Герои, почитание героев и героическое в истории
Шрифт:
Пес, выгоды свои преследуя, взбесился
И человека укусил116!
Ибо, по правде, глаз видит во всем то, «видеть что он наделен средством». Безбожный век, смотря назад, на века, которые были божественными, создает образы самые удивительные, какие только возможно. В Прошлом все было бессмысленным раздором. Грубая Сила правила повсюду. Глупость, дикое Неразумие, более годное для Бедлама, чем для человеческого Мира! Благодаря этому, конечно, совершенно естественно, что подобные же качества, в новых, более блестящих одеждах, могут продолжать править и в наше время. Миллионы, зачарованные в Бастилиях Работных домов; Ирландские
Люди верят в Библии и не верят в них. Но изо всех Библий ужаснее всего не верить в «Библию Всеобщей Истории». Это – вечная Библия и Божья Книга, и каждый смертный, пока душа и зрение его не потухли, «может и должен собственными глазами видеть, как Перст Божий пишет в ней!» Сомневаться в этом есть неверие, которому нет подобного. Такое неверие следует наказывать если не огнем и костром, применять которые в наше время трудно, – то, во всяком случае, самым категорическим приказанием молчать, пока оно не сумеет сказать чего-нибудь более умного. К чему нарушать криками благословенное Молчание, если они могут возвещать только что-нибудь подобное? Если в Прошлом нет Божественного Разума, ничего, кроме Дьявольского Неразумия, – то пусть Прошлое будет навеки забыто. Не упоминайте о нем более. Все наши предки были повешены; зачем нам говорить о веревках?
Коротко сказать: неверно, будто люди, с тех самых пор как стали обитать на нашей Планете, жили всегда Бредом, Лицемерием, Несправедливостью или иными формами Неразумия. Неверно, будто они когда-нибудь жили или могут жить чем-нибудь иным, кроме как противоположностью всего этого. Люди должны будут снова научиться этому. Их живая История будет тогда опять Героизмом. Их писаная История – тем, чем она некогда была, – Эпосом. Да, она всегда будет таковой, или же она в существе своем есть Ничто. Будь оно написано в тысяче томов, Негероическое этих томов непрестанно спешит навстречу забвению. Действительное содержание Александрийской Библиотеки Негероического остается и в конце концов всегда выкажет себя нулем. У какого человека может быть интерес помнить это? Нет ли у всех людей, во все времена, самого живого интереса забыть это?
«Откровения», если не небесные, то адские, научат нас, что Бог есть; и тогда, если понадобится, мы без труда усмотрим, что Он всегда был! Драйасдестовское Философствование и просвещенный Скептицизм XVIII столетия, исторический и иной, проживут еще некоторое время у Физиологов как достопамятный Кошмар. Вся эта безумная эпоха с ее призрачными учениями и мертвоголовыми Философиями, «учащими на примерах» или еще как-нибудь, – сделается со временем тем, чем являются для наших Мусульманских друзей их века безбожия, – «Периодом Невежества».
Если судорожная борьба последнего Полустолетия научила бедную, борющуюся в судорогах Европу какой-нибудь истине, то только, может быть, следующей как выводу из бесчисленных других: Европа нуждается в действительной Аристократии, Священстве, или она не может продолжать существовать. Громадная Французская Революция, Наполеонизм, затем Бурбонизм с его «тремя днями» в заключение, заканчивающийся в весьма неокончательном Луи-Филиппизме, – все это должно было бы быть поучительно! Все это могло бы научить нас, что Ложные Аристократии – невыносимы; Не-аристократии, Свобода и Равенство – невозможны; истинные Аристократии – одновременно неизбежны и нелегко достижимы.
Аристократия и Священство, Правящий Класс и Учащий Класс, оба они, иногда раздельные и стремящиеся согласоваться один с другим, иногда соединенные в одно, так что Король является Первосвященником-Королем: ни одно Общество не существовало без этих двух жизненных элементов; ни одно не будет существовать. Это лежит в самой природе человека: вы не найдете ни одной самой отдаленной деревни в самой республиканской стране мира, где бы вы не встретили, в возможности или действительности, работу этих двух сил. Человек, сколь мало бы он это ни предполагал, необходимо должен повиноваться высшим. Он – общественное существо в силу этой необходимости; иначе он не мог бы быть даже стадным существом. Он повинуется тем, кого почитает лучшими, чем он сам, более мудрыми, мужественными; и он всегда будет им повиноваться; и даже будет всегда готов и счастлив это делать.
Более Мудрые, более Мужественные, они – всегда и везде Возможная Аристократия. Во всех Обществах, достигших какого-нибудь определенного устройства, развиваются в правящий класс, Действительную Аристократию, с установленными приемами действования то, что мы называем законами и даже частными законами, привилегиями и так далее. Явление, весьма достойное замечания в нашем мире. Аристократия и Священство, говорим мы, бывают иногда соединены. Ибо поистине самые Мудрые и самые Мужественные составляют собственно только один класс. Нет мудрого мужа, которому не надо было бы прежде всего быть мужественным мужем; без этого он никогда не был бы и мудрым. Благородный Священник всегда был прежде всего благородным Aristos117, а в заключение – кое-чем и большим. Лютер, Нокс, Ансельм, Бекет, Аббат Самсон, Сэмюэл Джонсон, если бы они не были достаточно мужественны, каким образом могли бы они быть когда-нибудь мудры? Если, случайно или преднамеренно, эта Действительная Аристократия разделится на Два Класса, то нет сомнения, что Священнический Класс будет более почетным, высшим над другим, как правящая голова выше действующей руки. Но вот на практике более вероятным оказывается обратное устройство – знак, что в нем уже есть изъян; уже проникла трещина, которая будет расширяться и расширяться, пока не рушится все.
В Англии, да и вообще в Европе, следует сказать, эти две Возможности раскрылись в Действительность гораздо более разнообразным образом, чем можно было видеть когда-нибудь где-либо на земном шаре. Духовное Руководство, практическое Управление – плод великих сознательных забот или, лучше сказать, неизмеримых бессознательных инстинктов и потребностей людских – прочно утвердились здесь и представляют собой очень странное зрелище. Везде, в то время как столь многое было забыто, найдете вы Дворец Короля или Замок Вице-Короля, Палаты, Господские дома. От моря до моря нет ни пяди земли, которая не имела бы своего Короля, Вице-Короля, длинных соответствующих рядов Вице-Королей, Помещика, Графа, Герцога или какой там у него ни будь титул, – которому вы передали землю, чтобы он мог править на ней вами.
И что еще более трогательно, нет ни одной деревушки, где собраны бедные крестьяне, в которой тем или другим способом не было бы устроено все нужное для Прихода: крытое здание, с доходами и колокольнями; кафедра, аналой с Книгами и Уставами. Словом, возможность и строгое предписание: чтобы здесь стоял человек и говорил людям о духовных вещах. Это великолепно; даже при большом помрачении и падении это принадлежит к числу великолепнейшего и наиболее трогательного, что только можно видеть на Земле.
Правда, этот Говорящий Человек в настоящую минуту страшно удалился в сторону. Он, увы, так сказать, совершенно потерял из виду настоящую точку; и тем не менее кого можно было, в конце концов, сравнить с ним? Изо всех общественных чиновников, получающих от Промышленности Современной Европы стол и квартиру, есть ли хоть один, более достойный стола, который он получает? Человек, который берется и даже делает кое-какие, хотя бы самые слабые, усилия спасать души людей! Сопоставьте его с человеком, который не берет на себя почти ничего, кроме как стрелять принадлежащих людям куропаток! Мне хотелось бы, чтобы он снова мог найти настоящую точку, этот Говорящий Человек, и держаться за нее с упорством, с энергией не на жизнь, а на смерть; ибо мы все еще нуждаемся в нем.