Футбол. Искушение
Шрифт:
– Ром! Здравствуй! Рад слышать. Все нормально. А ты сам как?
– разбуженный внезапным утренним звонком, Кузьмич лихорадочно пытался привести в порядок вывернутые непростым ночным сном собственные мозги.
– Всё тоже пучочком. Что звонил, что хотел? Ты до сих пор в Луже юнцов тренируешь? Не думаешь переходить куда? А то знаешь, возраст все же, пора решать, как дальше жить...
Басовитый голос Романа заставил Кузмича вскочить с постели и, как спал, в мятых трусах и майке-алкоголичке, расхаживать кругами по комнате, яростно дергая бороду свободной от телефона рукой. Невнятные мысли сумбурно метались в голове, перемешиваясь с остатками только что виденного сна. Федор Кузьмич постарался собраться с мыслями, взять себя в руки и легонько затронуть волнующую его тему, переживания о которой тревожили его всю ночь:
– Говорю же, все нормально... давно не созванивались, вспомнилось что-то, вот и решил узнать, как ты, да и как команда наша поживает. А то по телику как-то больно неприглядная картина получается..., тебе же изнутри по-любому виднее...
– А что это ты вдруг нашей игрой заинтересовался? Ностальгия нахлынула?
– Роман Фененко вдруг начал цедить слова с нескрываемым, но пока ещё лёгким подозрением.
– А ты как думаешь? Родное ведь это всё для меня. Считаешь, легко забыть? Душа-то переживает. Чувствую, что не всё в порядке... Как бабьё говорит, сердцу не прикажешь, - Федор захихикал и инстинктивно постарался снизить градус беседы, окрасив свои слова улыбкой.
Это было верным ходом, а тема - вечной и болезненно-актуальной, Рому внезапно прорвало:
– ... наши гадёныши, блин, за пять-шесть матчей, со сраным геммороем, два-три мяча с трудом укладывают, неумехи, ёбть, зажравшиеся..., - чувствовалось, что грань между приличной речью Романа и сплошным матом вдруг стала очень тонкой, периодически прерываемая глубокими выдохами-вздохами-затяжками лихорадочно и поспешно закуренной сигареты. Ром начал выходить из себя. Он и в молодости, как ясно помнил Кузьмич совместные с Романом прошедшие партнёрско-командные времена, не отличался особенной сдержанностью, потому Кузь решил подлить маслица в огонь:
– Даа, парень, который не промахивается, ну, хотя бы не мажет через раз, вам бы точно не помешал... Пусть хоть бы и старикан..., - еще добавил градуса Кузь.
– ... Пфф... парень, который всегда попадает... Пфф... всегда забивает куда надо... ффф... да я б за такого, что хошь отдал... да мне всё равно, бл..., ... Пфф-фф... двадцать, тридцать, сто лет ему, блин... А у тебя, что - кто на примете есть?... Ааа, мысли... ффф... Ну, ладно-ладно... а то - имей в виду...
– Давай сам не пропадай, звони хоть иногда, ты там в гуще событий, а я помаленьку, да потихонечку с мальчишками вожусь, - Кузьмич вынужденно слукавил. Ему неловко было признаться старому приятелю, что он, известный раньше в футбольном мире и всеми уважаемый Кузь, давно уже толком не принимает участия в тренировочном процессе ДЮСШ, исполняя простые обязанности "попьём чайку и подумаем", лишь иногда рожая непрошенный, но часто дельный совет. Старика - хотя какой он был старик, и шестидесяти ещё нет, - держали при школе из уважения к былым заслугам, к его формально высокой тренерской категории, да ещё и из жалости. Кузь отношение детских тренеров и руководства чувствовал, и это не прибавляло ему самоуважения.
– Обязательно! И ты сам смотри, не забывай нас, все же не чужие. А мысли какие оформятся, непременно отзвонись. Чую, неспроста ты, старый хитрован. Ну давай, бывай, жду звонка, уже занят - люди пришли.
Федор Кузьмич ещё какое-то время после отбоя беспричинно пялился на трубку телефона в руке, затем напряжение отпустило, он вздохнул и произнёс вслух: - Сам ты хитрован, и такой же старый.
Затем, на адреналине, нарезал ещё кружочек по комнате, дёрнул бороду и подумал: "А торопиться действительно не надо. Нужно всё проверить и перепроверить, да обмозговать. Где там номер этого молодца?"
Кузьмич нашёл в адресной книге телефонный номер парня из Лужи, записанный под названием "Бьёт точно", облегченно вздохнул, но понял, что запамятовал его имя. "Как же его зовут? Что-то библейское, в голове вертится... Нет, не гони лошадей, Вася, ничего с парнем не случится, надо всё же обдумать это дело хорошенько". Затем про себя усмехнулся: "А в тему я его обозвал - "Бьёт точно" - и больше ничего не умеет, - не прибавить, не отнять!"
***
Звонок заставил вздрогнуть, настолько он был внезапным, хоть и столь рьяно ожидаемым. Матвей схватил телефон, на дисплее незнакомый номер.
– Слушаю вас, - в горле першило, Тяглов судорожно сглотнул, - Алло, я вас слушаю.
– Ну здравствуй, меткий стрелок, как поживаешь?
Голос в трубке был низким и показался Матвею ехидным. Еще раз протолкнув слюну сквозь пересохшую глотку, Тяглов постарался ответить ровным и бесстрастным тоном:
– Здравствуйте. Спасибо, все хорошо. Это Кузьмич?
– Поня-ятно, узнал, значит. Я это, я, - басовито хохотнул динамик, - Короче, так, Стрелок, неплохо еще раз встретиться, есть нам о чем поговорить... да и побегать с мячиком надо бы поосновательней, присмотреться. Ты вообще, по жизни как - свободен? Временем располагаешь?... Ага. Тогда слушай сюда и запоминай...
Бас из мобильника подробно рассказал Матвею, куда надо будет подъехать, как снарядиться, что не забыть с собою взять, когда, как и где встретиться. Созвониться договорились заранее, за пару часов. Встреча была назначена назавтра, в два часа пополудни, у метро "Динамо", выход из первого вагона, по четной стороне Ленинградского проспекта. Матвей слушал и внимал. Когда Кузьмич закончил разговор, Тяглов выдавил из себя невнятные слова прощания. Отчего-то он чувствовал опустошение и подступающую робость. Что-то начиналось. Новое. Неизведанное.
Наутро, собирая сумку, Матвей испытывал сомнения. Туда ли он собирается ввязаться, по силам ли ему то, что само собой преподано судьбой и нежданным даром. Бесцельно вертел в руках ярко-красные кроссовки, в который раз подумал, не погладить ли спортивные брюки, но решил, что это уже от лукавого, перебор. Вздохнул, решительно запихал все обратно в сумку, вжикнул молнией. Будь что будет.
По Ленинградке носился пронизывающий холодный ветер. Немного знобило. Видимо, от волнения. Матвей топтался на месте, высоко подняв воротник и жалея, что не одел под джинсы белье, а на ноги - лишнюю пару носок. Как и договаривались, Матвей заранее, еще с "ВДНХ", набрал Кузьмича, перезвонил ему вторично по прибытию на "Аэропорт" и сейчас дожидался встречи. Из потока вырулил видавший виды черный универсал Опель Омега. Боковое стекло рывками опустилось, в машине замаячило знакомое бородатое лицо, расплывшееся в улыбке. Тулупа нет, его заменяла куртка с меховой опушкой, раньше называемая "Аляской".
– Привет, Стрелок! Давай, шевелись, здесь знаков всюду понавешали, остановки нигде нет. Сумку кинь на заднее сиденье.
Матвей скинул ремень сумки с плеча, подошел к машине, открыл дверцу и аккуратно поставил сумку на сиденье.
– Не тормози, вперед садись.
Матвей послушно уселся на пассажирское кресло.
– Ну, здорово, - Кузьмич улыбнулся еще шире и протянул руку. Тяглов аккуратно пожал ее.
– Ну-ка, пристегивайся, и погнали, - бородач переключил передачу, машина тронулась, Матвей послушно завозился с ремнем. Кузьмич ловко влился в проезжающий поток, набрал скорость.