Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Но как бы там ни было, а мы полагаем, что наука не может равнодушно смотреть на Калиостро. Как ни ложно многое в его жизни, а все-таки не подлежит сомнению, что он, составляя самую ничтожную спицу в колесе фортуны, умел достичь изумительной высоты: без средств, без денег, красоты и личной храбрости, даже без здравого смысла или другого какого-либо выдающегося качества, он долгое время ухитрялся щедро удовлетворять потребностям и поддерживать пищеварение самых прожорливых тел и душ, не испытывая извне никакой помехи своим пяти чувствам, а внутри не встречая никакого препятствия своему шестому чувству – тщеславию.

Но несмотря на все вымышленные рассказы о Калиостро,

все-таки приходилось верить, что эта блестящая карета, нагруженная сверху донизу багажом и которую лихая четверня мчала через весь мир, действительно существует, а шесть гайдуков, скакавших впереди кареты и извещавших заранее о его приезде, – живые люди. При этом из кошелька, как из рога изобилия, постоянно сыпались деньги, платились шоссейные сборы, счеты гостиниц и тысячи других неизбежных расходов такого роскошного поезда, и карета, после короткого отдыха, снова пускалась в путь.

Здесь возникает научный вопрос: отчего все это происходит? В этой удивительной машине, состоящей из лошадей, колес, багажа и гайдуков, сидит толстый, коренастый индивидуум, с тупым лицом, а подле него помещается Серафима двусмысленной репутации. Отчего происходит, что средств постоянно хватает и вся машина не убавляет хода и не останавливается, как локомотив, истощивший свое топливо, или не сваливается в ров. Подобный вопрос часто занимал автора этого очерка, но все усилия разрешить его долгое время были напрасны.

Этот же вопрос, как, вероятно, известно многим читателям, занимал не его одного. Великий Шиллер, на которого как поэтическая, так и научная сторона этого предмета произвела глубокое впечатление, уступая влиянию первой, придал ему новую форму и со свойственным ему пылом старался добиться «тайны» последней, не поддававшейся объяснению. Таким образом, увидел свет его неоконченный роман «Духовидец». Еще замечательнее драма Гете «Великий Кофта», которая, как он сам сообщил нам, избавила его от гнетущей мысли, беспокоившей даже его друзей, – до такой степени этот предмет некоторое время овладел им. Произведение его – это драматическая фабула, основанная на точном историческом изучении и исследовании, но в которой, впрочем, само изображение исторического факта является нам художественным, миниатюрным рисунком. Читатели старых газет, может быть, еще помнят египетские ложи в Лондоне, ослепительные бриллианты и ночные таинственные откровения графини Серафимы, мисс Фрей, г-на Придля и его товарищей, изречения лорда Мансфильда и лорда Джорджа Гордона, потому что Калиостро, облетев, подобно комете, бесконечные, неведомые пространства, два или три раза опускался в Лондон и здесь, в великом хаосе, творил недурные делишки.

Несравненный Калиостро! При виде твоего соблазнительного, размалеванного театра, в котором ты действовал и жил, у кого не чесалась рука приподнять занавес и взглянуть, как ты, окруженный театральным хламом, состоящим из картонных ваз, мишурных костюмов и ламп, заседал там своею собственной персоной посреди лжи и обмана. Боролся с миром и побеждал его и налагал на него контрибуцию, которую он тебе ежедневно выплачивал. Бесчисленное количество констеблей, шерифов, сбиров и алгвазилов всех европейских стран преследовали тебя по пятам с довольно враждебными намерениями, ты один противился им, потому что на всей земле у тебя не было ни одного друга. Что говорим мы – на всей земле? Во всей вселенной у тебя не было друга! Небо не знало тебя, оно не должно было тебя знать, – что же касается Вельзевула, то, сколько мы знаем, его дружба ценится невысоко.

Но к делу. Автор настоящего очерка с великим усердием изучал этот замечательный феномен, насколько ему позволяли обстоятельства,

географическое положение и денежные средства, но, к сожалению, он должен признаться, что все его старания не имели утешительных результатов. Он перечел книги на различных языках, рылся в пыли старых журналов, с отвращением погружался в каждый лабиринт безнравственности и тупоумия и даже не побрезгал бы грязными «Записками Казановы», если б мог только добыть их, потому что большая часть английских библиотек на его требование отвечала отказом. Все его поиски походили на отвратительные поиски в каком-нибудь нравственно-зачумленном доме.

Количество уцелевших печатных сочинений – многие из них сожжены – теперь невелико, но тем не менее оно все-таки находится в резкой несоразмерности к количеству находящихся там указаний. За исключением газетных рассказов и догадок, все написанное об этом шарлатане заключается только в современных ему брошюрах, составленных им самим или его обманутыми и обманывавшими учениками, а потому лишенных всякой правды. Но и эти брошюры, которыми он надеялся морочить ослепленную публику, до такой степени туманны, сбивчивы, подчас глупы, что раздражают читателя и заставляют его догадываться только при тех или других условиях, что это ложь.

К этому роду принадлежит в особенности английская книга «Жизнь графа Калиостро», цена 3 шиллинга 6 пенсов, книга, которую, при всей ее пустоте и бессодержательности, можно бы было принять за призрак, если бы на ней не было напечатано: «Продана Т. Хукэмом, Бонд-стрит, 1787» и если б ее нельзя было взять в руки, изорвать в клочки и растоптать ногами. По всему вероятию, ее написало какое-нибудь человеческое существо, что же касается отечества, профессии, характера или пола этого существа, – то все усилия воспроизвести их в своем воображении напрасны.

Таким же сказочным характером отличаются «Мемуары графа Калиостро», которые вместе с дополняющим их «Ходатайством» вышли из Бастилии во время жалкого процесса об ожерелье. К этому же разряду следует отнести и брошюру «Письмо графа Калиостро к англичанам», появившуюся вскоре после процесса в Лондоне. Нужно полагать, что по образцу этих двух сочинений и была сфабрикована ничего не говорящая, необъяснимая «Английская биография». Кроме этих сочинений, можно еще назвать «Историю Калиостро в воспоминаниях», вышедшую в двух изданиях в одном и том же 1786 году в Страсбурге и Париже. Это бездарный, грязный роман, чуждый истины или каких бы то ни было достоинств, но, к счастью, небольшого объема. Вот и все, что мы имеем. Но это только внешние украшения любительского театра, без свистков и аплодисментов тупоумной публики, а не закулисная обстановка, не уборная, которую бы нам желалось видеть.

Как на единственные, полудостоверные документы мы можем указать на памфлет «Разоблачение Калиостро в Варшаве в 1780 году» и на небольшой, сухо изложенный том, в котором содержится его жизнь, изданный в Риме и в 1791 году переведенный на французский язык. На этот-то перевод, озаглавленный «Жизнь Жозефа Бальзамо, известного под именем графа Калиостро», мы и будем преимущественно ссылаться. Но насколько достоверно или полудостоверно это сочинение, читатель уже может судить по тому обстоятельству, что оно прошло через руки римской инквизиции и все доказательства, на которых оно основано, хранятся в святом учреждении. К сожалению, и это инквизиционное сочинение, по-видимому, составлено каким-нибудь лгуном, рассказывающим ложную исповедь того человека, который не столько был лгуном, сколько олицетворенною ложью. В таком загадочном мраке и запутанности, несмотря на все исследования, находится это дело и по сие время.