Географ глобус пропил
Шрифт:
– Колесников вернулся! – шепотом крикнула Ветка, слетела с дивана и начала лихорадочно застегиваться.
– Великий факир изгадил сортир, – сквозь зубы, едва не зарычав, сказал Служкин, встал, ушел на кухню, включил свет и злобно обрушился на табуретку.
Ветка отщелкнула собачку, и Колесников наконец-то вошел.
– Чего закрылась-то на сто оборотов? – раздраженно спросил он, разуваясь. – Чего тут, украдут тебя, что ли?… Служкин ушел?
– Нет, на кухне сидит, – ответила Ветка и, подумав, добавила: – Курит.
Служкин
– Обломала она меня, – тихо сказал Колесников. – Насовсем и навсегда выгнала. Сейчас с горя пить будем.
Ветка появилась в дверях кухни.
– Ты чего вернулся-то? – спросила она.
– Автобуса долго не было. Холодно ждать.
– На улице – минус два…
– Минус два – жара, что ли, по-твоему?! – рявкнул Колесников.
– А ты говорил, Будкин плакать будет… – совсем робко, по инерции сказала Ветка.
– Да хрен с ним, – махнул рукой Колесников. – Пускай плачет.
Сосна на цыпочках
Когда красная профессура ввалилась в кабинет, она увидела Служкина, в пуховике и шапке сидящего за своим столом и качающегося на стуле. Изо рта у него торчала незажженная сигарета.
– Это у вас, Виктор Сергеевич, новая манера урок вести? – ехидно спросил Старков. – Может, нам за пивом сбегать?
– В учебнике какая тема этого урока у нас обозначена?
– Основное предприятие нашего района, – подсказала Митрофанова.
– В скобочках – поселка, деревни, – добавил Старков.
– А какое основное предприятие нашего района, поселка, деревни?
– Ликероводочный! – крикнули двоечники Безматерных и Безденежных и заржали.
– Судоремонтный завод, – сказала Маша Большакова.
– Вот мы и пойдем сейчас на экскурсию смотреть затон.
Красная профессура взвыла от восторга.
– А можно сумки с собою взять? – спросили девочки. – У нас этот урок последний, мы потом сразу домой пойдем!
– Можно, – согласился Служкин, – но дайте мне слово…
– Даем, даем! – орала красная профессура.
– …дайте мне слово, что не будете разбегаться и будете внимательно слушать то, что я расскажу про судоходство на Каме.
После звонка, стоя на крыльце, Служкин пересчитал девятиклассников, толпившихся у ворот школы, как кони перед заездом, по головам.
– Так, двое уже сбежали, – сказал он. – Зашибись. Пойдемте.
Гомонящей вереницей они перетекли Новые Речники, перелесок, шоссе, Грачевник, Старые Речники и вышли на берег затона. День выдался хмурый – последний день февраля, последний день зимы. Снег вокруг громоздился Гималаями, а над ними тускло блестели окна вторых этажей черных, бревенчатых бараков. Их огромные ватные крыши угрожающе насупились, свесив по углам кинжалы сосулек.
– Куда теперь? – жизнерадостно спросила красная профессура.
– Вон к той скамейке. – Служкин указал сигаретой.
Профессура рванула к скамейке, бросив бессмертный школьный клич: «Кто последний – тот дурак!» Но рядом со скамейкой, оказывается, начиналась хорошо укатанная горка, вокруг которой валялись куски фанеры и оргалита. Когда Служкин дошагал до скамейки, кое-кто из пацанов уже укатился с кручи, а остальные ловили визжащих девчонок и тоже спускали их вниз. Люська Митрофанова, хлюпая носом, собирала втоптанные в снег тетрадки и учебники из своего пакета. Служкин гневно внедрился в суету возле горки.
– Э-эй! – заорал он. – Ну-ка, все ко мне! Веселиться потом будем!
Но на Служкина никто не обратил внимания, как на шумящее под ветром дерево. Пацаны ржали, девчонки вопили ему:
– Виктор Сергеич, скажите им, чтоб не толкались, а-а-а!…
– Живо поднимайтесь! Всем по прогулу влеплю! – грозил Служкин.
На него налетела хохочущая Маша Большакова и укрылась за ним от Старкова, который несся по пятам. Старков метнулся мимо правого кармана Служкина – Маша вынырнула из-под левого локтя. Старков побежал вдоль живота – Маша спряталась за капюшоном. Несколько обалдевший Служкин наконец ухватил Старкова за шиворот.
– А урок?! – яростно спросил он.
– Блин, точно! – спохватился Старков. – Пойду наших позову!…
Через секунду на спине двоечника Безматерных он уже летел с горки. Служкин беспомощно обернулся к Маше.
– Что ж это такое? – спросил он. – А как же судоходство на Каме?
Раскрасневшаяся Маша, улыбаясь, виновато пожала плечами.
Служкин обескураженно развернулся, поплелся к скамейке, сел, закурил и стал смотреть на затон. И опять тесно составленные в затоне корабли напомнили ему город. Служкин смотрел на надменные, аристократические дворцы лайнеров, на спальные кварталы однотипных пассажирских теплоходов, на схожие с длинными заводскими цехами туши самоходок-сухогрузов и барж, на вокзалы дебаркадеров и брандвахт, на трущобы мелких катеров, на новостройки земснарядов, на башни буксиров-толкачей по окраинам, на ухоженные пригороды «метеоров» и «ракет». Мачты вздымались как антенны, как фонарные столбы, а такелаж был словно троллейбусные провода.
Рядом со Служкиным на скамейку присела Маша.
– А что, Виктор Сергеевич, – неуверенно спросила она, – вам очень надо рассказывать про это судоходство?
Служкин, не глядя на нее, пожал плечами.
– Ну, расскажите мне, – вздохнув, согласилась Маша.
– Урок для тебя одной? – удивился Служкин. – Ладно уж… Иди летай со Старковым. Я переживу.
– Расскажите, – повторила Маша и, улыбаясь, поглядела ему в глаза. – Я же вижу, как вам самому хочется…
– Ну что ж… – Служкин недоверчиво хмыкнул, откинулся назад и сладко потянулся. – Ладно, слушай…