Герои, почитание героев и героическое в истории
Шрифт:
Проснитесь вы, благородные Работники, воины единой истинной войны: все это должно быть исправлено. Ведь вы уже наполовину ожили, и я готов благословить вас в жизнь; я готов заклинать вас, во имя Бога, чтобы вы стряхнули ваш заколдованный сон и жили полной жизнью! Перестаньте считать скальпы, кошельки с золотом; не в них заключается ваше и наше спасение. Даже и они, если вы будете считать только их, ненадолго вам будут оставлены. Отгоните далеко прочь от себя буканьерство; измените, отмените немедленно все законы буканьеров, если вы хотите одержать какую-нибудь победу, которая была бы прочна. Пусть Божественная справедливость, жалость, благородство и мужественная доблесть, с большим или меньшим количеством кошельков золота, засвидетельствуют о себе в этот краткий миг вашего Жизненного перехода к Вечности, Богу и Молчанию. К вам я взываю, ибо вы не мертвы, но уже почти наполовину живы. В вас есть недремлющая, непокоренная энергия, первооснова всякого благородства
Взгляните вокруг себя! Ваши мировые армии все в восстании, смятении, распаде. Они накануне огненной гибели и безумия! Они не пойдут далее для вас за шесть пенсов в день, по принципу Спроса и Предложения. Они не пойдут, они не смеют, они не могут. Вы должны привести их в порядок, начать упорядочивать их. Приводить в порядок, в справедливое подчинение; благородная верность в возмездие за благородное руководство. Их души почти доведены до безумия; пусть ваша будет здорова, все здоровее. Не как озверевшая, озверяющая толпа, но как сильное, устроенное войско, с истинными вождями во главе, будут впредь выступать эти люди. Все человеческие интересы, соединенные человеческие стремления и общественный рост в этом мире, на известной ступени своего развития, требовали организации; и Труд, величайший из человеческих интересов, требует ее теперь.
Богу известно, задача будет тяжела; но ни одна благородная задача никогда не была легка. Эта задача измучит вашу жизнь и жизнь ваших сыновей и внуков; но с какою же целью, если не для задач, подобных этой, дана жизнь людям? Вы должны перестать считать ваши десятифунтовые скальпы; благородные среди вас должны перестать считать их! Да и самые скальпы, как я уже сказал, ненадолго будут вам оставлены, если вы будете считать только их. Вы должны совершенно перестать быть варварскими, кровожадными Чактау и сделаться благородными Европейцами XIX столетия. Вы должны знать: Маммона, сколько бы у него ни было карет и какою бы дворней он ни был окружен, – не есть единственный Бог. Сам по себе он – только Дьявол и даже Животно-бог.
Трудно? Да, это будет трудно. Хлопок с короткими волокнами – это тоже было трудно. Большой куст хлопчатника, долго бесполезный, непокорный, как чертополох при дороге, – разве вы не покорили его; разве вы не превратили его в великолепную бумажную ткань, белые тканые рубашки для людей, ярко-воздушные одежды, в которых порхают богини? Вы взорвали горы, вы твердое железо сделали послушным себе, как мягкую глину! Исполины Лесов, Ётуны Болот приносят золотые снопы хлеба! Сам Эгир, Демон моря, подставляет вам спину, как гладкую большую дорогу, – и на Конях огня и ветра носитесь вы. Вы – самые сильные. Тор рыжебородый, со своими голубыми солнечными очами, веселым сердцем и тяжелым молотом грома, вы и он одержали верх. Вы – самые сильные, вы, сыны ледяного Севера, дальнего Востока, шествующие издали, из ваших суровых Восточных Пустынь, от бледной Зари Времени и доныне! Вы сыны Ётуна земли, земли Побежденных Трудностей. Трудно? Вы должны попытаться сделать это. Попытаться когда-нибудь с сознанием, это должно и будет сделано. Попытайтесь сделать это, как вы пытаетесь сделать нечто, гораздо более жалкое: наживать деньги! Я еще раз буду биться за вас об заклад против всех Ётунов, Портновских богов, двуствольных Лордов и каких бы то ни было Обитателей Хаоса!
Владеющие землею
Человек с пятьюдесятью, пятьюстами, тысячью фунтов в день, данными ему свободно, без всякого условия и на условии, чтобы он сидел спокойно, засунув руки в карманы, и не делал никакого зла, не проводил Хлебных законов и тому подобного, – и он также является или может быть чрезвычайно сильным Работником! Он – Работник, употребляющий такие орудия, каких никогда еще не имел ни один человек в этом мире. Но на практике, что весьма удивительно и имеет весьма зловещий вид, он не оказывается сильным Работником. Большое счастье, если он оказывается только Не-работником, если он ничего не делает и не является Зло-работником.
Вы спрашиваете его в конце года: «Где твои триста тысяч фунтов? Что осуществил ты с помощью их для нас?» Он отвечает с негодующим удивлением: «Что я с их помощью сделал? Кто вы, что спрашиваете меня? Я проел их. Я, мои холопы, прихлебатели, рабы, двуногие и четвероногие, – очень изящным образом. Вот я, благодаря этому, жив; благодаря этому я осуществлен для вас!» Это, как мы неоднократно говорили, такой ответ, какого никогда доселе не было дано под этим Солнцем. Ответ, который наполняет меня пророческим страхом, предчувствием отчаяния. О глупые Нравы и Обычаи атеистического Полувека, о, Игнавия, Божество Портных, убивающее душу Ханжество, к каким крайностям ведешь ты нас! Из-за громко завывающего вихря, совершенно внятно для того, кто имеет
О, какое бы это было счастье, если бы этот Аристократ-Работник подобным же образом увидел свое дело и исполнил его! Ужасно искать другого, который бы делал за него его дело! Гильотины, Медонские Кожевни и полмиллиона умерщвленных людей уже явились результатом этих поисков, и все-таки они далеко еще не окончены. Этот человек также есть нечто; он даже – нечто великое. Вот, посмотрите на него: человек мужественного вида; что-то вроде «веселья гордости» еще светится в нем. Свободный вид изящного стоицизма, непринужденного молчаливого достоинства, чрезвычайно идет к нему. В его сердце, если бы мы только могли заглянуть в него, заложены элементы великодушия, самоотверженной справедливости, истинного человеческого достоинства. Зачем ему при таких условиях быть помехой в Настоящем, горестно погибать для Будущего! Ни для какой эпохи Будущего не желали бы мы утратить эту благородную вежливость, неосязаемую, но все направляющую; эту достойную сдержанность, царственную простоту. Утратить что-нибудь из того, напоминание о чем еще видно в этом человеке как наследие плодотворного Прошлого. Не можем ли мы спасти его? Он – также достойный человек, в нем Сплетен, Разговоров без мыслей. В нем нет Ханжества, тысячеобразного Ханжества. Ни в нем самом, ни вокруг него, облекающего его подобно удушливому газу, непроницаемой тьме Египетской, приведшей его душу к асфиксии, так сказать, угасившей его душу, так что он не видит, не слышит, и Моисеи, и все Пророки напрасно к нему обращаются.
Проснется ли он, оживет ли он снова и будет ли у него душа, или этот смертельный припадок есть действительная смерть? Это – вопрос вопросов для него самого и для всех нас! Увы, неужели и для этого человека нет благородного труда? Разве у него нет крепколобых, невежественных крестьян, ленивых, порабощенных фермеров заглохших земель? Земель! Разве у него нет утомленных, отягощенных пахарей земли, бессмертных душ человеческих, пашущих, копающих, поденно работающих; с голыми спинами, пустыми желудками, почти с отчаянием в сердце, – и никого на земле, кроме него, кто мог бы помочь им мирным путем? Разве он не находит со своими тремястами тысячами франков ничего благородного, затоптанного на перепутьях, чему было бы божественно помочь подняться? Разве он ничего не может сделать для своего Бернса, кроме как поставить его акцизным чиновникам? Ухаживать за ним, кормить его обедами на одно безумное мгновение и затем выгнать его на все четыре стороны, к отчаянию и горькой смерти? – Его труд так же тяжел в наш современный развинченный век. Но он может быть исполнен; надо попытаться его исполнить; он должен быть исполнен.
Некий Герцог Веймарский, наш современник, вовсе не бог, но человек, получал, как я считаю, процентами, налогами и всякими доходами менее, чем получает иной из наших Английских герцогов одними процентами. Герцог Веймарский должен был, с помощью этих доходов, управлять, судить, защищать и во всех отношениях заведовать своим герцогством. Он делает это так, как мало кто. И кроме всего этого он улучшает земли, исправляет берега рек, содержит не только солдат, но и Университеты, различные учреждения. При его дворе жили следующие четыре человека: Виланд, Гердер, Шиллер, Гете. Не как прихлебатели, что было невозможно, не как застольные остряки, но как благородные Мужи Духа, действующие под покровительством благородного Мужа Практики, защищаемые им от многих невзгод, может быть, от многих ошибок гибельных уклонений. Небо послало, еще раз, Небесный свет в мир, и честь этого мужа была в том, что он приветствовал его. Новый благородный вид Духовенства, под покровительством старинного, но все еще благородного вида Короля! Я считаю, что один этот Герцог Веймарский сделал для Просвещения своего Народа больше, чем сделали для своих все Английские Герцоги, Дюки и Duces, ныне существующие или которые существовали с тех пор, как Генрих VIII дал им на съедение Церковные Земли! – Я стыжусь, я в тревоге за моих Английских герцогов, – что могу я сказать?
Если наша Действительная Аристократия, признанные «Лучшие и Мужественнейшие», захочет быть мудрой, какое это будет невыразимое счастье для нас! Если нет, – голос Бога из вихря весьма внятен для меня. Да, я буду благодарить всемогущего Бога за то, что Он сказал, наиболее ужасным образом и в справедливом гневе против нас: «Да не будет более Праздности!» Праздность? Пробужденная душа человека, всякая, кроме омертвелой души человека, отвращается от нее, как от чего-то худшего, чем смерть. Это – «Жизнь в смерти» поэта Колриджа. Басня об Обезьянах Мертвого Моря перестает быть басней. Бедный Работник, умерший с голоду, не есть самое печальное зрелище. Вот он лежит, мертвый, на щите своем, упавший на лоно своей древней Матери. С изможденным, бледным лицом, измученным заботой, но просветленным ныне, обращенным в божественный мир, и молчаливо взывает к Вечному Богу и ко всей Вселенной, – наиболее молчаливый, наиболее красноречивый из людей.