Город
Шрифт:
42
Последняя армия петрасси расположилась южнее Города, в предгорьях величественного хребта под названием Стена Богов. Если бы военачальники надумали скрыть двадцатитысячное воинство от постороннего глаза, они бы вполне в том преуспели, ибо после полугода на одном месте, да большей частью под проливными дождями, армейская стоянка практически слилась с окружающей местностью. Серо-бурые точки людей, палаток, лошадей и припасов почти невозможно вычленить среди земляных осыпей, скал и кустарника. Некогда здешние холмы стояли роскошно одетые дубравами и буковыми рощами, но вечный голод Города давно уничтожил весь лес, оставив где почти непроходимые заросли кустов и подлеска, где голые камни. Малиновый орел, беспечно паривший среди дождевых туч, мог бы и не заметить войско, разбившее лагерь на склонах. Другое дело, он наверняка услышал бы шум, производимый двадцатитысячным скопищем, даже в ночи.
И конечно, орел наверняка уловил бы запахи. Между передовыми порядками окопавшейся армии и южными равнинами Города валялись тысячи истлевающих тел – немые и страшные свидетельства усилий Города, стремившегося отвоевать у петрасси жизненно важные территории. Однако захватчики, невзирая на тяжкие потери, с угрюмым упорством отстаивали занятое. Так что армии Города, выдохшиеся и отчаявшиеся, были вынуждены отойти назад, под прикрытие каменных стен.
Время близилось к полудню. Утро занялось, по обыкновению, хмурое и дождливое. В срединной части лагеря в палате сидел человек и писал при свете фонаря. Хейден Ткач, предводитель последней великой армии, противостоявшей Городу, ежедневно сочинял письма жене. Порой – совсем короткие, торопливые; простые записки, долженствовавшие лишь показать, что он еще жив. Но зачастую, вот как сегодня, он использовал выдавшееся время, чтобы поведать милой Анне о событиях предыдущего дня, о сплетнях среди молодых военачальников и даже о развертывании войск; он особо заботился о том, чтобы письмо, написанное сегодня, не отправлялось раньше завтрашнего утра. Еще не хватало, чтобы жене сообщили о его гибели, а следом прибыло жизнерадостное послание, отосланное накануне!
На лист толстой писчей бумаги шлепнулась крупная капля, и Хейден выругался. Снял очки, посмотрел вверх и выругался снова. Материал, из которого был сделан шатер, оказался до того крепким, что наверху благополучно собралось целое озерко дождевой воды, а матерчатый потолок провис самым угрожающим образом. Полководец встал, взял свой меч, убранный в ножны и пристегнутый к поясу, и подпер рукоятью ткань потолка, чтобы разогнать воду. Снаружи тотчас послышались возмущенные голоса, ругань… Хейден улыбнулся, настроение сразу улучшилось. Вновь сев к столу, он поставил подпись, привычно увенчал ее росчерком и поднес письмо к теплу фонаря – просушить.
Шевельнулся входной клапан шатра. Широко улыбаясь, вошел брат полководца.
– Молодец, – похвалил Мэйсон. – Ты насквозь промочил Пьетера Арендта с подручными.
Они улыбнулись. Две семьи связывала долгая история, полная соперничества.
– Многовато у него развелось подручных, – сказал Хейден.
Мэйсон закашлялся.
– Тут, внутри, воздух дурной, – пожаловался он. – Светильник коптит.
Хейден только буркнул в ответ. Мэйсон подошел к столику в стороне и налил вина. Отпил хороший глоток, чтобы промочить горло, сел на складной матерчатый стул, поудобнее вытянул ноги и стал смотреть, как его брат сворачивает и запечатывает письмо.
Дождавшись, чтобы Джил Райядо уехал с Феллом и прочими из Старой Горы, Мэйсон Ткач собрал свои небогатые пожитки, сел в седло и в одиночку направился на юго-запад. Он ехал ночами, пробираясь через занятые противником земли, пока не достиг Одризийского гарнизона возле горы Гаргарон. Там он провел два нескончаемых дня, попросту убивая время, пока местный военачальник не подтвердил его личность и с благопожеланиями не отправил дальше, в Петрасскую армию, окопавшуюся в десяти лигах к югу.
И вот наконец наступил день, с которым у них были связаны столь обширные планы. Взрывчатка лежала наготове. Все распоряжения были отданы. Теперь оставалось ждать.
Мэйсон поудобнее устроился на стуле. Он ждал добрых сорок лет – еще несколько часов погоды не сделают.
Его брат положил письмо на стол, любовно погладил. Потом поднял глаза на Мэйсона. Двое мужчин не были отмечены сходством. Хейден, старший, был рослым, сутулым, с повадками ученого книжника. Бывалым воякой выглядел как раз Мэйсон – коренастый, мощный в плечах. Хотя солдатом он не был уже очень давно.
– Значит, у тебя совсем нет сомнений, – сказал Хейден, и это не было вопросом.
– Зато у тебя – сплошные.
– Я их высказываю только тебе и с глазу на глаз, а не при людях.
Мэйсон кивнул.
В палатку вошел солдат и отряхнулся, точно мокрая собака. Хейден, которого обдало каплями, нахмурил брови.
– Прости, господин, – сказал помощник. Впрочем, он вовсе не выглядел виноватым. Может, он как раз стоял снаружи и угодил под тот поток. – С севера человек прискакал.
– Веди его сюда.
Помощник кивнул и ушел обратно под дождь.
– Я все-таки думаю, – проговорил Хейден так, словно и не было перерыва в разговоре, – что Марцелл, став императором, почти наверняка запросит мира. Так утверждает множество источников, включая и архивестницу.
– Почти наверняка, – повторил Мэйсон. – Сколько тысяч жизней зависит от этого «почти»? А ведь речь идет о наших народах. Слишком поздно, братец. Уже разрушены города, царства и народы стерты с лица земли. Выкошены целые поколения. Народ петрасси на грани уничтожения. Наши друзья-одризийцы мрут как мухи, их женщины скрываются по чужим землям. Помнишь, я ведь жил во дворце Льва? В живых осталось не более двух сотен туоми…
Его голос охрип от нахлынувшего чувства. Некоторое время он молчал. Потом уже спокойнее напомнил брату:
– Я знаю Марцелла. И не думаю, что готов согласиться с такой оценкой его как человека.
Хейден нахмурился и прижал палец к губам. Мэйсон умолк. Снаружи стояла напряженная тишина: солдаты прислушивались к их разговору. Потом за матерчатыми стенами произошло движение, раздались голоса. Откинулся входной клапан, появился помощник. Он привел с собой парня в кожаном костюме для верховой езды и в непромокаемом плаще с капюшоном. Даже скорее мальчишку – худенький, бледный, соломенные волосы прилипли к голове. Дождевая вода стекала с него ручьями. Он с сожалением посмотрел на дощатый пол, где уже образовалась лужа.
– Ну и?.. – спросил Хейден.
– Это Адельм, господин, – представил помощник. – Одризийский конный разведчик. Я ручаюсь, он тот, за кого себя выдает.
– Что скажешь, Адельм?
– Прозвучали тревожные гонги, господин, – ответил всадник, по-прежнему глядя в пол. – В Алом дворце.
– Давно ли?
Разведчика этот вопрос явно поставил в тупик. Хейден невольно спросил себя: и это, небось, лучшее, что осталось у одризийцев?
– Ну… Прежде, чем я выехал, господин.
– Ты выехал сразу? – Хейден подавил раздражение.