Германский Гермес. Музыкальные драмы немецких и австрийских композиторов.
Шрифт:
Фламминг.
Сейчас ты выглядишь более честным. Нет, ты не мошенник. Ответь, есть ли в тебе нечто, усвоенное от других?
Шенк.
Думаю, я взял от всех понемногу: я могу быть глуп, как осёл, и хитёр, как мошенник.
Фламминг.
А мне нанесли телесное оскорбление: мне наступили на брюхо. Клянусь своей честью, этот парень – этот осёл с подрезанными ушами – наделён гораздо большим достоинством, чем я! 10 Огонь и пламя на того парня! Чего нового, Шенк?
10
«Клянусь своей честью, я – не просто человек, ибо во мне одновременно живут осёл и мошенник». Такого рода рассуждения – вполне в духе шутов Шекспира.
Шенк.
До моего слуха донеслось известие о том, что ты хочешь, чтобы тебе наступили на брюхо.
Фламминг.
Чума в твою пасть! Разве тебе что-то известно об этой ссоре?
Шенк.
Я знаю, что скоро ты начнёшь враждовать с Лойбальдом.
Фламминг.
К палачу твою шутку! Есть ли у тебя какие-нибудь сведения, парень?
Шенк.
Эй, мне стало известно, что в замке Зигмера что-то нечисто.
Фламминг.
Что я слышу! А где сейчас обитает тот, кто наступил на брюхо?
Шенк.
Он обитает там, где на твоё тело была
Фламминг.
Так что же там происходит? Отвечай, парень!
Шенк.
Эй, проходя ночью мимо замка Зигмера, я повстречал там страшное привидение.
Фламминг.
Говорю же, парень, это предвещает грядущую распрю, в которой Лойбальду не собрать костей! Выводи мою клячу из конюшни, юнец! Я отправляюсь к ведьме. Подавай мою клячу!
Молодой человек уходит.
Я хочу разобраться в этом деле. И если разгорится распря, то я знаю, куда мне следует обратиться… Молния! Мне наступили на брюхо!.. К ведьме! Ведь речь идёт о Лойбальде!
Шенк.
Ты хочешь отправиться к ведьме, приятель? Клянусь моей душой, это – дело рискованное и опасное!
Фламминг.
Около замка Зигмера появляется привидение? Иного и не следовало ожидать! Я намерен тщательно разузнать об этом. Говорю же, я отправляюсь к ведьме!
Уходит.
Шенк.
«Скатертью дорога!» – отвечает мой мошенник. Клянусь своей честью, я – не просто человек, ибо во мне одновременно живут осёл и мошенник. Своего осла я всегда буду гнать перед собой, чтобы люди не догадались о моём мошеннике, и пусть моей сокровенной сутью станет человек, ибо он – наилучшее, хе-хе!
Уходит.
Парк перед укреплённым замком Зигмера. 12
Ночь.
В глубине сцены – тускло освещённый проход, ведущий в замок. В проходе виднеются мерцающие слабым светом склепы. Из прохода, ведущего в замок, выходит Призрак. 13
11
Во второй сцене первого действия трагедии мы видим глубоко своеобразные «вариации Вагнера на тему Шекспира». «Выход» Призрака и «выход» главного героя являются смысловой экспозицией «шекспировской» завязки действа, которое в дальнейшем найдёт совершенно иное, нежели у Шекспира, развитие. Пред нами Шекспир Вагнера и Вагнер Шекспира.
12
Зигмер – отец Лойбальда, отравленный Родерихом, отцом Аделаиды. Аделаиду же и Лойбальда гибельным узлом свяжут любовные узы. Как видим, шекспировская завязка вагнеровской трагедии имеет свои нюансы: у Вагнера акценты расставлены несколько иначе, и, условно говоря, Офелия Вагнера является дочерью Клавдия Вагнера – Родериха.
13
«…выходит Призрак». Не будет преувеличением сказать, что этот Призрак – самый настоящий предшественник короля Марка («Тристан и Изольда») и верховного бога Вотана («Кольцо нибелунга»)… Если бы Вагнер написал музыку к своей трагедии «Лойбальд», то партию Призрака, конечно же, должен был бы исполнить бас.
Призрак.
Мучительная, горькаяТоска по сынуЗаставила меня явитьсяВ это мир из-под земли.Я слышу вой, стенанье,Которое, взывая к мести, 14 Гонит меня в здешние краяНа поиски родного сына.И я знаю: он способенПрогнать тоскуИ заглушить стенанье…Но, блуждая, я сбилсяС верного пути,И я не в силахРазыскать его!Призрак удаляется.
Из прохода, ведущего в замок, выходит Лойбальд.
14
Призрак побуждаем чувством мести. «Месть» (die Rache) станет в дальнейшем движущей силой и смыслообразующим вектором мыслей, чувств и действий Лойбальда.
Лойбальд.
Как? Я – ничто? Ничто?.. 15 О, как давно вы воете об этом!Прах моего отца,Он превратил меня в ничто, —К чему же этому ничтоМерцать, как прежде,Слабым, тусклым светом? 16 Что ж, обрати во прахСреди безмолвныхСумрачных тенейТот прах, которыйСам себя безжалостноРассеивает ныне!Мне отвратителен нашСладострастный мир.Мой дух иссяк.К чему же прахуТрепетать как прежде?..Я знаю: сладость миновала, всюдуЯ чувствую одну лишь горечь,И на свете нет жизни,Что цвела бы для меня.Но тускло брезжитСмутная догадка:Я человек!О да! Я человек! —Я жалкое созданье,В самом себе я —Как в темнице; я прикованК единственномуСуществу – к отцу.Покинув этот мир,Незримой крепкой цепьюОн тянет за собой меня.О да! Я знаю,Что такое человек!Я знаю: мой отецБыл человеком.И поэтому он умер.Мне это хорошо известно…Хо! Я знаю, я знаю,Что такое человек:Он – неудачное созданье,Которое исправит только смерть!Скажи, великий Бог-творец, 17 Зачем ты создал человека?Он – ошибка,Ошибка, заключённаяВ темницу, в оковыДольнего, земного праха!И, преследуя благие цели,Он сам себя готов разрушить.О, вселяющая ужас мудрость,Ты права! И мой отец… ах!..Покорился твоей силе,Мне, сыну, преподав урок.Так пусть же ангел твой,О, сын, стремится к твоему отцу!Не оскорбляй небесноеСозданье лукавством чарВнушающего омерзенье праха!15
«Как? Я – ничто? Ничто?..» С этой реплики начинается так называемый «гамлетовский монолог» Лойбальда, с этими словами пред нами предстаёт первый Сверхчеловек Вагнера, первый в длинной галерее иных Сверхлюдей.
16
«Гамлетовский монолог» Лойбальда является самобытной вариацией на темы двух монологов Гамлета Шекспира: монолога из второй сцены первого действия («О, that this too too solid flesh would melt […] How weary, stale, flat and unprofitable / Seem to me all the uses of this world!») и монолога Гамлета из первой сцены третьего действия («To be or not to be – that is the question»).
Первый Сверхчеловек Вагнера предстаёт пред нами с такими словами на устах, которые сразу же, «с порога» задают определённый экзистенциальный и психологический тон, во многом созвучный не только духу Гамлета Шекспира, но и глубоко трагичному мирочувствию Каина и Манфреда Байрона.
17
«Скажи, великий Бог-творец, /Зачем ты создал человека? / Он – ошибка, / Ошибка, заключённая / В темницу, в оковы /Дольнего, земного праха!» Эта эскапада Лойбальда свидетельствует о том, что он напрочь игнорирует учение, согласно которому человек создан по «образу» (imago) и «подобию» (similitudo) Бога, учение, в котором многие видели и видят залог высокого метафизического достоинства человеческого «Я». Риторические вопрошания и выводы Лойбальда созвучны и Фаусту Гёте. (Заметим, первая часть трагедии «Фауст» была опубликована Гёте в 1808 году, то есть задолго до того времени, в которое был написан «Лойбальд».)
Лойбальд намеревается заколоться, тем временем к нему приближается Призрак.
Кто приближается ко мне?Заходит ум за разум! Ха!Постойте, мои очи!Не спешите вытекатьИз тех пещер,В которых вы живёте!Стойте!Останьтесь на своих местах,О, очи, и глядитеНа это зрелище,Внушающее страх!О, небо, неужели ты разверзлось,Неужто ты обрушилосьНа землю для того,Чтоб он ко мне явился?Что же остаётся волосам моим —Встать дыбомИли трепетать от счастья?А языку? – дрожать от страха?Или ликовать?Ликуй же, содрогаясь!..О, ты мой отец?Призрак.
Лойбальд!Лойбальд.
О, повтори! о, повтори!О, повторяй мнеЭто до тех пор,Пока от радостиЯ не сгорю дотла!Призрак.
Лойбальд! Лойбальд!Я более не твой отец!Лойбальд.
Постой, мой дорогой!Так ты не мой отец?..Но вид твой благороден.Ты сумел сюда явиться!Ты изнурён – и заключатьТебя в объятья я не стану!О, как ты бледен!Где же твоя тень, отец?Призрак.
Я – моя собственная тень.И я заимствовал еёУ самого себя,Дабы облечь в неёСвою же собственную душу 18 .Какой же клятвойМне поклясться в том,Что видишь пред собойТы призрак своего отца?Перед тобойНичтожное подобьеЕго величья и достоинства!Ты удивляешься?Оставь же при себеСвой бледный ужас!До конца дослушайВсю речь мою!Она того заслуживает, право!Я более не твой отец.Взгляни же на меня!Я сходен своим видомС тем младенцем,Что лежал пять месяцевВ утробе великанши.И младенец этотВскоре должен был быЧеловеком стать,Но оказалсяНи на что не годным.Ныне я утерял всёСвоё совершенство,И оно, иссякнувИ покрывшись пылью,Спит в могиле.Я не в силах заглушитьМучительную мысль о том,Что стало этого виною!О, внемли мне!Я хочу тебе открыться…Земная речь,Звучащая в моих устах,Не в силах выразить ту муку,Что заставила меняК тебе явиться.Что ж, назвать ли мне её тоской —Тоской, охваченнойУжасным страхом?..Нет, слова, не облекайтеМои страданияВ роскошные наряды!Никого я не любилТак сильно, как тебя;В минувшие годаЗдесь, наверху,Ты был предметомМоих горячихИ усерднейших забот,Но после… я тебя покинул…Ныне я о тебе тоскую,И моя чрезмерная любовьКарается страданием!Мучительная, горькаяТоска, влекущая меняК тебе из-под земли,Сильнее всех скорбей;И мне позволеноУвидеться с тобойЛишь под покровом ночиИ вдали от солнечных лучей,Которые в ночи не в силахСвоим огнём рассеятьМою сумрачную тень.Меня вело сюдаЖелание увидеться с тобой,Ты понял это, —И, прекрасно зная твоё сердце,Я ни на миг не сомневался в том,Что ты пойдёшь ему навстречу.Знай же: прежде чем уснёшьВозле меня в могиле,Исполнить должен тыМоё второе страстное желанье:Ты должен месть свершить,Ты совершишь кровавое отмщенье.Месть, месть…(Иль назови это тем словом,Которое тебе придётся по душе.)Ты должен – прочь сомненья! —Отомстить за мою кровь,Отравленную ядом!Знай: ты должен отомстить злодею!Ведь его, убийцу, и понынеНе настигла злая кара!18
«Я – моя собственная тень. / И я заимствовал её / У самого себя, /Дабы облечь в неё / Свою же собственную душу». Такая затейливая самоидентификация не имеет аналогов в истории мировой философской антропологии. Как видно из слов Призрака, личность погубленного Зигмера распадается натрое: на /1/ «Я», /2/ тень и /3/ душу; и такая антропологема выглядит весьма экстравагантно не только, скажем, на фоне манихейской антропологии, но и на фоне древнекитайского учения о десяти душах (семи злых и трёх добрых), пребывающих в каждом из людей.