Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
Гвоздев уже ласкал всех троих хозяйски сдержанным, жадным и хитрым взглядом. Глаза у него как две
льдинки: серые, блестящие. Он не торопит, не уговаривает: цену своим деньгам знает. Плотники тоже не
спешат. Поговорят, поговорят и опять возвращаются к одному: накинуть бы по тысчонке на сруб.
— Пожалуйста. Пусть будет пять тысяч. Но тогда питание ваше. Баранчика не дадим.
— Нет, чтоб и баранчик.
Начинался новый заход.
— Вы подходите-ка завтра, — решает наконец Гвоздев. — Заключать договор пока не будем, а поставьте
один сруб на пробу, тогда и посмотрим.
Мужики — перелетные птицы — поднимаются не очень охотно: видимо, им желательно еще
потолковать, порядиться. Холодно-доброжелательный взгляд Гвоздева провожает их до дверей. Но едва дверь
закрылась, как он возмущается:
— Нет, чтоб в колхозе не было дела! — Потом поворачивается к хозяину этого полуподвального кабинета
— конторы строительного отдела исполкома: — Если будут еще такие попадаться, что на счетах считать не
умеют, направляй ко мне.
— Почему на счетах? — спросил Павел.
— А это так говорится: кто на счетах считает, те пусть сидят в конторе. А остальные к нам работать, в
колхоз. Так как — собрались со мной, товарищ редактор?
Потом, когда они уже ехали по проселкам, где в глубоких лужах зеркально повторялись мелкие барашки,
а “газик” с разгона въезжал в это небо, — так что облачка сначала только колыхались от колес, а потом
разлетались брызгами, — Павел сказал Гвоздеву:
— Вот вы говорите, что колхоз ваш хуже, чем у тех, брянских, был, а в райкоме ведь вас королем
величают.
Гвоздев покачал головой. Он сидел за рулем, и Павлу была видна только выбритая твердая щека, губы в
редкой осторожной усмешке да глаз — серый осколок льда, — устремленный вперед,
— Вы им не верьте. Я нелюбимец у здешнего начальства. Твердолобым меня действительно называют.
Барабанов говорит, что с меня лишний килограмм хлеба можно только кровью взять. Конечно, им бы только
подверстать плановые цифры по району! Госпоставки теперь увеличивать не разрешается, так на закуп
налегают: кому ничего, кому по три нормы, — вот и подверстывают все вместе. А потом успокоятся до
следующей кампании. По сводке ведь районные дела хороши; значит, никто их не тормошит по отдельным
колхозам. А в прошлом году было так: приехал Барабанов и требует, чтоб я сдавал из семенного фонда. Я
отвечаю: “Ни за что”. — “Да ты знаешь, что есть установка?!” — “Не знаю. Существует закон привлекать к
ответственности не только разбазаривших семенной фонд, но даже посягающих на него. А посягающий — вы”.
Вызвали на бюро всю нашу партийную организацию. Парторг, директор школы, говорит: “Не я распоряжаюсь
колхозом. Без подписи и печати председателя колхоз, конечно, и килограмма не даст”.
Долго нас увещевали, ругали всячески. “Есть еще, — говорят, — такие шкурники, которые без
оправдательной бумажки шагу не ступят”. — “Нет, — отвечаю, — бумажек я с вас брать не буду, чтоб вас же не
подводить, но и зерна семенного не дам”. — “Да мы тебе выговор влепим!” — “А это пожалуйста”. Дали
выговор. Проходит немного времени. “Пиши, — говорят, — заявление, чтоб сняли”. — “Не буду. Выговор
неправильный. Как давали его сами, так и снимайте без меня”. А сдали зерно, отчитались за одну кампанию,
подошел сев, так тех председателей, что их же послушались, начали сами тягать за семенной фонд. Опять меня
просят пособить. “У тебя, — говорят, — вот стоит еще семьдесят гектаров, ими потом и засыплешь”. — “Нет,
— отвечаю, — это не семенное зерно”.
— Выходит, живете в состоянии активной обороны со своим начальством?
Гвоздев усмехается, чуть обнажив плотные зубы.
Родился он и вырос на Урале. В Сердоболь попал из-за невесты, потом жены — здешней девушки. После
армии работал уполномоченным по заготовкам.
— И вообще всяким уполномоченным от района. Сам ездил, видел: пустое это дело. В хорошем колхозе
ты лишний, а плохому одними наскоками не поможешь. Вот колхоз “Коммуна”, в Лузятне, председатель
Малахаев. Помните, как только приехали, слышали про него на совещании? С этим колхозом серьезно надо
разобраться, а не кричать. Балабанов скажет: “Мы уже разбирались”. А как? Пушили председателя? Конечно,
Малахаев пьяница. Но разве только в этом дело? Там трудоспособных человек тридцать, а земли — сколько и у
нас. Их надо или соединить с другим колхозом, или передать часть земли совхозу. Вот это будет решение. А
потом уже подобрать председателя, детально составить перспективный план по отраслям. Ну, скажем, сейчас
даже справился бы Малахаев со льном, дадут ему людей из Сердоболя, — что из этого? Разве положение в
колхозе изменится? Только то, что до следующего аврала его трогать не будут. А там опять старая песня.
Нет, Павел Владимирович, я думаю, для дела лучше, если б не могли верстать этих общих цифр в сводку.
Тогда сразу бы стало видно: такие-то колхозы не сдали, нечем. Ведь посмотреть цифры изнутри: десять
колхозов тянут, а остальные? А если б каждый колхоз по косточкам разобрать, дать полную картину, то и обком