла, начитанный Матвей вспомнил, в стиле "Тиффани". Комфорт, роскошь, богатство, счастливая и обеспеченная жизнь? Вроде бы нет, да и с образом Кузьмича как-то не вяжется. Мебель в квартире добротная, но простая. Да и в годах. Скорее, отзвук прошлого, уже прошедшего благополучия.