Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Задачи Речи, то есть Истины, доходящей до нас в живом голосе, даже в живом виде и как конкретный, практический пример, эти задачи, несмотря на все наши задачи Письма и Печатания, имеют вечное значение. Если б только он мог снова найти настоящую точку; снять с носа старые очки и, взглянув, увидеть, почти непосредственно около себя, что такое теперь действительный Сатана и пожирающий душу, пожирающий мир Дьявол! Первородный Грех и тому подобное очень дурно, я в этом не сомневаюсь; но очищенный Джин, мрачное Невежество, Глупость, мрачный Хлебный закон, Бастилия и компания – что это такое? Узнает ли он нового действительного Сатану, с которым должен бороться, или же он будет по-старому брюзжать сквозь свои старые очки на старых, исчезнувших Дьяволов – и не увидит настоящего, пока не почувствует его у своего собственного горла и у нашего? Вот вопрос для Вселенной! Но не будем с ним здесь возиться.

Сколь ни печально, сколь ни призрачно

выглядит теперь эта самая Двойная Аристократия Учителей и Правителей, – всем людям надо знать, что задача ее есть и всегда будет благородна, в высшей степени действительна. Драйасдест, смотря только поверхностно, находится в большом заблуждении относительно этих древних Королей. Вильгельм Завоеватель, Вильгельм Руфус, или Рыжая Борода, сам Стефан Кертоз, а еще более Генрих Боклерк и наш мужественный Генрих Плантагенет! Жизнь этих людей не была хищной Борьбой. Она была доблестным Правлением, к которому лишь случайно присоединялась Борьба и должна, увы, присоединяться и теперь, хотя гораздо реже, как некоторое добавление, печальная, мешающая прибавка. Борьба была также необходима, чтобы убедиться, кто над кем имеет власть, право. Посредством долгой, упорной борьбы «не-действительность, разбитая в прах, постепенно разлетелась». Она оставила чистую действительность, факт: «Ты – сильнее меня; ты – мудрее меня; ты – король, а подданный – я» – в несколько более ясном виде.

Поистине, мы не можем достаточно налюбоваться в эти времена Аббата Самсона и Вильгельма Завоевателя, как они устроили свои Правящие Классы. В высшей степени интересно наблюдать, как искреннее с их стороны внимание к тому, что должно было быть исполнено в силу первой необходимости, привело их к способу его исполнения и с течением времени к достижению его! Никакая выдуманная Аристократия не могла бы сослужить им здесь службы; и вследствие этого они добились настоящей. Самые Мужественные люди, которые, – это надо всегда повторять и напоминать, – в общем, суть также самые Мудрые, Сильные, во всех отношениях Лучшие, были ими выбраны со значительной степенью точности. Посажены каждый на своем клочке земли, который был сперва им предоставлен, а потом постепенно и совсем отдан, чтобы они могли править им. Эти Вице-Короли, каждый на своем участке общей земли Англии, с Верховным Королем над всеми, были «Возможностью, развившейся в Действительность» поистине в удивительной степени.

Ибо то были грубые, сильные века, полные значительности, суровой Божьей правды, – и, во всяком случае, оболочка у них была несравненно тоньше, чем у нас. Факт быстро действовал на них, если им когда-нибудь случалось подчиниться Призраку! «Холопы и Трусы» должны были быть, до некоторой степени, «заключаемы под стражу»; или иначе мир нашел бы, что не может существовать в течение какого-нибудь года. В соответствии с этим Холопы и Трусы и были заключаемы под стражу. Трусы даже на самом троне должны были быть заключены под стражу и низведены с трона – теми способами, которые тогда существовали; самым грубым способом, если случайно не попадалось более мягкого. Несомненно, тогда было много жестокости в приемах, суровости, как и вообще правление и хирургия часто бывают суровы. Гурт, прирожденный раб Седрика, кажется, получал удары так же часто, как и свиные объедки, если нехорошо себя вел. Но Гурт принадлежал Седрику; тогда не существовало ни одного человеческого существа, которое не было бы с кем-нибудь связано. Никому не предоставлено идти своей дорогой в Бастилию или куда-нибудь еще хуже, по системе Laissez faire. Никто не был вынужден доказывать свое родство смертью от тифа! Приходят дни, когда не будет Царя во Израиле, но когда каждый человек будет сам себе царь и будет делать, что праведно в очах его; и когда зажгутся смоляные бочки в честь «Свободы», «Десятифунтового Избирательного права» и тому подобного – с значительным, в разных отношениях, эффектом!

Эта Феодальная Аристократия, говорю я, не была воображаемой. В значительной степени ее Jarls, то, что мы теперь называем Earls, Графы, были сильными в действительности столько же, сколько и в этимологии; ее Duces, Герцоги, – Вождями; ее Lords, Лорды, – Law-wards, Хранителями Закона. Они исполняли все военные и полицейские обязанности в стране, все обязанности Суда, Законодательства, даже Расширения Церкви – словом, все, что могло быть сделано в области Правления, Руководства и Покровительства. Это была Земельная Аристократия; она распоряжалась Управлением Английского Народа и получала в обмен плоды от Земли Англии. Это во многих отношениях Закон Природы, этот самый Закон Феодализма: нет истинной Аристократии, кроме Земельной. Любопытствующие приглашаются поразмышлять об этом в наши дни. Военная служба, Полиция и Суд, Расширение Церкви, вообще всякое истинное Управление и Руководство – все это было действительно исполняемо Держателями Земли в обмен за их землю. Сколь многое из этого исполняется ими теперь, исполняется кем бы то ни было?

Благие Небеса, «Laissez faire, не делайте ничего, проедайте ваше вознаграждение и спите» – это повсюду страстный, полуразумный крик нашего времени. И они не ограничиваются желанием ничего не делать, они хотят еще издавать Хлебные законы! Мы собираем Пятьдесят два миллиона со всех нас, чтобы иметь Управление или, увы, чтобы убедить себя, что мы его имеем. И «специальный налог на Землю» должен оплатить не все это, но оплатить, как я узнал, одну двадцать четвертую часть всего этого. Наш первый Чартистский Парламент, или Оливер Redivivus¹¹⁸, скажете вы, будет знать, на кого возложить новые налоги Англии! – Увы, налоги! Если вы заставите Держателей Земли оплачивать до последнего шиллинга расходы по Управлению Землей, – что из этого? Земля не может быть управляема одними только наемными Правителями. Нельзя нанять людей, чтобы управлять Землей: не по полномочию, обусловленному Биржевым Контрактом, а по полномочию, небесное происхождение которого сознается в собственном сердце, могут люди управлять Землей. Полномочие Земельной Аристократии священно, в обоих смыслах этого старинного слова. Основание, на котором оно стоит в настоящее время, может вызвать мысли иные, чем о Хлебных законах!

Но поистине «Сияние Божие», как в грубой клятве Вильгельма Завоевателя, сияло в эти старые, грубые, искренние века. Оно все более и более озаряло небесным благородством все отрасли их труда и жизни. Призраки не могли еще тогда разгуливать в одних только Портновских Нарядах. Они были по меньшей мере Призраками «на краю небосклона», начертанными на нем вечным Светом, сияющим изнутри. В высшей степени «практическое» Почитание Героев, бессознательно или полусознательно, было распространено повсюду. Какой-нибудь Монах Самсон, maximum с двумя шиллингами в кармане, мог без баллотировочного ящика быть сделан Вице-Королем, раз увидели, что он того достоин.

Тогда сознавали еще, что разница между хорошим человеком и дурным человеком, – какова она всегда и есть, – неизмерима. Кто осмелился бы в те дни избрать Пандаруса Догдраута¹¹⁹ на какую-нибудь должность, в Карлтонский клуб¹²⁰, Сенат или вообще куда-нибудь. Тогда сознавали, что Архисатана, и никто другой, имеет право собственности на Пандаруса; лучше было бы не иметь никакого дела с Пандарусом, избегать соседства Пандаруса! Это и до настоящего часа – очевидный факт, хотя в настоящее время, увы, забытый факт! И я думаю, что это были сравнительно благословенные времена в своем роде. «Насилие», «война», «неустройство»; однако что такое война и сама смерть в сравнении с такою постоянной жизнью в смерти и с «миром, миром там, где нет мира»! Если только не может снова возникнуть какое-нибудь Почитание Героев в новой, соответствующей форме, то этот мир не очень-то обещает быть долго обитаемым!

Старый Ансельм, изгнанный Архиепископ Кентерберийский, один из наиболее чистых умом «гениальных людей», отправился, чтобы принести в Рим жалобу на короля Руфуса, – человека с грубыми приемами, в котором «внутренний Свет» сиял весьма тускло. Прекрасно читать, у Монаха Идмера, как народы Материка приветствовали и почитали этого Ансельма, как нигде во Франции народ не почитает теперь Жан-Жака или убийственного Вольтера; как даже Американское население не почитает теперь Шнюспеля, выдающегося Романиста¹²¹! С помощью воображения и истинной проницательности они получили самое твердое убеждение, что Благословение Божье почиет на этом Ансельме, – каково также и мое убеждение. Они теснились вокруг него, коленопреклоненные и с горящими сердцами, дабы получить его благословение, услышать его голос, увидеть свет лица его. Мое благословение да будет над ними и над ним!

Но наиболее замечателен был некий нуждающийся, или жадный, Герцог Бургундский, находившийся, будем надеяться, в стесненных обстоятельствах. Он сообразил, что, по всей вероятности, этот Английский Архиепископ, отправляясь в Рим для жалобы, должен был взять с собою некоторый запас денег, чтобы подкупать Кардиналов. Вследствие чего этот Бургундец со своей стороны решился лечь в засаду и ограбить его. «На одном открытом месте в лесу», – в каком-нибудь «лесу», который зеленел и рос восемь веков тому назад в Бургундской земле. Этот свирепый Герцог, со свирепыми вооруженными спутниками, волосатый, дикий, как Русский медведь, бросается на слабого, старого Ансельма, который едет себе на своей маленькой, спокойно идущей лошадке, сопровождаемый только Идмером и другим бедным монахом на лошадках. Он не имел с собою ни одной золотой монеты, кроме небольшого количества денег на дорогу. Закованный в железо Русский медведь выскакивает с молниеносным взглядом; а старик с седой бородой не останавливается. Он едет себе спокойно дальше и смотрит на него своими ясными, старыми, серьезными глазами, со своим почтенным, озабоченным, изборожденным от времени лицом.