Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Думаешь ли ты, что Вильгельм Завоеватель стал бы терпеть разглагольствования в течение десяти лет, разглагольствования в течение часа о допустимости убивать Хлопчатобумажных фабрикантов куропачьими Хлебными законами? Я думаю, он не был человеком, которого можно было бы разбудить ночью одними только сумасшедшими причитаниями! «Помоги нам разводить еще успешнее куропаток! Придуши Плегсона, который ткет рубашки!» – «Par la Splendeur de Dieu!»⁹³. Думаешь ли ты, что Вильгельм Завоеватель, в наше время, имея по одну руку Вождей Промышленности, вооруженных Паровыми машинами, а по другую – Вождей Праздности, вооруженных Джо-Мантоновскими ружьями, – усомнился бы, которые из них действительно лучше? Которые заслуживают, чтобы их придушили, и которые нет?

Я питаю некоторое непоколебимое уважение к Вильгельму Завоевателю. Постоянный Домашний

Врач, приготовленный Природой для ее любимого Английского Народа и даже получающий от нее соответствующее вознаграждение, как я сказал. Ибо он никоим образом не сознавал себя исполняющим работу Природы, этот Вильгельм, но исключительно свою собственную работу! И это вместе с тем и была его собственная работа, освещенная «par la Splendeur de Dieu!» – я говорю: необходимо добиваться от таких людей их работы, как бы трудно это ни было! Когда мир, еще не осужденный на смерть, погружается во все более глубокую Низость и Неустройство, то для Природы наступает настоятельная необходимость ввести в него свою Аристократию, своих Лучших, даже насильственным способом. Но затем, если их потомки или представители окончательно перестают быть лучшими, то бедный мир Природы снова быстро погружается в Низость, и для Природы возникает настоятельная необходимость извергнуть их из него. Отсюда Французские Революции, Хартии о пяти пунктах, Демократии и печальный список разных Etcetera⁹⁴ в наши угнетенные времена.

Какого распространения теперь достигла Демократия, как она теперь продвигается, несокрушимая, со зловещей, все возрастающей быстротой, – это легко усмотрит тот, кто откроет глаза на любую область человеческих дел. Демократия повсюду – неумолимое требование нашего времени, быстро осуществляемое. От грома Наполеоновских битв до болтовни на публичных собраниях прихожан прихода святой Марии Экс все возвещает Демократию. Замечательный муж, которого некоторые из моих читателей с удовольствием снова услышат, пишет мне следующее относительно того, что он заметил за последнее время с Вангассе в Вайснихтво⁹⁵, где наши Лондонские моды, по-видимому, чрезвычайно распространены. Итак, послушаем снова герра Тейфельсдрека⁹⁶, хотя бы это было всего несколько слов!

«Демократия – что означает – люди отчаиваются найти Героев, которые бы управляли ими, и спокойно приноравливаются к отсутствию их. Увы! И ты также, mein Lieber⁹⁷, ясно видишь, в каком она близком родстве с Атеизмом и другими печальными «измами». Тот, кто не усматривает никакого Бога, как усмотрит он Героев, эти видимые Храмы Бога? – Вместе с тем весьма странно наблюдать, с каким легкомыслием здесь, в нашей строго Консервативной Стране, люди с громкими возгласами стремятся в Демократию. Вне всякого сомнения, его Превосходительство почетный рыцарь герр Каудервельш фон Пфердефус-Квакзальбер⁹⁸, сам наш досточтимый Консервативный Премьер, и все, кроме самых толстолобых из его Партии, видят, что Демократия неизбежна, как смерть, и даже приходят в отчаяние от того, что она так долго задерживается!

Нельзя пройтись по улицам без того, чтобы не увидать, как Демократия возвещает о себе. Сам Портной сделался если не совсем Санкюлотичным, что было бы для него разорительно, то, во всяком случае, Портным, бессознательно символизирующим и предсказывающим своими ножницами царство Равенства. Каков теперь наш модный кафтан? Вещь из тончайшей ткани глубоко обдуманного покроя, с обшлагами из Мехеленских кружев, украшенная золотом, так что человек может без труда носить целое имение на своей спине? Keineswegs – никоим образом! Законы Роскоши вышли из употребления, до степени, которая никогда раньше не была видана. Наш модный кафтан есть помесь хлебного мешка с курткой ломового. Его сукно преднамеренно грубо; цвет или пятнисто-черный, как сажа, или серо-ржаво-коричневый; точнейшее приближение к Крестьянскому. А что до покроя, – если бы ты его видел! Последняя новость года, ныне истекающего, может быть определена как три мешка: большой мешок для туловища, два маленьких мешка для рук, а в качестве воротника – рубец! Первый Древний Херуск, который принялся делать себе костяною или металлическою иглою кафтан из войлока или из медвежьей шкуры, еще раньше, чем Портные возникли из Небытия, – разве он не делал того же самого? Просторный, широкий мешок для туловища, с двумя дырами, чтобы пропускать руки, – таков был его первоначальный кафтан. Скоро стало ясно, что два небольших широких мешка, или рукава, легко присоединяемые к этим дырам, были бы усовершенствованием.

Таким образом, Портняжное искусство, так сказать, опрокинулось, подобно большинству других вещей, переменило свой центр тяжести; внезапно перекувырнулось от зенита к надиру. Сам Стельц, огромным прыжком, перелетает со своего высокого пьедестала вниз, в глубины первоначальной дикости, увлекая за собой столь многое! Ибо я приглашаю тебя размыслить о том, что Портной, как верхняя крайняя пена Человеческого Общества, поистине скоро переходит, исчезает, ускользает от разбора. Но в то же время он знаменует собой многое, даже все. Верхняя исчезающая пена, он взбит с самых подонков и ото всех промежуточных слоев жидкости. Он главный, видимый для глаза вывод из того, что люди стремились делать, были обязаны и способны делать в этой области общественной жизни, то есть в символизации себя друг другу путем покрывания своих кож. Вся соль Человеческой Жизни заключается в Портном: вся ее дикая борьба в стремлении к красоте, достоинству, свободе, победе. И вдруг, остановленная Седаном и Геддерсфильдом⁹⁹, Невежеством, Глупостью, Непреодолимым Желанием и другими печальными необходимостями и законами Природы, – она приходит вот к Серой дикости Трех Мешков с рубцом!

Если сам Портной склоняется к санкюлотизму, то разве это не зловеще? Последнее божество бедного человечества само низводит себя с престола. Оно само опускает свой факел пламенем вниз, подобно Гению Сна или Смерти. Оно напоминает, что Время Портных уже прошло! – Ибо сколь ни мало рекомендуются в настоящую эпоху Законы Роскоши, тем не менее ничто не может быть яснее того, что где в действительности существуют чины, там необходимо строгое разграничение костюмов. Если когда-нибудь мы будем иметь новую Иерархию и Аристократию, действительно признанные за таковые, о чем я ежедневно молю Небеса, – то Портной снова оживет и станет, добровольно и по назначению, сознательно и бессознательно, их охраной».

Некоторые дальнейшие наблюдения того же неоцененного пера относительно наших никогда не прекращающихся изменений в модах, «постоянной кочевой и даже обезьяноподобной жажде перемен и одних только перемен» во всем устройстве нашего существования и «рокового, революционного характера», при этом выражаемого, – все это мы в настоящее время опускаем. Должно только признать, что Демократия, во всех значениях этого слова, находится в полном наступлении; она несокрушима. «Свобода» есть вещь, которую люди решили добыть себе.

Но в действительности, как я уже имел случай заметить, «свобода не быть притесняемым братом-человеком» есть необходимая, однако, одна из наиболее незначительных дробных частей Человеческой Свободы. Ни один человек тебя не притесняет, не может принудить сделать что-нибудь или принести что-нибудь, пойти или прийти без очевидной причины. Верно: ты освобожден от всех людей; но от Себя самого? Ни один человек, более мудрый, менее мудрый, не может заставить тебя прийти или уйти. А твоя собственная пустота, заблуждения, ложная жажда Денег, Наград и т. п.? Ни один человек не притесняет тебя, о свободный, независимый Плательщик налогов, но не притесняет ли тебя эта глупая кружка Портера? Ни один Сын Адама не может заставить тебя прийти или уйти; но эта бессмысленная кружка пива, она может заставить и заставляет! Ты раб – не Седрика Саксонского, но твоих собственных грубых желаний и этой вычищенной кружки питья. И ты хвастаешься своей свободой? О, круглый дурак!

Пиво и джин: увы, это не единственный род рабства. Ты, разгуливающий с тщеславным видом, посматривая с изящным фырканьем дилетанта и безмятежным превосходством на всякую Жизнь и на всякую Смерть. Ты мило семенишь ногами, жеманно болтая всякие жалкие глупости, и ведешь себя как бы в жалком надменном сомнамбулизме. Ты являешься «заколдованной Обезьяной» в этом Божьем мире, где ты мог бы быть человеком, если бы только тебе были дарованы соответствующие Учителя, Укротители и Полицейские с девятихвостой кошкой; называешь ли ты это «свободой»? Или вот этот, не дающий себе отдыха поклонник Маммоны, подгоняемый как бы Гальванизмом, Дьяволами и Навязчивыми Идеями! Он рано встает и поздно ложится, гоняясь за невозможным, напрягая для этого все свои способности, – как благодетельно было бы, если бы можно было путем кроткого убеждения или так называемой самой суровой тирании остановить его на безумном пути и направить на более разумный! Всякая мучительная тирания и в этом случае была бы лишь кротким «врачеванием». Страдания от нее обошлись бы дешево, ибо здоровье и жизнь при всякой цене будут дешевы, если заменят собою гальванизм и навязчивую идею.