Герцогиня с Османского берега
Шрифт:
Учтиво поклонившись своей госпоже, Рустем вынул из-за пазухи небольшой клочок бумаги, свёрнутый в трубочку и протянул его султанше. Хюррем аккуратно взяла записку и продемонстрировала её всем собравшимся, не переставая улыбаться.
– Вот, господа, это и есть вещественное доказательство. – объявила она. – Это – страница из дневника Хасана Аги. За несколько минут до того, как Рустем Паша с вверенным ему отрядом ворвался в логово предателя, он записал на ней все события дня, в том числе и организацию покушения на герцогиню Норфолк. – султанша бросила взгляд на Элеонору. – Конечно, он записал, кто передал
Роксолана протянула бумагу Элеоноре. Не помня себя от бешенства, та подскочила на ноги, и, выхватив записку из рук султанши, принялась с остервенением рвать её на мелкие кусочки. Но она не знала, что именно этого и добивалась коварная королева востока! Торжественная улыбка засияла на её лице.
– Это был блеф! – воскликнула Хюррем. – Бумага была пустой! Мерзавка, ты только что подписалась под собственным преступлением!
Сопротивляться дальше не имело смысла. Элеонора поняла, что проиграла эту войну и мысленно прокляла себя за то, что позволила какой-то русской бабе, плебейке по происхождению, обвести себя вокруг пальца. Жестом Сулейман приказал увести леди Фейган. Как только стражники взяли женщину под руки, она словно с цепи сорвалась. Повернув голову в сторону Томаса Говарда, она неистово прорычала:
– Норфолк, тебе просто повезло! Ты отверг мою любовь, женясь на османской выскочке! Мне не удалось отомстить тебе сейчас, но будь уверен, я сделаю это, обязательно сделаю! Ты так просто от меня не отделаешься, нет, не отделаешься!
– Заткнись, стерва! – оборвал её Френсис Брайан. – Вот гадина, а я ещё жениться на ней хотел!
Крики бесновавшейся Элеоноры стихли только во дворе.
– После сегодняшней ночи я обрету головную боль. – пожаловалась герцогиня Саффолк.
– Я, наверное, тоже. – согласился с ней Чарльз.
– Итак, дорогой Генрих, - подытожил Сулейман, - вам выпал шанс исполнить один из пунктов Договора о Вечной Дружбе прямо сейчас.
– Будьте спокойны, дорогой Сулейман, - ответил Тюдор, - за попытку нарушения мира и равновесия между нашими странами леди Элеонора Фейган предстанет перед судом и будет наказана по всей строгости закона. Что касается сэра Френсиса Дойла, то он будет похоронен со всеми почестями, как подобает герою.
После этих слов султан утвердительно кивнул и обратился взглядом к супруге. Та светилась от гордости и отвесила полупоклон в ответ. Казалось, дело решено…
Между тем, Михримах Султан заметила, как из комнаты на втором этаже выходит маленькая девочка. Присмотревшись повнимательнее, принцесса заметила, что малышка подозрительно напоминает одну из служанок её матери. Взяв под локоть старшего брата, стоящего рядом, Михримах отвела Мехмета в сторону и что-то нашептала ему на ухо, после чего шехзаде тоже обратил внимание на девочку. Воспользовавшись всеобщим замешательством по поводу разоблачения Элеоноры Фейган, принц и принцесса поднялись вверх по лестнице к девчушке.
– Привет. – улыбнувшись, добродушно сказала Михримах. – Как тебя зовут, детка?
– Кадер. – ответила малышка.
– А что ты здесь делаешь, Кадер?
– Ко мне пришла мама, а потом прибежали злые дяди и дядя Насух и его друг защищали нас с мамой.
– А как зовут твою маму? – спросил Мехмет.
– Мама Нигяр. – ответила девочка и указала вниз. – Вот она.
Мехмет и Михримах всё поняли правильно. Перед ними стояла дочь той самой калфы, которая когда-то служила во дворце, а потом её изгнали за связь с Ибрагимом Пашой. И вот теперь, когда наказание для несчастной женщины уже свершилось, продолжать эту разлуку матери и ребёнка было просто бесчеловечно. Выждав нужный момент, когда стражники выведут забившуюся в истерике Элеонору из дома, принцесса и принц решили, что факт существования малышке должен перестать быть тайной. Михримах с важным видом спустилась вниз, за ней последовал Мехмет, держа на руках Кадер.
Едва завидев девочку, собравшиеся принялись обсуждать её не менее бурно, чем инцидент с Элеонорой. Поняв, что Насух Эфенди ослушался её, Хатидже Султан помрачнела и затряслась от гнева. Опять Хюррем поборола её, и это уже в один чёрт знает какой раз! Принцессе было невыносимо видеть, как её соперница принимает своего внебрачного ребёнка и светится от счастья!
– Что это значит?! – вспылила султанша, несмотря на попытки Гюльфем утихомирить её. – Так меня за этим вытащили из дворца посреди ночи? Хюррем! – она повернулась к снохе. – Ты совсем совесть потеряла!
– Успокойся, Хатидже. – невозмутимо сказал Сулейман. – Ты хочешь, чтобы в деле об измене Ибрагима Паши была поставлена точка, или нет?
– Хочу. – рявкнула та. – Но я не хочу видеть эту женщину вместе с её выродком! Уберите её!
– Стоп-стоп-стоп, - приструнил разбушевавшуюся принцессу король Генрих. – Что делать с моей подданной, решаю я и только я.
– Быть может, вы не знаете, Ваше Величество, - обратилась к нему Хатидже, - но перед тем, как стать вашей подданной, эта женщина совершила ужасное преступление, за которое была наказана изгнанием и её ребенок – не более чем плод греха!
– Прошу прощения, тётушка, - вмешалась Михримах, - но если наказание для Нигяр Хатун заключается в изгнании, чем является ваш поступок, если не преступлением?
– Какой поступок?
– Вы ведь похитили эту девочку и разлучили её с матерью. Как это называется?
Не найдя слов в своё оправдание, Хатидже испуганно посмотрела сперва на брата, затем на Хюррем, а после на Нигяр. Все трое буравили её глазами. Принцесса замялась и стала бубнить что-то несвязное.
– Хатидже Султан, в чём вина ребёнка? – строго спросила Хюррем. – В том, что он появился на свет? За что наказывать девочку?
– Этот ребёнок вообще не должен был рождаться! – Хатидже начала переходить на крик.
– Позвольте, султанша, но если бы вы были против рождения этой девочки, вы убили бы её ещё в утробе матери. – Хюррем оставалась невозмутима. – Наказание за один проступок может быть только одно, и вы его избрали. И это не разлука матери с ребёнком!
В помещении воцарилась тишина. Хатидже поняла, что сама загнала себя в тупик. Хюррем оказалась права – за один проступок – одно наказание. Но разве могла принцесса крови публично признать свою неправоту? Вместо этого она лишь злобно глянула на Нигяр. Та не хотела показывать своё торжество, но оно угадывалось в её глазах.