Глобальные перспективы высшего образования
Шрифт:
• Повысится степень разнообразия структур студенческого контингента; увеличится доля международных студентов, студентов старших возрастов, студентов, обучающихся в режиме частичной нагрузки, и представителей других типов учащихся.
• Продолжится расширение социальной базы высшего образования; одновременно повысится степень неопределенности того, как это будет воздействовать на неравенство образовательных возможностей для представителей различных социальных групп.
• Изменятся установки и политика относительно доступа к высшему образованию, равно как и самосознание групп населения, находящихся в невыгодном положении; в общенациональных дискуссиях этим проблемам будет уделяться больше внимания.
• Академическая профессия будет в большей степени международно ориентированной; повысится мобильность
• Виды деятельности и роли представителей академической профессии станут более разнообразными, одновременно повысится степень их специализации; профессуре будут предлагаться различные по условиям трудовые контракты.
• Для многих развивающихся стран необходимость в непрерывном увеличении количества университетских преподавателей будет означать сохранение общего уровня их квалификации, в настоящее время довольно низкого; во многих странах вузы будут по-прежнему опираться на частично занятых преподавателей.
Глобализация – ключевая черта XXI в., уже оказавшая самое значимое воздействие на высшее образование. В этой книге мы рассматриваем ее влияние на университеты. Мы определяем глобализацию как реальность, возникающую под влиянием все более интегрированной мировой экономики, новых информационных и коммуникационных технологий, развивающейся международной сети знаний, повышения роли английского языка и других сил, находящихся вне сферы контроля вузов. Интернационализация рассматривается нами как набор разнообразных политических мер и программ, осуществляемых университетами и национальными правительствами в ответ на глобализацию. Они могут включать заграничное обучение студентов, учреждение иностранных филиалов вузов, интернационализацию учебных программ или участие в международных партнерствах.
Международные тенденции всегда оказывали влияние на университеты, которые в той или иной степени взаимодействовали с широким интернациональным сообществом вузов, ученых, преподавателей и исследователей. Однако реалии XXI в. усилили важность глобального контекста. Повышение роли английского языка как доминирующего в научных коммуникациях – беспрецедентное явление, сравнимое только с господством латинского языка в академической сфере в средневековой Европе. Информационные и коммуникационные технологии способствовали созданию универсальных средств мгновенного контакта и в огромной степени упростили научное общение. В то же время в результате этих изменений появились условия для того, чтобы собственность в сфере издательской деятельности, в создании и управлении базами данных и других ключевых областях сконцентрировалась в руках самых сильных университетов и некоторых транснациональных компаний; практически все они были учреждены в наиболее развитых странах мира.
По мнению состоятельных представителей развитого мира, глобализация обеспечивает новые захватывающие возможности для научных изысканий, которым уже не в силах помешать государственные границы. Но многие жители развивающихся стран воспринимают эту тенденцию как угрозу своей национальной культуре и идентичности. Правы и те и другие. По меньшей мере 4 млн студентов, бессчетное количество ученых и преподавателей, программы по получению дипломов и «путешествующие» по земному шару университеты – все эти факторы усиливают потребности в международной кооперации и соглашениях. Однако последние, как это произошло с Генеральным соглашением по торговле услугами (ГАТС) в рамках ВТО и внедрением общих стандартов обеспечения качества, способны посеять семена глубокого неравенства. Очевидно, что в дискуссиях и политике будут доминировать признанные «академические державы» Европы и Северной Америки.
В наши дни одной из важнейших составляющих процесса глобализации высшего образования является международная студенческая мобильность. Она будет только усиливаться, и, согласно некоторым оценкам, к 2020 г. количество студентов, обучающихся в зарубежных странах, достигнет 7 млн человек. Хотя поток международных студентов отражал национальные и институциональные стратегии, в первую очередь он был следствием личных решений отдельных студентов из разных стран мира. Его преобладающее направление –
Интернационализация бросается в глаза как на региональном, так и на международном уровне. В Европе наглядными примерами международной деятельности являются Болонский процесс и Лиссабонская стратегия. В соответствии с ними на первом этапе в добровольном процессе, направленном на создание европейского пространства высшего образования, участвуют более 40 государств. Опыт европейских стран нашел применение и в других частях света. Достаточно упомянуть Иберо-американскую сеть по вопросам обеспечения качества и аккредитации в области высшего образования (RIACES), стратегию гармонизации в Африканском союзе и другие инициативы. В последнее десятилетие мы стали свидетелями взрывного роста количества вузов, ведущих международную деятельность, и соответствующих программ. Интернационализация стоит во главе национальной политики в области высшего образования в таких странах, как Катар, Сингапур и Объединенные Арабские Эмираты. Они поощряют создание в зарубежных университетах местных отделений, что позволяет расширить доступ местных студенческих контингентов; одновременно эти отделения становятся узловыми центрами высшего образования [Knight, 2014]. В то же время беднейшие вузы, а также университеты, испытывающие недостаток ресурсов, предельно ограничены в участии в международной деятельности.
В последние несколько десятилетий значительно усилилось неравенство в сфере высшего образования – как в рамках национальных систем, так и между отдельными государствами. Существование центров и периферийных областей всегда было одной из характеристик академического мира. В качестве первых рассматриваются наиболее сильные университеты (исходя из исследовательских достижений и успехов в подготовке квалифицированных специалистов). Представители периферии (например, африканские университеты) с трудом находят свое место на этапе глобализации высшего образования. Они лишь изредка попадают в мировые и региональные рейтинги вузов, и на них приходится крошечная доля мировой научно-исследовательской деятельности.
Нельзя не упомянуть о растущей напряженности, связанной с динамикой отношений центра и периферии. Нередко развивающиеся страны стремятся превратить свои университеты в вузы мирового класса, сравнимые с теми, которые находятся в центре мира науки и образования. Немалый вклад в рост напряженности вносит охватившая академический мир мания составления рейтингов вузов и образовательных программ. Международные рейтинги благоприятствуют университетам, в которых обучение и исследования ведутся в основном на английском, где преподается широкий круг дисциплин и осуществляются разнообразные программы, а также имеются крупные фонды для финансирования исследований, формируемые за счет средств государства или из других источников. Несмотря на методологические проблемы с составлением рейтингов, они только набирают популярность и усиливают влияние, и пока нет никаких признаков отказа от этих сопоставлений [Hazelkorn, 2015].
Богатство народов (государств) и университетов играют ключевую роль в определении качества и близости к центру вузов или академических систем. Вследствие этого развивающиеся страны оказываются в невыгодном положении; особенно трудно приходится академическим системам большинства государств, столкнувшихся с необходимостью расширять зачисление в вузы и поддерживать исследовательские университеты экстра-класса.
Хотя в последние годы предпринималось множество политических инициатив, направленных на более широкую доступность послешкольного образования, этими выгодами смогли воспользоваться отнюдь не все части общества. Недавнее сравнительное исследование 15 стран показало, что доступность повысилась, тем не менее почти во всех государствах привилегированные классы сохранили свое относительное преимущество [Shavit, Arum, Gamoran, 2007].