Гезат
Шрифт:
Услышанное сильно поразило Квинта Туллия Цицерона. Как подозреваю, он собирался еще немного подождать Гая Юлия Цезаря, а если тот не придет на помощь, договориться с Амбиориксом, который командовал соединенными силами кельтов, напавших на нас, и увести легион в Самаробриву и дальше, если она захвачена, как нам говорили враги. Значит, придется биться до конца. Уж лучше умереть в бою, чем мучительной смертью в плену.
— Спроси, какие еще каструмы они захватили? — потребовал легат.
— Больше никаких, — ответил пленник. — Когда захватим ваш, пойдем на помощь треверам, которые осаждают каструм на их земле, а потом все вместе — на вашего Цезаря!
На землях треверов расположился на зиму с десятым легионом Тит Лабиен, старый, опытный вояка.
— Убей этого дурака! — сердито приказал Квинт Туллий Цицерон, обычно мягкий по отношению к пленным.
Пачкать руки и не только убийством безоружного я не стал, перепоручил это центуриону, подразделение которого стояло в карауле на форуме, в том числе охраняло и жилище легата. Звукоизоляция в деревянных домах не очень. Легионеры, стоявшие на часах возле входа в жилье легата, услышали допрос и пересказали соратникам, поэтому пленника убивали сразу несколько человек, как догадываюсь, именно те, кто громче и чаще других ратовал за то, чтобы сдаться.
На седьмой день осады с раннего утра задул шквалистый ветер. С северо-запада налетали порывы силой баллов до девяти, гнули деревья, срывая сухие листья. Моя палатка стояла под защитой вала и конюшни, так что о том, что ветер разгулялся не на шутку, я узнал, когда выбрался наружу. В палатке я спал с левого края, Тили — с правого, а Синни с детьми посередине. В тесноте, зато не так холодно. Умывшись, я поднялся на вал, чтобы посмотреть, каковы планы у врагов на сегодняшний день, и убить время, пока жены готовят завтрак. Вчера эбуроны и их союзники занимались рытьем рва и насыпкой вала с трех сторон, чтобы не дать нам возможности покинуть каструм. Делали все по стандартам римлян. Видимо, работами руководил кто-то, кто служил в римской армии. Шанцевого инструмента у них не хватало, поэтому ковыряли землю мечами и выносили грунт в щитах. Народа у них много, так что управились часа за три-четыре. Сегодня они подтаскивали к каструму катапульты и баллисты. Наверное, решили потренироваться, чтобы не совсем уж без дела провести день.
Я сидел у палатки, завтракал копченым окороком из дикого кабана, заготовленным еще до осады, когда над головой пролетел стрела из катапульты. Поскольку моя палатка стоит неподалеку от ближней к врагу, длинной стороны вала, попасть в нее из катапульты и даже из баллисты можно только теоретически, так что особо не переживал бы, если бы к стреле не был привязан пучок тлеющей соломы. Во время полета пламя прибилось, но после приземления наверняка разгорится. Следом прилетела еще одна стрела, потом еще… Вскоре к ним добавились тлеющие поленья и чурочки, запущенные баллистами. Некоторые падали на соломенные крыши бараков и других построек. Благодаря сильному ветру, пламя разгоралось быстро. Вскоре полыхали весь центр и приречные постройки. По приказу префекта каструма открыли приречные ворота, легионеры построились в несколько цепочек и начали передавать самые разные емкости с водой, которой пытались залить горящие строения. Когда ветер затихал, огонь тоже сникал, из-за чего создавалось впечатление, что вот-вот будет потушен. Налетал следующий шквал — и языки пламени взметались вверх и загибались в сторону реки. До конюшни огонь пока не добрался, потому что ветер был от нас и, к тому же, к нам не задувал, но всякое могло случиться, поэтому я сказал женам, чтобы собрали самое ценное и замочили в воде одеяла и платки. Самым неприятным в этой ситуации было то, что путь к реке затруднен. Пылают не только бараки на приречной линии, но и пара башен на валу. Придется прорываться через огонь, накрывшись мокрыми одеялами, чтобы не обгореть, и дыша через мокрые платки, чтобы не угореть.
Увидев, что полыхает у нас сильно, враги пошли в атаку, правильно рассчитав, что если мы сильно увлечены тушением пожара, то не сможет отбиться, а если все бросятся защищать каструм, некому будет бороться с огнем. Я занял место на башне и, не жалея стрел, начал убивать до того, как враги добрались до вала. Самые резвые уже
Чуть дольше нападение продолжалось у длинной стены каструма, к которой враги подкатили деревянную башню, изготовленную по римским стандартам. Начали сколачивать ее на третий день, вчера закончили и сегодня решили применить в деле. Поскольку опыта не было, толку от нее оказалось мало. Докатив до рва, застряли в нем. Засевшие на верхней ее площадке лучники убили двух легионеров и ранили еще несколько, после чего римляне спрятались в укрытиях, предложив врагам подкатить башню ближе, если сумеют. К тому времени она начала крениться вправо. Наши враги попробовали откатить ее, не смогли, после чего бросили и отступили. Два легионера спустились с вала, подожгли башню изнутри. Горела она ярко.
Короткая атака все-таки принесла кое-какую пользу нашим врагам. Поскольку большая часть римский воинов разошлась по своим местам для защиты каструма, оставшиеся тушить пожар не справились. Пламя перекинулось еще на несколько построек и сожгло их. Уцелели только строения на дальней от реки линии за исключением одного, стоявшего рядом с домом легата, который, как мне показалось, полыхал лучше всех. По крайней мере, пламя поднималось выше, чем над другими пылающими строениями. Видимо, легионеры не пожалели соломы на его крышу, чтобы Квинт Туллий Цицерон мог зимой в тепле и уюте строчить гекзаметром трагедии.
До вечера мы занимались тушением того, что догорало, и подсчетом того, что удалось спасти. Подсчеты наводили на грустные мысли. Запасов еды осталось, самое большее, на месяц. Сгорели не только казармы, но и большая часть палаток. Поскольку мы не могли выйти из каструма, даже шалаши не из чего было построить. Многим легионерам придется спать под открытым небом. Как и лошадям, потому что конюшню заняли легионеры из бараков, в два из которых заселились легат и старшие офицеры и еще два отвели под склад уцелевшего провианта и других припасов. Моя палатка, которая раньше вызывала насмешки, теперь стала мечтой многих обитателей каструма.
Поняв, что даже пожар на заставил нас сдаться, Амбиорикс прислал переговорщика. Это был пожилой бородатый пузатый эбурон с серебряной гривной на толстой шее. У кельтов сейчас полнота считается признаком богатства, особенно у женщин. Меня позвали на роль переводчика. Видимо, Квинт Туллий Цицерон считал предстоящие переговоры очень важными и не доверял штатному переводчику-эдую.
После обмена приветствиями переговорщик хорошо поставленным, бархатистым голосом, с которым надо девок уговаривать, произнес речь:
— Мы не враги римлянам. Мы только против того, что ваша армия оставалась на зиму в наших землях. Иначе это превратится в привычку, вы никогда не уйдете отсюда. Здесь нет ваших врагов, так что незачем зимовать, возвращайтесь к себе. С этим согласен весь наш народ. Все племена взялись за оружие. На помощь нам пришли германцы. Лагерь на нашей земле мы захватили. Остальные сейчас осаждены так же, как этот. Вам никто не поможет. Но мы не хотим воевать с римлянами. Мы желаем быть вашими друзьями. Поэтому предлагаем покинуть этот лагерь с оружием и всем имуществом. Идите к себе домой, никто вас не тронет.