Герцогиня с Османского берега
Шрифт:
– О, Аллах, что же это может значить? – прошептал Сюмбюль и повернулся к подопечной. – Шакира Хатун, я могу тебе доверять?
– Конечно, ага.
– Проследи-ка за тем охранником, куда он пойдёт и с кем будет общаться. Потом мне доложишь. Если что, я у Шакера Аги на кухне. Ты всё поняла, хатун?
– Да, всё.
– Ну, иди.
Шакиру не нужно было просить дважды. Счастливо улыбнувшись, она низко поклонилась аге и отправилась исполнять поручение. Мысль о том, что Сюмбюль доверяет ей настолько, что поручил ей очень ответственное дело, окрылила её. Соблюдая предельную осторожность, девушка петляла по углам, но всё же сумела выследить того стражника, с которым разговаривала леди Элеонора. Тот собрал вокруг себя небольшую группу парней подозрительной наружности и раздавал им монеты. Шакира ахнула и собиралась было убегать, чтобы доложить Сюмбюлю об увиденном, но её внимание привлекло новое действо. Стражник, которого подкупила Элеонора, велел своим людям седлать коней, а затем повозка Френсиса Дойла выехала за ворота. Матракчи Насух Эфенди последовал за ней. А спустя несколько минут наймиты леди Фейган начали преследование…
Сама Элеонора поспешила вернуться к остальным. Она двигалась чуть ли не бегом, изо всех сил старалась не попадаться на глаза прислуге. Однако ей не удалось скрыться из поля зрения хитрого Сюмбюля. Главный евнух следил за англичанкой, насколько позволяло его состояние. Что-то подсказывало аге, что она не просто так болтала со стражником, а тот факт, что их общение происходило тайно и в одно время с проведением ключевого мероприятия с участием посольской миссии, добавлял пикантности сложившейся ситуации. Внезапно Сюмбюль вспомнил о Нигяр и то, как она боится своего мужа. Именно из-за высокомерия и ненависти герцога Норфолка ага сейчас едва держится на ногах.
– Аллах, здесь явно что-то нечисто. – промурлыкал Сюмбюль себе под нос, провожая Элеонору взглядом из-за угла.
Повозка сэра Френсиса неспешно двигалась по улочкам Стамбула, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Граф Кэмберленд правил, а Насух Эфенди указывал дорогу. Пассажирка, герцогиня Джоан Говард, она же Нигяр Калфа, напряженно вглядывалась в городской пейзаж из-под капюшона плаща. Ей не сиделось на месте, желание поскорее увидеть дочь напрочь выбило из её головы любые посторонние мысли. Устав ёрзать на обшитом сафьяном сидении, она обратилась к бывшему мужу.
– Насух Эфенди, далеко ли ещё до того дома?
– Потерпи, Нигяр Хатун, - ответил Матракчи, - скоро будем на месте.
Герцогиня тяжело вздохнула и откинулась назад. Она заламывала пальцы от волнения, минута, проведённая в дороге, казалась ей двумя – тремя часами. Но что значит время, когда вот-вот свершится чудо и мать обнимет своего ребёнка? Нигяр позабыла и о Роксолане, и о Хатидже Султан, и том, что из-за них обеих ей пришлось стать англичанкой и католичкой. Она никому не будет мстить – больше не за чем.
Незаметно на Стамбул стали надвигаться сумерки. Вот, наконец, Матракчи пришпорил своего коня и подал знак Френсису, чтобы тот остановился. Нигяр выглянула из повозки и увидела перед собой небольшой двухэтажный дом, стены которого украшал причудливо вьющийся и цветущий плющ. «Так значит, моя малышка здесь живёт», - подумала бывшая калфа, ступая на землю. Колени Нигяр дрожали, а лоб покрылся испариной. Однако повод для волнения был более, чем радостный, совсем не как в прошлый раз. О да, в последний раз бывшая калфа изводила себя на рождественском приёме у короля, где долго и мучительно ожидала позора…
***
При английском дворе существовала прекрасная традиция. Когда король пребывал в добром расположении духа, он устраивал балы с непременными дружескими посиделками с приближёнными. Очередное Рождество Генрих Тюдор отмечал с присущим ему размахом и демонстрацией широкой души монарха. Праздник имел для него и для всего двора особенное значение, ведь на нём присутствовали вернувшаяся из изгнания принцесса Мария и, приглашённая по настоянию последней ,малютка принцесса Елизавета. Пусть Генрих и объявил своих дочерей незаконнорожденными, окружающим было видно, что ему приятно общение с ними.
Придворные подъезжали к королевской резиденции постепенно. Каждый из них преподносил подарок своему государю. Если кто-то выходил в свет впервые, то об этом громко объявлялось заранее, и король удостаивал новобранца ответным знаком внимания. За дверьми в тронный зал стоял герцог Норфолк в сопровождении молодой супруги. Женщина нервничала и переминалась с ноги на ногу. Это был её первый официальный выход в свет, первый приём у короля. Но герцогиня думала только об одном – под каким предлогом покинуть бал, если присутствующие, включая королевскую семью, отнесутся к ней недоброжелательно? Ещё бы, присутствие служанки и близкой подруги Анны Болейн могло стать ложкой дёгтя в бочке мёда, и Томас Говард знал это.
– Ты ведёшь себя, как ребёнок, Джоан. – сказал он с упрёком. – Ты должна снести любой исход приёма, каким бы он ни был.
– Томас, но мне страшно, очень страшно, - ответила леди Джоан, которая ещё летом звалась Нигяр Хатун, - здесь нет ни одного человека, который не посмотрел бы на меня искоса. Королева видит во мне отработанный материал. Герцоги, маркизы, графы, все запомнили меня, как еретичку. А принцесса Мария… Она ведь затравит меня! Вряд ли она упустит случай поиздеваться над фрейлиной ненавистной мачехи.
– Значит, ты того заслужила. – последовало в ответ. – Стой смирно и улыбайся, не то домой пойдёшь пешком.
– Его Светлость герцог Норфолк и Её Светлость леди Джоан! – объявил глашатай.
Томас взял жену под руку и торжественно прошёл с ней в зал.
– От всей души поздравляю вас, Ваше Величество, с Рождеством и Новым Годом. – произнёс он. – От лица всего семейства Говардов и от себя лично прошу вас принять этот скромный подарок.
Жестом герцог приказал пажу преподнести королю ларец с подарком. Открыв шкатулку, Генрих обнаружил в ней шикарный кинжал, рукоятка которого была богато инкрустирована янтарём и опалами. Поняв, что государю подарок пришёлся по вкусу, Норфолк довольно заулыбался и отвесил поклон.
– Благодарю, сэр Томас, - произнёс король, - этот кинжал является ничем иным, как шедевром оружейного искусства.
– О, вы льстите, сир!
– Кстати, почему вы никак не представите другой шедевр, что стоит рядом с вами? – весело спросил Тюдор. – Я имею в виду Её Светлость герцогиню, вашу супругу.
Шум в зале мгновенно стих. До сих пор Нигяр стояла, опустив глаза в пол и пытаясь изобразить лёгкую улыбку. Но сейчас она почувствовала, что все собравшиеся в зале люди смотрят на неё одну.