Глубынь-городок. Заноза
Шрифт:
заставил бы районы заниматься именно этими колхозами, а не в общем и целом.
— Стиль Барабанова, значит, вы не одобряете? — спросил Павел.
Гвоздев осторожно пожал плечами:
— Авральщик он первоклассный. Горячка. Иногда в десять утра к нему приходишь, а он уже держится за
голову — болит. Так успел нанервничаться.
Чем больше присматривался Павел к Гвоздеву, тем больше он ему правился. Голоса не повышает,
смотрит не на собеседника, а немного вдаль, не торопится; мало обращает внимания на то, кто перед ним; дела
своего не бросит ни для какого начальства и — хочешь не хочешь, — а раз приехал сюда, то попадешь в ритм
жизни его, а не свой, привезенный из города.
Вот он в правлении колхоза звонит в Сердоболь — о премиях дояркам, — покрутит ручку, послушает:
занято, и отойдет без тени раздражения шагом упругим, бесшумным, хотя и тяжеловесным. Посмотрит в окно,
посидит за столом, подпишет бумажку, поданную счетоводом. Войдут колхозники, один, другой. Со стороны
посмотришь — так зашли, без дела.
— Фонарей бы, Иван Александрович, в свинарник, — скажет один, не от порога, а погодя.
Гвоздев ответит тоже не сразу или по крайней мере без спешки:
— Вчера договорился. Два оставляем в сельпо, продавщица просила, а двадцать два забираем.
В трубку он терпеливо объясняет:
— Что же вы хотите, на триста рублей карандашей купить, что ли? Кому нужны подарки такие? Вот
Усаева просила швейную машинку ручную. Да они заработали по три такие премии! Уж если поощрять, так
чтоб было не стыдно. Нет, я только по этому вопросу и звоню.
Мельница, которую он тоже вызывал, не ответила.
— Не забудь, — только и сказал счетоводу, уходя.
Снова сел за руль своего “ГАЗ-69”, повел по колеям, про которые райкомовский шофер говорил: встанет
человек — и по плечи. И ничего: мягко ведет по этим колеям, почти не трясет. Встретил агрономшу,
притормозил.
— Не хотят трактористы переходить с льнотеребилки на картофелекомбайн, — пожаловалась она. — Так
и говорят: не уйдем.
Гвоздев не отозвался. Заговорили про другое: стадо гонят в Сердоболь в “Заготскот”, так Иван Андреевич
просит еще одного человека в погонщики.
— Да нет, и двое доведут, — говорит Гвоздев, поглядывая на небо.
Подходит животновод Иван Андреевич. Это любопытная фигура — Павел слышал о нем уже раньше.
Молодой человек, невысокий, светловолосый, в ловко и даже щеголевато подогнанном офицерском
обмундировании. В колхозе работает недавно, с августа. До этого учился в Москве, в военной академии, но их
курс расформировался. Сначала он наезжал к Гвоздеву просто так, из интереса, а потом застрял. Райком уже
поглядывал на него как на будущего выдвиженца, на “свой кадр”. Но ни Гвоздев, ни Иван Андреевич не
торопятся. Молодой офицер понял, что земляную академию лучше всего проходить у Гвоздева, а не скакать
через курсы, как через ступени.
— Одна буренка все норовит в сторону, — говорит он сейчас Гвоздеву.
— Это только по деревне, а потом смирно пойдет — куда денется?
— Неспокойная очень, всех, боюсь, переполошит.
— Переведут через переезд, утихнет.
Павел не заметил даже, как кончился спор, если это был спор. Они тронулись дальше.
— Трактора бы нам, — сказал вдруг Гвоздев, — чтоб не кланяться ни МТС, никому. Доверия, что ли, до
сих пор крестьянину, колхозам нету? Не пойму.
На строящейся конюшне густо лежала щепа. По потолочному настилу топали сапоги строителей. Маляр
красил рамы модной здесь красно-бурой, “печеночной” краской.
— Ничего не надо? — спрашивает Гвоздев, задирая голову.
— Ничего пока, Иван Александрович, — отвечают ему с потолка.
— Гвоздей хватает?
— Гвоздей, пожалуй, надо.
— Семидесятимиллиметровых?
— Семидесяток.
— Килограмм?
— Килограммчик.
Дальше они приостановились в зарослях мелкого, но густого лозняка с одиночными березками. На
мокрой дороге валялась зелено-голубая ленточка неба. Гвоздев с досадой поглядел на путаницу голых ветвей.
— А ведь эта земля тоже числится в севообороте. Своими силами мы ее выкорчевать не можем. Даже
если пройдет кусторез, кто подбирать за ним станет? Людей мало, они на другое нужны.
Заговорили о севооборотах.
— Да нет их у нас и не заведем никак. А доход от льна временный, ведь сейчас государство платит
повышенную цену. Он нам и нужен, чтоб подняться. Пришел я в колхоз, доход был минус шестьдесят пять
тысяч, нищета. А вот теперь закончим животноводческие постройки и наляжем на животноводство. Свиньи
убыточны? Это если фураж покупной. А если все свое, то ничего убыточного в колхозе быть не может. Главное
— получать устойчивые урожаи. Ну, мы теперь начали подсевать клевера, понемногу выровняем землю —
перейдем на твердый севооборот. Конечно, еще продолжают планы навязывать сверху. У нас яровая не идет,
взяли и засеяли озимой. Опять это вызвало неудовольствие.
— Но вы твердолобый?
Он слегка дернул ртом, что было красноречивее всякого ответа.
Павел и Гвоздев шли теперь по полю только что вытеребленного льна. Он лежал ровными дорожками, и