Голубой Лабиринт

Престон Дуглас

Теперь Пендергаст посмотрел севернее, следуя за пробитой дорогой, которая вела к шахте «Золотой паук». Плохо замаскированные следы шин, которые он отметил накануне исчезли, не оставив и следа, виднелась только явно ненарушенная корка соли.

Он прошел по противоположной стороне предгорья и приблизился к курорту, также как он сделал прошлой ночью. Когда он шел, его туфли поднимали столбы соленой пыли. И пока не было никаких следов его прогулки с предыдущего вечера – ступеньки, ведущие к веранде, и сама веранда, казалось, пролежали нетронутыми на протяжении десятилетий.

Он

повернул от Солтон Фонтенбло и прошел полмили севернее к главному входу шахты «Золотой паук». Ее древняя дверь была наполовину зарыта в намытую соль. Миниатюрные соляные дюны, образованные пылевыми смерчами, были разбросаны вдоль пробитой подъездной дороги. В то время как он появился из-за хребта: соляная корка, казалась нетронутой.

Пендергаст тщательно обследовал вход с разных углов, пройдя сначала здесь, потом там, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть оценивающим взглядом. И тогда он опустился на колени и очень внимательно осмотрел корку под ногами, вынув крошечный венчик из кармана его пиджака и очищая поверхность – нежно, мягко – постепенно обнажая светлую соль внизу. И теперь он, наконец, увидел слабые следы активности, так умело стертые, что не было никакой возможности расшифровать или собрать какую-либо информацию с них. Он долго их разглядывал, поражаясь такой очевидной попытке сокрытия отпечатков, прежде чем снова встать.

Ветер плакал и стонал, шевеля его волосы и теребя лацканы пиджака. На короткие мгновения сухой воздух был тронут приятным ароматом лилий.

Отвернувшись от шахты, Пендергаст продолжил свой путь на север, пройдя две мили до окраины города-призрака Солтон Палмз. Он выглядел так же, как это было накануне: разбитые фонари, разрушенные дома, зияющие провалами окон, ржавые поилки для птиц, пустые бассейны. Но слепленной лачуги с рубероидом крышей, что стояла на южной окраине города, не было.

Пендергаст подошел к тому месту, где она была – там, как раз накануне, он постучал в примитивную дверь и разговаривал с Кьюитом. Теперь там не было ничего, кроме грязи и пятен высушенной травы.

Как будто все – отель, шахта – были здесь непосещаемыми и нетронутыми, в течение многих лет. Как если бы старик и его никчемные вещи никогда не существовали.

Казалось, что это все было сном.

На мгновение Пендергаст покачнулся, пустяковая неустойчивость из-за беспокойных и резких порывов ветра по его ногам. Затем он повернул на юг и начал спускаться вниз через соль, пыль и песок к его арендованной машине.

26

– Да, - сказал младший куратор.
– Конечно, я помню его. Он работал с Марсала, может быть, два месяца назад. Он и Марсала казались приятелями, что было довольно необычно.

– Тот парень на экране похож на него?
– спросил Бономо.

– Почти в точности. Кроме...
– куратор присмотрелся к экрану ноутбука. – Мне кажется, что его лоб был немного шире. Шире висков, пожалуй.

Бономо совершил волшебство с его программой проектирования личности. – Вот так?

– Еще немного шире, - сказал куратор, с возросшей убежденностью в голосе.
– И выше.

Еще больше магии.
–

Так?

– Да. Это идеально.

– Идеально? На самом деле?

– Абсолютно.

– Мы стараемся угодить!
– сказал Бономо и взревел своим фирменным смехом.

Д'Агоста смотрел на этот обмен с забавой. Они проводили опрос отдела остеологии, говоря со всеми, кто вспомнил, что видел этого «ученого», помогавшего Марсала. Это позволило Бономо подправить портрет, созданный накануне, добиваясь еще большего совпадения. Д'Агоста почувствовал себя достаточно оптимистично, чтобы снова начать программный обзор записей с камер видеонаблюдения, с портретом в руке. Его интересовали две даты, в частности день, когда Марсала умер, и день, когда он расписался за образец для посетителя.

Д'Агоста вычеркнул имя младшего куратора на своем листе, и они продолжили дальше по списку. Споттинг была следующим работником остеологии, которая видела фальшивого ученого, Д'Агоста познакомил ее с Бономо, и смотрел, как техник полиции показал ей портрет и попросил поделиться своим мнением. Бономо прорубил довольно широкую просеку в пыльном и тихом музее, громко разговаривая, шутя, делая всезнайкам замечания и хохоча во весь возможный объем его легких. Это приносило Д'Агосте тайную радость, особенно когда Фрисби несколько раз высовывал голову из своего кабинета и хмурился. Он ничего не говорил – что он мог сказать? Это было дело полиции.

Уголком глаза Д'Агоста заметил Марго Грин. Она шла по коридору от главного входа отдела остеологии. Их глаза встретились, и она махнула рукой в сторону соседнего хранилища.

– Что случилось? – спросил Д'Агоста, последовав за ней внутрь и закрывая за собой дверь.
– Готовы рассмотреть те дополнительные образцы?

– Уже сделано. Готтентот так и не был найден. Отсутствующая трубчатая кость не нашлась ни в одном из близлежащих лотков. Но я сделала дальнейший анализ женского скелета, как и обещала. Я хотела бы дать вам новую информацию.

– Валяйте.

Для Д'Агосты, Марго, казалась, немного запыхавшейся.
– Я могу подтвердить большинство моих первоначальных выводов о костях. Дальнейшее изучение, в частности, соотношение изотопов кислорода и углерода, присутствующих в скелете, указывает, что рацион и географическое местоположение соответствуют женщине, жившей в конце девятнадцатого века, возрастом примерно шестьдесят лет, проживающей в городской американской среде, возможно, Нью-Йорке или окрестностях.

Из-за пределов коридора пришел еще один взрыв смеха от Бономо, такой, что почти затряслись стены.

– Еще немного громче, - сказала Марго, - и ваш друг там, мог бы обскакать Джимми Дюранте.

– Он немного несносный, но он лучший в своем деле. Кроме того, забавно наблюдать за Фрисби, который нервничает по пустякам.

При упоминании имени Фрисби, лицо Марго помрачнело.

– Как вы справляетесь? – спросил Д'Агоста.
– Я имею в виду, находитеся здесь вот так. Я знаю, что это для вас нелегко.

– Я поступаю правильно.

– Фрисби усложняет вам жизнь?

– Я справляюсь.