Голый конунг. Норманнизм как диагноз
Шрифт:
Так что, дорогие соотечественники, своего рода рефрен наших сказок «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет» надо теперь понимать как «Здесь германский (древнескандинавский, среднешведский) дух, здесь Германией (Древней Скандинавией, Средней Швецией) пахнет». И пахнет после прочтения «норманнистско-шведской» редакции ПВЛ очень и очень сильно.
И последнее по поводу отрицания Клейном норманнизма. Осенью 2010 г. его ученик С.В. Белецкий огласил Интернет, хотя к этому его никто не неволил (видимо, чувства тогда его переполнили), что мы «неизлечимо больны норманизмом» [340] . Но раз так болен ученик, то этой болезнью, понятно, он обязан только своему учителю. Как и другие ученики Клейна, распространившие эту болезнь, принявшую характер эпидемии, на всю науку. Хотя для такой болезни нет никаких оснований, она своего рода «фантомная». И когда это поймут, внимательно ознакомившись со всеми источниками, то болезнь и ее симптомы сразу же исчезнут (причем спокойно может выздороветь даже «неизлечимо больной», но при условии, конечно, что
340
http://durnowo.livejournal.com/112381.html
Пустомеля Петрей – прародитель норманнизма, или Шведский взгляд на русскую историю
Так называемая норманнская теория была создана в Швеции в 1614–1615 гг. и представляет собой шведский взгляд на русскую историю, который со временем начнут величать, для придания видимости науки, «теорией». Его «родителем» был вышеупомянутый швед П. Петрей. Не отыскав, как он сам признает, «что за народ были варяги», этот сочинитель высказал, в силу непомерно разыгравшихся во время Смуты внешнеполитических аппетитов Швеции, шведский взгляд на русскую историю, стараясь подкрепить эти аппетиты, нацеленные на северо-западные земли России, апелляцией к истории: «От того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции…» [341] .
341
Petrejus P. Regni muschovitici sciographia. S. 2–6; idem. Historien und Bericht… S. 139–144; Петрей П. Указ. соч. С. 90–92.
На этих словах, по характеристике немецкого историка Г. Эверса, «простодушного пустомели Петрея» [342] , и держится до сих пор норманнизм, вызванный к жизни, как на это показывает, начиная с 1993–1994 гг., автор настоящих строк, настойчивыми попытками Швеции навязать России в качестве претендента на ее престол брата шведского короля Карла-Филиппа, что могло помочь шведам удержать за собой захваченные русские территории, и затем «обоснованный» в 1639–1734 гг. шведами Р. Штраухом, Ю. Видекиндом, Э. Рунштейном, О. Верелием, О. Рудбеком, А. Моллером, А. Скариным и другими, т. е. задолго немца до Г.З. Байера, и чьи «аргументы» затем приписали как ему, так и Ю. Тунману, А.Л. Шлецеру, А.А. Кунику [343] .
342
Ewers J.P.G. Op. cit. S. 53, anm. 2.
343
См. об этом подробнее: Фомин В.В. Норманизм и его истоки // Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас, 1994. С. 18–30; его же. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века // Сб. РИО. Т. 4 (152). От Тмутороканя до Тамани. М., 2002. С. 305–324; его же. Варяги и варяжская русь. С. 8—57; его же. Начальная история Руси. С. 9—22.
В 1997 г. С.Ю. Шокарев отметил, что Петрей, выступая «прежде всего как апологет шведской интервенции», относит Рюрика с братьями к шведам, «стремясь обосновать права герцога Карла-Филиппа на русский трон» [344] . В 2000 г. немецкий историк Б. Шольц, в поле зрения которой также попал Петрей, констатировала, что он пытался доказать шведское происхождение варягов, «чтобы затем вывести из этого право шведов вмешиваться в русскую политику и исторически оправдать вступление иноземных правителей на царский престол», что в следующей за ним шведской историографии добайеровского периода сильно «выражены политические тенденции» («русским отказывалось в способности создать собственное государство и управлять им, и тем самым исторически оправдывается чужеземное господство») и что после поражения Швеции в Северной войне «шведские авторы с помощью исторических аргументов стремились узаконить претензии на господство, которое уже нельзя было осуществить силовыми методами» [345] .
344
Шокарев С.Ю. Сочинения И. Массы и П. Петрея о Смутном времени // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 471.
345
Шольц Б. Немецко-российская полемика по «варяжскому вопросу» в Петербургской академии // Русские и немцы в XVIII веке: встреча культур. М., 2000. С. 109–112.
И шведский взгляд на русскую историю, как взгляд искусственно созданный, не имеет, разумеется, доказательной базы, ибо основан, по точному замечанию С.А. Гедеонова, «не на фактах, а на подобозвучиях и недоразумениях» [346] , т. е. не на чем (но пустота-темнота обычно порождает фантасмагории). Потому он и не может быть подкреплен ни одним источником, ибо нигде в них не найти,
346
Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 57.
О том нет даже намека прежде всего в самом главном источнике по нашей истории IX–XI вв., в которой активно действуют варяги-князья, варяги-дружинники, варяги-послы, варяги-купцы, – в ПВЛ. И на этот отрицательный для норманнизма факт указывают не только русские «ультра-патриоты» вроде Фомина, но и такие же, выходит, «ультра-патриоты», но только немецкой выпечки, да еще самые ярые норманнисты – А.Л. Шлецер и А.А. Куник, которые в отличие от сегодняшних норманнистов летопись все же знали и, что немаловажно, понимали.
Так, первый в 1768 г. отмечал, что «Нестор четко отличает русских от шведов» и что утверждение в обратном «надобно доказать» (русь тогда он помещал на юге Восточной Европы). Слова, что «Нестор ясно отличает русских от шведов», Шлецер произнес и в начале XIX в. в своем «Несторе», но теперь, чтобы уже как-то привести летопись в соответствие с норманнской теорией, под полнейшее влияние которой он попал под воздействием шведа Ю. Тунмана, принимает «изобретенный» последним в 1774 г. особый «вид» скандинавов – русов, родиной которых якобы была Швеция.
Второй в 1875 г. признал (тем самым прямо говоря единомышленникам о всей напрасности их труда), что «одними ссылками на почтенного Нестора теперь ничего не поделаешь». Добавив к сему в 1877–1878 гг., что «было бы благоразумнее Киевскую летопись совершенно устранить и воспроизвести историю русского государства в течение первого столетия его существования исключительно на основании одних иностранных источников». Куник предлагал устранить ПВЛ потому (а норманнисты очень любят неудобные для себя тексты устранять или на свой лад переделывать), что антинорманнисты, как он правильно заметил, «в полном праве требовать отчета, почему в этнографическо-историческом введении к русской летописи заморские предки призванных руссов названы отдельно от шведов» [347] .
347
Schl"ozer A.L. Op. cit. S. 83, 86–89; Шлецер А.Л. Указ. соч. Ч. I. С. 316–317, 330, 421; Дополнения А.А. Куника. С. 452, 457, 460; Куник А.А. Известия ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. Ч. 2. СПб., 1903. С. Х, 04, 016, 018, 032–033, 039.
К этим заключениям можно добавить мнения немца И.С. Фатера, считавшего русь черноморскими готами и подчеркивавшего в 1821–1823 гг.: Нестор «сказал весьма ясно, что сии варяги зовутся русью, как другие шведами, англянами: следственно, русь у него отнюдь не шведы», и норманниста М.П. Погодина, констатировавшего в 1825 и 1846 г., что, согласно Нестору, руссы – это племя особенное, как шведы, англичане, готландцы и прочие, и что он в одно время различает «именно русов и шведов». С приведенными суждениями абсолютно согласуется вывод, который обосновал в 1860—1870-х гг. антинорманнист С.А. Гедеонов: ПВЛ «всегда останется, наравне с остальными памятниками древнерусской письменности, живым протестом народного русского духа против систематического онемечения Руси» [348] .
348
Фатер И.С. О происхождении русского языка и о бывших с ним переменах // Вестник Европы (ВЕ). М., 1823. № 5. С. 45; Погодин М.П. О происхождении Руси. М., 1825. С. 110–115; его же. Исследования… Т. 2. С. 142–146; Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 58.
Однако иностранные источники, на которые последнюю надежду возлагал Куник и которые сегодня норманнисты превратили в приоритетные по начальной истории Руси, отводя ПВЛ лишь роль иллюстрации к ним, при их внимательном прочтении, как того и требует историческая критика, не содержат ничего утешительного для адептов шведского взгляда на русскую историю (о том я подробно говорю в «Начальной истории Руси» [349] ).
Так, в наиглавнейшем сокровище норманнистов – Бертинских аналлах, введенных в научный оборот Г.З. Байером, речь идет под 839 г. о представителях народа «Рос (Rhos)», которые на деле оказались «свеонами (Sueones)». Но свеоны – это не шведы, как уверяют норманнисты (видимо, это заблуждение покоится на повествовании хрониста XI в. Адама Бременского, называвшего шведов свеонами, а их страну – Свеонией [350] ). И их ошибка особенно видна в свете показаний Тацита, который, поселяя свионов «среди Океана», т. е. на одном из островов Балтийского моря, резко отделяет их от свебов-шведов, живших тогда на северо-востоке Германии и переселившихся на Скандинавский полуостров в VI в., в эпоху Великого переселения народов, дав название Швеции.
349
Фомин В.В. Начальная история Руси. С. 62–73.
350
Швеция и шведы в средневековых источниках. М., 2007. С. 88, 121.