Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
Великий Голод, Страшная Война, Квартальная Бойня, Обреченная Победа. Названия путаются в моей голове, а я все еще гляжу в пустоту перед собой. Такое ощущение, что я вот-вот рухну на землю. И на секунду, я задумываюсь о том, чтобы отвлечь внимание, чтобы дать возможность детям сбежать, своим театральным падением, но слишком быстро понимаю всю абсурдность идеи. Фликермен оглядывается на нас и в его широко раскрытых, желтеющих глазах я замечаю пустынное выражение скорби. Капитолиец, за все свое служение Сноу поплатился сполна – он стал частью будущей казни. В глазах ведущего блестят слезы,
Пит сжимает мою ладошку. Он смотрит на меня и улыбается во все тридцать два выбеленных зуба. Я с ужасом уставляюсь на него – чему он так рад? Но потом, замечая на широких экранах свое испуганное, бледное и почти безжизненное лицо понимаю, чего он добивается.
К несчастью, «одарить» присутствующих блаженной улыбкой у меня не выходит. Я лишь слегка приподнимаю уголки губ и стараюсь стереть с лица одичалое выражение, полное ненависти. Понемногу тело расслабляется и я уже могу перевести взгляд в центр площади. Там, где среди бушующей толпы, виднеются белые, накрахмаленные воротнички; где бьется полсотни испуганных сердец; где нет и следа от их прежних искренних улыбок.
Мои дети.
Дети. Разве я хотела детей? Разве не боялась за жизнь своего будущего чада и избегала любого контакта с детьми, после смерти Прим? Неожиданно, как будто ослепительной вспышкой, в память приходит воспоминание о пробившемся сквозь пелену сизых туч, лучика солнца. Он ласково скользнул по моей щеке и прикоснулся к моей ладошке, что покоилась в руке Пита. Я знаю, что это была Прим. Знаю, что в последний момент она хотела сказать, что так или иначе, я сделала абсолютно все, что от меня зависело. Но я не хочу знать, что сестренка сдалась. Не хочу знать, что сдался Пит. Джо или Энобария. Сдался Бити или Хеймитч. Ведь я не сдавалась даже тогда, когда надежда, казалось бы, умирала у меня на глазах.
– По традиции – девушки вперед.
Фликермен со звенящим стуком, передает микрофон в руки помощницы, а сам направляется к прозрачному, поблескивающему шару. Он грузно ступает по настилу сцены. Я слышу каждый его шаг – грубым шумом они раздаются у меня в голове.
Я хочу отвернутся и увлечь за собой Пита. Но вместо этого вскидываю голову вверх, где быстрым роем пчел, уплывают перистые облака. Белые и пушистые, сменяются свинцовыми, практически черными грозовыми облаками. Я жду, что из-за них выглянет солнце – ведь так обычно случалось. Я отчаивалась, не верила в то, что может быть что-то за гранью той непроходимой ситуации, в которую я попадала. И именно в последний момент приходило мое спасение – быстрое решение, поддержка, взявшаяся из неоткуда. Но ее не было. Фликермен уже водрузил шар в свои руки.
Первой к кому он протянул шар, была Джо. Я молюсь о том, чтобы у нее не случилось нервозного приступа, и она бы не отбросила несчастного телеведущего к краю сцены. Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, точно так же, как и она на меня. Рука Джоанны проникает вглубь стеклянного шара, но она все еще глядит на меня. Улыбка сама спадает с моего лица, когда она разворачивает четырехгранный конверт.
Теперь уже улыбается она. Её губы дрожат, а лицо становится цвета мелованной бумаги. Эта истерическая гримаса не сходит с
– Камилла Уэрвуд.
На глаза наворачиваются слезы. Это та самая рыжеволосая девчушка с веснушчатым лицом и бесконечно добрыми, изумрудными глазами. Сердце ухает к пяткам, я по-прежнему стою на месте, стараясь не кинуться к ней на встречу. Толпа расступается и вперед выходит девочка в белом платьице. Ее волосы перевязаны небесной лентой и она… улыбается. Искренне, как прежде. Плакаты, что возвышались над толпой, медленно опускаются вниз – люди не желают видеть смерть этой малышки. И осознание того, что они натворили на самом деле приходит к ним слишком запоздало.
Первое имя вспыхивает на Турнирной таблице.
Джоанна помогает малышке взобраться на сцену и целует ее веснушчатый лоб, что-то шепчет ей на ухо.
Поднимаясь с колен, она медленно изрекает:
– Нет той кары, которую бы я хотела обрушить на вас.
Без микрофона ее слова услышал лишь первые ряды и остальные менторы. Но было в них столько боли и ненависти, что по телу моему побежали мурашки – я гордилась ей, так же, как гордилась Испуганной, но улыбающейся Камиллой, что стала к краю сцены.
Ментор за ментором они называют имена будущих трибутов.
Все происходит словно в замедленной съемке. Бити комкает листок и нервозно изрекает имя мальчика, которого я часто замечала рядом с ним. Того мальчонки, что в день, когда мы все поедали солнечные пирожные, помогал Питу расправиться с тяжелыми пакетами. Толпа вновь молчит. Мне кажется, я даже слышу всхлипы – да только это запоздало. Это еще один удар ниже пояса. Будто с каждым новым именем в меня вонзается стрела, и я непроизвольно сжимаюсь.
Девушка из отряда профи. Энобария встречает ее холодным кивком. Боль сковывает тело, и я вновь забываю дышать.
Один из братьев, который попал в ту же группу. Пит пожимает его дрожащую руку. Но я-то помню, как мастерски он управлялся с копьем и считался одним из фаворитов в стрельбе из лука.
Я все еще смотрю в пустоту, когда в ушах раздаются имена тех, кого я знала или замечала в Тренировочном Центре. Вновь и вновь меня пронзают стрелы отчаянья. Гейл по-прежнему бездействует. Хорн произносит имя высокой и статной девушки, что умело владела топором и была лучшей в отряде Джоанны. Еще одна профи.
В глазах нет отчаянья и испуга. Только стальная самоуверенность. Только ненависть. Я обращаю свой взгляд к Камилле, но едва не разрождаюсь истерикой, она крепко сжимает ладонь Майка. На экранах пропадает стальной взгляд фаворита из бокса Джоанны, все взгляды и камеры прикованы к их сплетенным пальцам. И неожиданно на заднем фоне я замечаю нас с Питом. Мы словно отражение этих маленьких трибутов. Наши пальцы. На обескровленные лица. И единый страх…
Когда очередь доходит до меня, Фликермен едва держится на ногах. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами и замечаю лишь испуганное выражение его лица. Двенадцать менторов – двадцать четыре имени трибутов. Мне придется сделать это дважды. Я смотрю остекленелым взглядом куда-то сквозь блестящую поверхность шара. Рука касается поверхности листков, и я словно обжигаюсь ими.